Главная > Детская комната > Какие новые понятия открывает произведение бесприданница. История создания пьесы бесприданница островского

Какие новые понятия открывает произведение бесприданница. История создания пьесы бесприданница островского

«Бесприда́нница» - пьеса Александра Николаевича Островского . Работа над ней продолжалась в течение четырёх лет - с 1874 по 1878 год. Премьерные спектакли по «Бесприданнице» состоялись осенью 1878 года и вызвали протест у зрителей и театральных критиков. Успех пришёл к произведению уже после смерти автора.

Пьеса впервые опубликована в журнале «Отечественные записки » (1879, № 1).

Энциклопедичный YouTube

1 / 5

✪ БЕСПРИДАННИЦА. Александр Островский

✪ А.Н. Островский «Бесприданница». Видеоурок по литературе 10 класс

✪ ЗА 5 МИН: Бесприданница Островский А.Н. / КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ И ВСЯ СУТЬ

✪ 2000288 Chast 1 Аудиокнига. Островский Александр Николаевич. "Бесприданница"

✪ Что будет, если БРАК НЕРАВНЫЙ // БЕСПРИДАННИЦА и завидный жених

Субтитры

История создания

В 1870-х годах Александр Островский занимал должность почётного мирового судьи в Кинешемском уезде. Участие в процессах и знакомство с криминальной хроникой давали ему возможность находить новые темы для своих произведений. Исследователи предполагают, что сюжет «Бесприданницы» был подсказан драматургу самой жизнью: одним из громких дел, всколыхнувшим весь уезд, стало убийство местным жителем Иваном Коноваловым своей молодой жены .

Приступая в ноябре 1874 года к новому сочинению, драматург сделал пометку: «Опус 40» . Работа, вопреки ожиданиям, шла медленно; параллельно с «Бесприданницей» Островский написал и издал ещё несколько произведений. Наконец, осенью 1878 года пьеса была закончена. В те дни драматург сообщил одному из знакомых актёров :

Пьесу свою я уже читал в Москве пять раз, в числе слушателей были лица и враждебно расположенные ко мне, и все единогласно признали «Бесприданницу» лучшим из всех моих произведений.

Дальнейшие события также свидетельствовали о том, что новая пьеса была обречена на успех: она легко прошла цензуру, журнал «Отечественные записки» начал готовить произведение к публикации, труппы сначала Малого , а затем и Александринского театра приступили к репетициям. Однако премьерные спектакли в Москве и Петербурге завершились провалами; отзывы критиков изобиловали резкими оценками . Лишь через десять лет после смерти автора, во второй половине 1890-х годов, к «Бесприданнице» пришло признание зрителей; оно было связано прежде всего с именем актрисы Веры Комиссаржевской .

Действующие лица

Харита Игнатьевна Огудалова - вдова средних лет, мать Ларисы Дмитриевны.
Лариса Дмитриевна Огудалова - молодая девушка, окружённая поклонниками, но не имеющая приданого.
Мокий Парменыч Кнуров - крупный делец, пожилой человек, с громадным состоянием.
Василий Данилыч Вожеватов - молодой человек, знающий Ларису с детства; один из представителей богатой торговой фирмы.
Юлий Капитоныч Карандышев - небогатый чиновник.
Сергей Сергеич Паратов - блестящий барин, из судохозяев, лет за 30.
Робинзон - провинциальный актёр Аркадий Счастливцев.
Гаврило - клубный буфетчик и содержатель кофейни на бульваре.
Иван - слуга в кофейне.

Сюжет

Действие первое

Действие происходит на площадке перед кофейней, расположенной на берегу Волги . Здесь беседуют местные купцы Кнуров и Вожеватов. В ходе разговора выясняется, что в город возвращается судовладелец Паратов. Год назад Сергей Сергеевич спешно покинул Бряхимов; отъезд был настолько стремительным, что барин не успел попрощаться с Ларисой Дмитриевной Огудаловой. Та, будучи девушкой «чувствительной», бросилась даже догонять любимого; её вернули со второй станции.

По словам Вожеватова, знающего Ларису с детских лет, главная её беда - отсутствие приданого . Харита Игнатьевна, мать девушки, стремясь найти для дочери подходящего жениха, держит дом открытым. Однако после отъезда Паратова претенденты на роль Ларисиного мужа попадались незавидные: старик с подагрой , вечно нетрезвый управляющий какого-то князя и кассир-мошенник, которого арестовали прямо в доме Огудаловых. После скандала Лариса Дмитриевна объявила матери, что выйдет замуж за первого встречного. Им оказался небогатый чиновник Карандышев. Слушая рассказ коллеги, Кнуров замечает, что эта женщина создана для роскоши; она, подобно дорогому бриллианту, нуждается в «дорогой оправе».

Вскоре на площадке появляются мать и дочь Огудаловы, сопровождаемые Карандышевым. Жених Ларисы Дмитриевны приглашает посетителей кофейни к себе на званый обед. Харита Игнатьевна, видя презрительное недоумение Кнурова, поясняет, что «это всё равно, что у нас - обед для Ларисы». После ухода купцов Юлий Капитонович устраивает невесте сцену ревности; на его вопрос, чем же всё-таки хорош Паратов, девушка отвечает, что видит в Сергее Сергеевиче идеал мужчины.

Когда на берегу раздаётся пушечный выстрел, возвещающий о прибытии барина, Карандышев уводит Ларису из кофейни. Однако заведение пустует недолго: через несколько минут хозяин Гаврило встречает всё тех же купцов и Сергея Сергеевича, прибывшего в Бряхимов вместе с актёром Аркадием Счастливцевым по прозвищу Робинзон . Имя книжного героя, как поясняет Паратов, актёр получил из-за того, что был найден на безлюдном острове. Беседа давних знакомых строится вокруг продажи Паратовым парохода «Ласточка» - отныне её владельцем станет Вожеватов. Кроме того, Сергей Сергеевич сообщает, что собирается жениться на дочери важного господина, а в качестве приданого берёт золотые прииски . Известие о предстоящем замужестве Ларисы Огудаловой заставляет его задуматься. Паратов признаётся, что чувствует небольшую вину перед девушкой, однако теперь «старые счёты покончены».

Действие второе

События, разворачивающиеся во втором действии, происходят в доме Огудаловых. Пока Лариса переодевается, в комнате появляется Кнуров. Харита Игнатьевна встречает купца как дорогого гостя. Мокий Пармёныч даёт понять, что Карандышев - это не лучшая партия для такой блестящей барышни, как Лариса Дмитриевна; в её ситуации гораздо полезнее покровительство богатого и влиятельного человека. Попутно Кнуров напоминает, что свадебный наряд невесты должен быть изысканным, а потому весь гардероб следует заказать в самом дорогом магазине; все расходы он берёт на себя.

После ухода купца Лариса сообщает матери, что намерена сразу после свадьбы уехать с мужем в Заболотье - дальний уезд , где Юлий Капитоныч будет баллотироваться в мировые судьи . Однако Карандышев, появляясь в комнате, желания невесты не разделяет: его раздражает торопливость Ларисы. В запале жених произносит длинную речь о том, что весь Бряхимов сошёл с ума; извозчики, половые в трактирах , цыгане - все радуются приезду барина, который, промотавшись в кутежах, вынужден продать «последний пароходишко».

Следом наступает черёд Паратова нанести визит Огудаловым. Сначала Сергей Сергеевич душевно общается с Харитой Игнатьевной. Позже, оставшись наедине с Ларисой, интересуется, долго ли женщина способна жить в разлуке с любимым человеком. Девушке мучителен этот разговор; на вопрос, любит ли она Паратова, как прежде, Лариса отвечает - да.

Знакомство Паратова с Карандышевым начинается с конфликта: произнеся поговорку о том, что «один любит арбуз, а другой - свиной хрящик», Сергей Сергеевич поясняет, что русскому языку он учился у бурлаков . Эти слова вызывают возмущение Юлия Капитоновича, который считает, что бурлаки - это грубые, невежественные люди. Разгорающуюся ссору пресекает Харита Игнатьевна: она велит принести шампанского. Мир восстановлен, однако позже, в разговоре с купцами, Паратов признаётся, что найдёт возможность «потешиться» над женихом.

Действие третье

В доме Карандышева - званый обед. Тётка Юлия Капитоновича, Ефросинья Потаповна, жалуется слуге Ивану, что это мероприятие отнимает слишком много сил, да и расходы чересчур велики. Хорошо, что удалось сэкономить на вине: продавец отпустил партию по шесть гривен за бутылку, переклеив ярлыки.

Лариса, видя, что гости не прикоснулись к предложенным блюдам и напиткам, испытывает стыд за жениха. Ситуация усугубляется тем, что Робинзон, которому поручено напоить хозяина до полной бесчувственности, громко страдает из-за того, что вместо заявленного бургундского ему приходится употреблять какой-то «киндер-бальзам».

Паратов, демонстрируя приязнь по отношению к Карандышеву, соглашается выпить с соперником на брудершафт . Когда Сергей Сергеевич просит Ларису спеть, Юлий Капитонович пытается протестовать. В ответ Лариса берёт гитару и исполняет романс «Не искушай меня без нужды». Её пение производит сильное впечатление на присутствующих. Паратов признаётся девушке, что терзается из-за того, что потерял такое сокровище. Тут же он приглашает барышню ехать за Волгу. Пока Карандышев провозглашает тост в честь своей невесты и ищет новое вино, Лариса прощается с матерью.

Вернувшись с шампанским, Юлий Капитонович обнаруживает, что дом опустел. Отчаянный монолог обманутого жениха посвящён драме смешного человека, который, разгневавшись, способен на месть. Схватив со стола пистолет, Карандышев бросается на поиски невесты и её приятелей.

Действие четвёртое

Вернувшиеся с ночной прогулки по Волге Кнуров и Вожеватов обсуждают участь Ларисы. Оба понимают, что Паратов не променяет богатую невесту на бесприданницу. Чтобы снять вопрос о возможном соперничестве, Вожеватов предлагает решить всё с помощью жребия. Брошенная монета указывает, что на выставку в Париж Ларису повезёт Кнуров.

Тем временем Лариса, поднимаясь с пристани в гору, ведёт непростой разговор с Паратовым. Её интересует одно: жена она теперь Сергею Сергеевичу или нет? Известие о том, что возлюбленный обручён, становится для девушки потрясением.

Она сидит за столиком неподалёку от кофейни, когда появляется Кнуров. Он приглашает Ларису Дмитриевну во французскую столицу, гарантируя в случае согласия высочайшее содержание и исполнение любых капризов. Следом подходит Карандышев. Он пытается открыть невесте глаза на её приятелей, объясняя, что те видят в ней лишь вещь. Найденное слово кажется Ларисе удачным. Сообщив своему бывшему жениху, что он для неё слишком мелок и ничтожен, барышня запальчиво заявляет, что, не найдя любви, будет искать золото.

Карандышев, слушая Ларису, вынимает пистолет . Выстрел сопровождается словами: «Так не доставайся же никому!». Выбежавшим из кофейни Паратову и купцам Лариса угасающим голосом сообщает, что ни на что не жалуется и ни на кого не обижается.

Сценическая судьба. Отзывы

Премьера в Малом театре, где роль Ларисы Огудаловой исполнила Гликерия Федотова , а Паратовым был Александр Ленский , состоялась 10 ноября 1878 года. Ажиотаж вокруг новой пьесы царил невиданный; в зале, как сообщали позже рецензенты, «собралась вся Москва, любящая русскую сцену», в том числе писатель Фёдор Достоевский . Ожидания, однако, не оправдались: по свидетельству обозревателя газеты «Русские ведомости », «драматург утомил всю публику вплоть до самых наивных зрителей» . Это был самый оглушительный провал в творческой биографии Островского .

Первая постановка на сцене Александринского театра, где главную роль сыграла Мария Савина , вызвала меньше уничижительных откликов. Так, петербургская газета «Новое время » признала, что спектакль по «Бесприданнице» произвёл на зрителей «сильное впечатление» . Однако говорить об успехе не приходилось: критик того же издания, некто К., сетовал, что Островский потратил много сил на создание мало кому интересной истории о «глупенькой обольщённой девице» :

Жестоко ошибается тот, кто ждал нового слова, новых типов от почтенного драматурга; взамен их мы получили подновлённые старенькие мотивы, получили множество диалогов вместо действия.

Не пощадили критики и актёров, участвовавших в «Бесприданнице». Столичная газета «Биржевые ведомости » (1878, № 325) отметила, что Гликерия Федотова «совсем не поняла роли и играла плохо». Журналисту и писателю Пётру Боборыкину , опубликовавшему заметку в «Русских ведомостях» (1879, 23 марта), в работе актрисы запомнились лишь «рисовка и фальшь от первого шага до последнего слова» . Актёр Ленский, по мнению Боборыкина, при создании образа слишком явный акцент сделал на белых перчатках, которые его герой Паратов надевал «без всякой надобности ежеминутно». Михаил Садовский , исполнивший на московской сцене роль Карандышева, представил, по словам обозревателя «Нового времени», «плохо задуманный тип чиновника-жениха» .

В сентябре 1896 года пьесу, уже давно снятую из репертуара, взялся реанимировать Александринский театр. Роль Ларисы Огудаловой в исполнении Веры Комиссаржевской вначале вызвала знакомое раздражение рецензентов: они писали, что актриса «играла неровно, в последнем акте ударилась в мелодраматизм» . Однако зрители поняли и приняли новую сценическую версию «Бесприданницы», в которой героиня была не между ухажёрами, а над ними ; пьеса постепенно начала возвращаться в театры страны .

Постановки

Главные герои

Лариса , входящая в галерею заметных женских образов литературы второй половины XIX века, стремится к самостоятельным поступкам; она ощущает себя личностью, способной принимать решения. Однако порывы молодой героини сталкиваются с циничной моралью общества, воспринимающего её как дорогую, изысканную вещь .

Девушку окружают четверо поклонников, каждый из которых пытается добиться её внимания. При этом, по мнению исследователя Владимира Лакшина , отнюдь не любовь движет Ларисиными ухажёрами. Так, Вожеватов не сильно сокрушается, когда жребий в виде брошенной монеты указывает на Кнурова. Тот, в свою очередь, готов ждать, пока в игру вступит Паратов, чтобы позже «взять реванш и увезти сломленную героиню в Париж» . Карандышев также воспринимает Ларису как вещь; правда, в отличие от соперников, он не желает видеть возлюбленную чужой вещью . Простейшее объяснение всех бед героини, связанное с отсутствием приданого, разбивается темой одиночества, которую несёт в себе молодая Огудалова; её внутреннее сиротство столь велико, что девушка выглядит «несовместимой с миром» .

Критики воспринимали Ларису как своеобразное «продолжение» Катерины из пьесы Островского «Гроза » (их объединяет пылкость и безоглядность чувств, приведшая к трагическому финалу); в то же время в ней обнаруживали черты других героинь русской литературы - речь идёт о некоторых тургеневских девушках , а также о Настасье Филипповне из «Идиота » и Анне Карениной из одноимённого романа :

Героинь Достоевского, Толстого и Островского сближают совершаемые ими неожиданные, нелогичные, опрометчивые поступки, диктуемые эмоциями: любовью, ненавистью, презрением, раскаянием.

Карандышев , как и Лариса, беден. На фоне «хозяев жизни» - Кнурова, Вожеватова и Паратова - он выглядит как «маленький человек », которого можно безнаказанно унижать и оскорблять. В то же время, в отличие от героини, Юлий Капитонович не жертва, а часть жестокого мира. Желая связать свою жизнь с Ларисой, он надеется рассчитаться с былыми обидчиками, продемонстрировать им своё моральное превосходство . Ещё до свадьбы он пытается диктовать невесте, как нужно вести себя в обществе; её ответный протест Карандышеву непонятен, углубиться в причины их разногласий он не может, потому что «слишком занят собой»

Пьеса «Бесприданница» по праву считается одним из самых выдающихся творений Александра Николаевича Островского, но в то же время так и осталась непризнанной современниками автора. Литературоведы относят «Бесприданницу» к новаторскому произведению, опередившему свое время, зритель в силу своего образа жизни еще не был готов к такому сюжету.

Работа над произведением началась 1874 году, как раз в то время автор занимал должность почётного мирового судьи, в его рассмотрение попадало не мало дел, которые, по мнению историков, послужили вдохновением для создания именно этой истории. Островский очень щепетильно подошел к созданию нового, юбилейного – сорокового своего творения.

Работа длилась долгих четыре года, за этот период параллельно автор успел выпустить в свет четыре произведения. В ноябре 1878 пьеса была окончена и уже 10 ноября состоялась первая премьера на сцене Малого театра в Москве.

Но ожидания автора не оправдались. Сторонники и ценители таланта Островского к тому моменту уже скончались, а критики, зрители, да и сами актеры не смогли по достоинству оценить новое произведение. «Бесприданница» держалась за столичные сцены изо всех сил несколько лет, а затем наступить долгий перерыв, продлившейся пятнадцать лет.

К тому моменту, как пьесу решились вновь поставить на столичных театральных сценах, Александра Николаевича Островского уже не было в живых. Новую жизнь в забытую «Бесприданницу» вдохнула великая русская актриса Вера Федоровна Комиссаржевская, которая смогла раскрыть истинный образ Ларисы.

«Бесприданница» не забыта и по сей день. За всю историю пьесы было совершено множество попыток не только постановки на сцене театра, по и экранизации. Самой удачной экранизацией по праву считается фильм Эльдара Рязанова «Жестокий романс», который и по сей день будоражит сердца зрителей и истинных поклонников бесценного таланта Александра Николаевича Островского.

Несколько интересных сочинений

Образ и характеристика Спицына в повести Дубровский Пушкина
Антон Пафнутьич Спицын - персонаж второго плана известнейшего произведения Александра Сергеевича Пушкина «Дубровский»
Что такое кровная месть? Итоговое сочинение 11 класс
Любая религия учит, что месть – явление отрицательное и к добру это не приводит. Каждого ребенка с детства учат прощать, забывать зло и отвечать добром обидчику. Но характеры у всех разные, а жизнь
Сочинение по сказке Маугли
Каждый человек приспосабливается к внешним условиям, в которых он оказывается в силу тех или иных обстоятельств. История мальчика, оказавшегося среди дикой природы, потрясает многих до сих пор
Может ли кто-нибудь заменить родителей? Итоговое сочинение
Родители есть у каждого человека. Даже если жизнь сложилась так, что родители не воспитывают ребенка с раннего детства, все-равно родители дали жизнь новому человеку.
Сочинение Прыщ в Истории одного города Салтыкова-Щедрина
История одного города – это очень значимое произведение Салтыкова-Щедрина. Это в своём роде пародия на историю России. Салтыков-Щедрин рассказывает о городе Глупове

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Бесприданница
Первая публикация в журнале «Отечественные записки » (1879, № 1)
Жанр:

Язык оригинала:
Дата написания:
Дата первой публикации:
в Викитеке

Пьеса впервые опубликована в журнале «Отечественные записки » (1879, № 1).

История создания

Пьесу свою я уже читал в Москве пять раз, в числе слушателей были лица и враждебно расположенные ко мне, и все единогласно признали «Бесприданницу» лучшим из всех моих произведений.

Действующие лица

Харита Игнатьевна Огудалова - вдова средних лет, мать Ларисы Дмитриевны.
Лариса Дмитриевна Огудалова - молодая девушка, окружённая поклонниками, но не имеющая приданого.
Мокий Парменыч Кнуров - крупный делец, пожилой человек, с громадным состоянием.
Василий Данилыч Вожеватов - молодой человек, знающий Ларису с детства; один из представителей богатой торговой фирмы.
Юлий Капитоныч Карандышев - небогатый чиновник
Сергей Сергеич Паратов - блестящий барин, из судохозяев, лет за 30.
Робинзон - провинциальный актёр Аркадий Счастливцев.
Гаврило - клубный буфетчик и содержатель кофейни на бульваре.
Иван - слуга в кофейне

Сюжет

Действие первое

Действие второе

Знакомство Паратова с Карандышевым начинается с конфликта: произнеся поговорку о том, что «один любит арбуз, а другой - свиной хрящик», Сергей Сергеевич поясняет, что русскому языку он учился у бурлаков . Эти слова вызывают возмущение Юлия Капитоновича, который считает, что, бурлаки - это грубые, невежественные люди. Разгорающуюся ссору пресекает Харита Игнатьевна: она велит принести шампанского. Мир восстановлен, однако позже, в разговоре с купцами, Паратов признаётся, что найдёт возможность «потешиться» над женихом.

Действие третье

Действие четвёртое

Сценическая судьба. Отзывы

Жестоко ошибается тот, кто ждал нового слова, новых типов от почтенного драматурга; взамен их мы получили подновлённые старенькие мотивы, получили множество диалогов вместо действия.

Постановки

Главные герои

Проводя параллель между Карандышевым и «униженными» героями Достоевского, исследователи подчёркивают, что Юлий Капитонович бесконечно далёк от Макара Девушкина из романа «Бедные люди » и Мармеладова из романа «Преступление и наказание ». Его «литературные братья» - герой повести «Записки из подполья » и Голядкин из «Двойника » .

Выстрел Карандышева является действием сложным по своим мотивам и по своим результатам. Можно тут усмотреть всего лишь преступную акцию собственника и эгоиста, одержимого одной мыслью: не мне, так никому. Но можно видеть в выстреле и ответ на тайные мысли Ларисы - сложным путём они проникают в сознание Карандышева, единственного из четырёх мужчин, не желавшего передавать её в чьи-либо руки .

Образ города

Если судьба Ларисы во многом повторяет историю Катерины, перенесённой из середины XIX столетия в 1870-е годы , то Бряхимов - это развитие образа города Калинова из той же «Грозы». За два десятилетия, отделяющих одну пьесу Островского от другой, основные типы горожан изменились: если прежде в глубинке главенствовал купец-самодур Дикой, то теперь ему на смену пришёл облачённый в европейский костюм «делец новой формации» Кнуров. Вытравляющая вокруг себя всё живое Кабаниха также стала персонажем уходящей эпохи - она уступила своё место «торгующей дочерьми» Харите Игнатьевне Огудаловой. Пасующий перед жизненными реалиями племянник Дикого Борис, согласно веяниям времени, обернулся блестящим барином Паратовым .
При этом темп городской жизни не изменился. Быт в Бряхимове подчинён привычным ритуалам - каждый день обедня, вечерня и долгие чаепития возле самоваров. Затем, по словам буфетчика Гаврилы, город накрывает ощущение «первой тоски», которая снимается долгими прогулками - так, Кнуров «каждое утро бульвар-то меряет взад и вперёд, точно по обещанию» .

Всех героев пьесы связывает «общий интерес»: им невыносимо в этом городе. Даже молчаливость Кнурова - свидетельство «конфликтного положения», в которое он вступил с ненавистным Бряхимовым. А Вожеватов? Он тоже в «конфликте с бряхимовской скукой». Ларису гнетёт не только обстановка в её доме, но «вся атмосфера Бряхимова» .

Имена и фамилии персонажей

Борис Костелянец убеждён, что Островский вкладывал в имена и фамилии своих героев особый смысл. Так, Кнуров, согласно авторским ремаркам, - «человек с громадным состоянием». Фамилия персонажа усиливает ощущение мощи, идущей от «крупного дельца»: «кнур» (по Далю)- это боров, кабан. Паратов, которого драматург характеризует как «блестящего барина», также не случайно обрёл свою фамилию на страницах пьесы: «паратыми» называли особо стремительную, неудержимую породу собак .
Харита Игнатьевна, умеющая при необходимости и обмануть, и подольститься, носит фамилию «Огудалова», в основе которой глагол «огудать» , означающий «оплести», «облапошить» .

Экранизации

Первая экранизация «Бесприданницы» состоялась в 1912 году - фильм был снят режиссёром Каем Ганзеном , роль Ларисы Огудаловой исполнила Вера Пашенная .

К числу наиболее известных киноверсий произведения относится фильм Якова Протазанова , вышедший на экраны в 1936 году.

Лариса в фильме не наделена чертами трагедийной обречённости. <…> В соответствии с замыслом Островского, Лариса представлена режиссёром фильма жизнерадостной, до последней минуты тянущейся к жизни всеми силами своей чувствительной натуры. Чтобы показать такую именно Ларису, авторы фильма раскрывают жизнь её задолго, за целый год до тех событий, с которых начинается пьеса и которые продолжаются всего лишь двадцать четыре часа .

Музыка

- балет «Бесприданница» Александра Фридлендера .

- опера «Бесприданница» Даниила Френкеля .

Напишите отзыв о статье "Бесприданница"
Примечания

Александр Островский. . - М .: Олма-Пресс Образование, 2003. - С. 30-31. - 830 с. - ISBN 5-94849-338-5 .

Эльдар Рязанов. Неподведённые итоги. - М .: Вагриус, 2002. - С. 447.

, с. 215.

// Русские ведомости. - 1878. - № 12 ноября .

Эльдар Рязанов. Неподведённые итоги. - М .: Вагриус, 2002. - С. 446.

Владимир Лакшин. . - М .: Время, 2013. - 512 с. - ISBN 978-5-9691-0871-4 .

Лотман Л. М. драматургия второй половины XIX в.]. - М .: Наука, 1991. - Т. 7. - С. 71.

, с. 228.

, с. 229.

Державин К. Н. . - М., Л.: Издательство АН СССР, 1956. - Т. 8. - С. 469.

Исакова И. Н. . Лингвокультурологический тезаурус «Гуманитарная Россия». Проверено 30 апреля 2015.

. Энциклопедия отечественного кино. Проверено 30 апреля 2015.

Эльдар Рязанов. Неподведённые итоги. - М .: Вагриус, 2002. - С. 451.

Литература

Костелянец Б.О. . - М .: Совпадение, 2007. - 502 с. - (Theatrum Mundi). - ISBN 978-5-903060-15-3 .

Островский А. Н. Драматургия. - М .: Астрель, 2000. - ISBN 5-271-00300-6 .

Отрывок, характеризующий Бесприданница
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.
Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.
Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.
Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.
В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.
Но счастливый день наступил, и когда Наташа в это памятное для нее воскресенье, в белом кисейном платье, вернулась от причастия, она в первый раз после многих месяцев почувствовала себя спокойной и не тяготящеюся жизнью, которая предстояла ей.
Приезжавший в этот день доктор осмотрел Наташу и велел продолжать те последние порошки, которые он прописал две недели тому назад.
– Непременно продолжать – утром и вечером, – сказал он, видимо, сам добросовестно довольный своим успехом. – Только, пожалуйста, аккуратнее. Будьте покойны, графиня, – сказал шутливо доктор, в мякоть руки ловко подхватывая золотой, – скоро опять запоет и зарезвится. Очень, очень ей в пользу последнее лекарство. Она очень посвежела.
Графиня посмотрела на ногти и поплевала, с веселым лицом возвращаясь в гостиную.
В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.
Окончив ектенью, дьякон перекрестил вокруг груди орарь и произнес:
– «Сами себя и живот наш Христу богу предадим».
«Сами себя богу предадим, – повторила в своей душе Наташа. – Боже мой, предаю себя твоей воле, – думала она. – Ничего не хочу, не желаю; научи меня, что мне делать, куда употребить свою волю! Да возьми же меня, возьми меня! – с умиленным нетерпением в душе говорила Наташа, не крестясь, опустив свои тонкие руки и как будто ожидая, что вот вот невидимая сила возьмет ее и избавит от себя, от своих сожалений, желаний, укоров, надежд и пороков.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное, с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась богу о том, чтобы он помог ей.
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.
– «Господи боже сил, боже спасения нашего, – начал священник тем ясным, ненапыщенным и кротким голосом, которым читают только одни духовные славянские чтецы и который так неотразимо действует на русское сердце. – Господи боже сил, боже спасения нашего! Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се людие беззаконии собрашася, еже погубити достояние твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей. Доколе, господи, доколе грешницы восхвалятся? Доколе употребляти имать законопреступный власть?
Владыко господи! Услыши нас, молящихся тебе: укрепи силою твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду его и кротость, воздаждь ему по благости его, ею же хранит ны, твой возлюбленный Израиль. Благослови его советы, начинания и дела; утверди всемогущною твоею десницею царство его и подаждь ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа. Сохрани воинство его; положи лук медян мышцам, во имя твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу, да постыдятся и посрамятся мыслящий нам злая, да будут пред лицем верного ти воинства, яко прах пред лицем ветра, и ангел твой сильный да будет оскорбляяй и погоняяй их; да приидет им сеть, юже не сведают, и их ловитва, юже сокрыша, да обымет их; да падут под ногами рабов твоих и в попрание воем нашим да будут. Господи! не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых; ты еси бог, да не превозможет противу тебе человек.

А.И. ЖУРАВЛЁВА, М.С. МАКЕЕВ. ГЛАВА 6

Жанр психологической драмы у Островского.

«БЕСПРИДАННИЦА», «ТАЛАНТЫ И ПОКЛОННИКИ»

Наряду с жанром сатирической комедии принято говорить о формировании в позднем творчестве Островского жанра психологической драмы. Тем самым создатель национального театра решает задачу поддержания репертуара на уровне современных актуальных художественных открытий, в авангарде которых шли повествовательные прозаические жанры.

Литература всегда стремилась более или менее адекватно в соответствии с определёнными представлениями изобразить человека и его внутреннюю жизнь. Возникновение психологизма в прозе связано не просто с ломкой стереотипов в описании героя. В прозе середины XIX в. утверждается ложность всякого рационализирующего начала в понимании его внутреннего мира, отказ от всего «готового» в изображении человеческой личности. Таким образом, человек предстает как проблема, которую необходимо ставить и осмыслять каждый раз заново, в каждом новом тексте, в каждой новой ситуации.

Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский, чьё творчество является вершиной мирового психологического романа, в своих произведениях разработали оригинальную и сложнейшую технику, системы приёмов построения характеров таким образом, чтобы они одновременно были и частью целого авторского замысла, и выходили за его пределы, ставя вопрос о сущности человека вообще, т.е. были бы открытыми вовне, в мир эмпирической реальности человеческого существования .

Доминирующим элементом классической драматургии являлось напряжённое действие, поэтому воплощение человеческой личности в драме основывалось на системе амплуа. Амплуа - специфически театральный способ изображения, при котором человек, его внутренний мир отождествляется с несколькими качествами или чертами характера («скупой», «болтун» и т.д.). При этом набор таких амплуа в каждой драматургической системе довольно ограничен, и вариации одних и тех же типов кочуют из пьесы в пьесу, из истории в историю, обретая частные новые черты, но по сути оставаясь неизменными.

Подобный принцип подменяет реального человека его упрощённым подобием, даёт возможность превратить его в неотъемлемую часть сюжета, драматический персонаж (сочетание набора черт устойчивого амплуа с добавлением дополнительных, не входящих в противоречие с основными, но сообщающих образу новую окраску), поступки которого совпадают с тем, что называется театральными пружинами, двигающими действие.

Театр Островского, как говорилось выше, также основан на системе амплуа. Его своеобразие связано с её изменением, введением новых типов, но сам принцип отражения человеческой личности остается традиционным. Будучи ограниченной в понимании человека, система амплуа не ограничена в другом отношении: пользуясь повторяющимися типажами, она способна породить бесконечное количество текстов с самым разным кругом проблем и идей. И сам Островский, создавший более 40 оригинальных пьес на её основе, является тому примером.

Психологическая драма в театре Островского возникает на основе своеобразного компромисса между действием, требующим «редуцирования» сложности человеческой личности, и вниманием к её проблематичности. Некий зазор между тем амплуа, к которому принадлежит драматический персонаж, его фактурой, и его индивидуальностью всегда существовал у Островского: «В мире Островского всё решает гармонизация речевых образов, вписанность индивидуального речевого опыта в общий образ типа, амплуа... Но такая вписанность и гармоничность отнюдь не означают обезлички, уничтожения индивидуальности». Обычно этот зазор в пьесах драматурга стирается тем, что «не только жанр, не только автор типизируют персонажей: персонаж как живой человек, индивидуальность активно в этом участвует» . Задача писателя при создании психологической драмы - выявить этот зазор и рассказать историю, создать динамичный сюжет, обнаружить ограниченность своей собственной художественной системы, её невозможность справиться с изображением индивидуального внутреннего мира.

Для этой цели Островский использует два приёма, заимствованные из прозы: первый - парадоксализация поведения героев, которая ставит под сомнение совершённый амплуа отбор и иерархию свойств персонажа; второй - умолчание, которое, внешне не нарушая целостности амплуа, как бы указывает на существование в персонаже черт и свойств, не укладывающихся в его сценическую роль. Две пьесы, являющиеся вершинами психологизма Островского, - «Бесприданница» и «Таланты и поклонники» - дают нам возможность увидеть, как эти приёмы сочетаются с традиционными драматургическими средствами создания действия и изображения его участников. И в той и в другой объектом художественного эксперимента становятся образы центральных героинь.

«БЕСПРИДАННИЦА» (1878)

Создавая скандальную и трогательную историю, происшедшую в провинциальном городе Бряхимове, где живут «по старине..: от поздней обедни все к пирогу да ко щам, а потом, после хлеба-соли, семь часов отдых», Островский выстраивает обычную для его предыдущих пьес фабулу: борьбу за невесту, молодую девушку на выданье, между несколькими соперниками. Проницательный критик и читатель и в главной героине, и в претендентах на её благосклонность легко рассмотрел видоизменение знакомых по прежним пьесам амплуа: это две разновидности «денежных мешков, «романтический герой» печоринского типа и маленький чиновник, ведущий скромную трудовую жизнь.

Однако, оставаясь узнаваемой, начальная ситуация видоизменяется, чтобы стать новой историей с оригинальной проблематикой. В чём заключается изменение - читатель узнает сразу из экспозиции: внешне борьба уже в прошлом, состоялась помолвка, и рука героини досталась одному из претендентов, маленькому чиновнику, готовящемуся к службе в месте ещё более глухом и далёком, чем сам город Бряхимов. Тем, чем заканчивается, например, комедия «Трудовой хлеб» и масса других комедий Островского, драма «Бесприданница» только начинается.

Бедный чиновник Карандышев - единственный, кто оказался способным предложить бедной невесте руку и сердце. Однако внешне согласие Ларисы на брак с ним, сделанное от безнадёжности, выглядит как предпочтение солидным или ярким людям человека, которого все остальные поклонники считают абсолютным ничтожеством, и это согласие задевает их самолюбие. Потому не подвергающаяся сомнению любовь к красавице, не ослабевшее желание обладания ею сочетаются с желанием отомстить сопернику, показав ему его настоящее место, унизить, несмотря на то, что вместе с ним унижению подвергнется и Лариса. Само обладание теперь станет одновременно и средством унижения ничтожного соперника.

Так предметом новой истории становится превращение любви из «примера и залога чистых человеческих отношений между людьми в противоположность всему <…> денежному, тщеславному и продажному» , по словам А.П. Скафтымова, в любовь-унижение. Сюжет будет подчинён противоборству любви и самолюбия. Соответственно и представители традиционных амплуа Островского наделяются такими чертами, чтобы, оставаясь узнаваемыми, стать одновременно участниками этой новой истории. При этом, видоизменяясь, представители амплуа как бы приносят с собой в новую пьесу следы своей жизни из предыдущих пьес, усложняя её проблематику, внося дополнительные нюансы в действие.

Кнуров и Вожеватов - персонажи, представляющие вариации амплуа влюблённого богача (их можно сравнить, например, с Флором Федулычем или многими деловыми людьми из предыдущих и последующих пьес Островского), причём богача «нового», внешне цивилизованного, читающего иностранные газеты, потенциального поклонника театра или ещё какого-нибудь вида искусства. Традиционное для этого типа противоречие между стремлением к настоящему чувству, тягой к прекрасному, благородному и рассудочным стремлением к выгоде, холодностью и рациональностью натуры говорит об отсутствии у таких людей способности к глубокому эмоциональному восприятию мира. Богатство, по Островскому, делая жизнь человека более лёгкой, одновременно лишает её глубины и подлинности.

Кнуров («из крупных дельцов последнего времени, пожилой человек, с громадным состоянием; по костюму европеец) воплощает власть денег, спокойную, хладнокровную и необычайно расчётливую силу, представляет человека, чьё богатство делает его как бы прирождённым хозяином жизни. Кнуров - настоящий делец, внешне наименее эмоциональный из всех героев, наиболее рационально понимает ситуацию и видит её выгодность для себя. Его меньше других претендентов раздражает связь Ларисы с Карандышевым. Он понимает, что после того как брак с этим самозванцем приведет её к разочарованию, можно будет безопасно овладеть ею с помощью денег, и он уже до свадьбы говорит с матерью Ларисы о своих видах на её дочь после замужества.

В характере Кнурова показано сочетание любви, желания обладать с отсутствием душевного внимания к объекту страсти. Ценящий утончённость, изящество и поэтичность внутреннего мира Ларисы, Кнуров в минуту её отчаяния прямо обращается к ней с предложением стать содержанкой, аргументируя свой поступок безвыходностью её положения и тем, что никто не решится публично порицать её («...я могу предложить вам такое громадное содержание, что самые злые критики чужой нравственности должны будут замолчать и разинуть рты от удивления»). Это страсть, не способная преодолеть эгоизм самоуверенности и веру в расчёт.

Современный режиссёрский театр начиная со Станиславского научил нас принципу мизансцен, например, размышлять о том, что думает герой, который находится на сцене, во время реплики или монолога другого действующего лица. Отчасти такое видение кажется правомерным при анализе образа Кнурова, который молчит больше других героев и даже характеризуется как наиболее и по праву молчаливый из всех персонажей, как самый богатый человек в городе.

Островский этому не придает дополнительного значения. Молчание Кнурова - признак высокомерия и замкнутости. Заслоняясь газетой, он не подглядывает краешком глаза и не скрывает тем самым каких-либо чувств. Кнуров демонстрирует своё положение, закрывая возможность обращения к нему какого-нибудь профана, недостойного такой чести.

Вожеватова («очень молодой человек, один из представителей богатой фирмы», который так же, как и Кнуров, «по костюму европеец») характеризуют как человека неопытного по сравнению с Кнуровым и потому более открытого и импульсивного. Эта вариация амплуа тоже воплощает власть денег, но сам обладатель власти, будучи более молодым, не полагается в завоевании женского сердца только на сокрушительную силу богатства. Он намного экспансивней Кнурова и сценически более активен, и его ухаживание за Ларисой проявляется не в подкупе её матери, а в своеобразном совращении, соблазнении бедной девушки дорогими подарками. Потому в нём, в отличие от Кнурова, отсутствует спокойная уверенность, возникает раздвоенность между уязвлённым самолюбием и любовью к Ларисе. Он активно участвует в осмеянии и травле Карандышева, очень эмоционально воспринимает все перипетии их отношений с Ларисой, именно ему принадлежит злой и иронический рассказ о предыстории всего происходящего. При этом в нём особенно подчеркнуто желание играть, своеобразная лёгкость натуры, сочетание расчёта и легкомысленного отношения к жизни как удовольствию и к людям как игрушкам, способным её скрасить (это подчёркнуто радостью, с которой Вожеватов берёт в шуты Робинзона). И история с Ларисой для него в какой-то степени игра, естественно завершающаяся игрой в орлянку, в которой он также легко признаёт своё поражение.

Когда Кнуров и Вожеватов говорят о поездке с Ларисой в Париж на выставку, оба имеют в виду разное: долгую связь - первый и мимолётное удовольствие - второй. Но решение спора, кому достанется Лариса, посредством подбрасывания монеты как бы снова объединяет их в одно целое, демонстрируя и одинаковую природу образов героев, и их равенство в поединке за Ларису: иным путем их соперничество разрешено быть не может.

Наиболее органичен для данной истории образ Сергея Сергеича Паратова. Показательна относящаяся к нему ремарка: «...блестящий барин, из судохозяев, лет за 30». Производящий впечатление «блестящего барина» Паратов - персонаж намного более примитивный, чем Лариса, Карандышев и даже Кнуров с Вожеватовым. Этот герой тесно связан с амплуа шикарного прожигателя жизни, красавца-мужчины, барина, оказывающегося в финале искателем приданого, претендентом на руку богатой купчихи, чьё страстное сердце и привязанность положат конец его жизненным поискам (ср. с такими персонажами Островского, как Дульчин из «Последней жертвы» или Окоёмов из «Красавца-мужчины»),

Все черты, которые восхищают Ларису в Паратове, не представляют ценности в мире Островского. В «шикарности», внешнем блеске таких персонажей драматург видит только позу, в них отсутствует подлинная эмоциональная жизнь, нет гармонии чувств. От героя типа Карандышева они отличаются тем, что именно в этой позе чувствуют себя наиболее удобно. Маска стала второй натурой Паратова, при этом в нём легко сочетаются барская иррациональность (способность сорить деньгами, рискованное пари со стрельбой в любимую женщину и т.д.) и простой неприглядный расчёт. Однако умение театрализовать, сделать эффектным и загадочным любой свой поступок, основанное на точном ощущении требований той маски богатого барина и одновременно «рокового героя», которую носит Паратов (и этого ощущения катастрофически не хватает таким «дилетантам», как Карандышев), даёт ему способность даже откровенную низость преподнести как что-то необычайно благородное.

За эффектной позой Паратова ничего нет. Он пустое место, человек, ведущий эфемерное, иллюзорное существование, что хорошо понимают Кнуров и Вожеватов, противопоставленные ему как подлинные хозяева жизни. Например, они, люди по-настоящему богатые, пьют шампанское из чашек, чтобы не привлекать внимания, в то время как его, промотавшегося барина, встречают пушечными залпами и цыганским пением.

Из предыстории, сообщаемой Вожеватовым, мы видим, что именно Паратову, а не Карандышеву была как бы предназначена Лариса. Он её настоящий хозяин, внезапно, по непонятным причинам уступивший её соперникам. По отношению к Ларисе Паратов занимает теперь положение, аналогичное Кнурову и Вожеватову, разделяя их душевное состояние: с одной стороны, осознает, что всё разрешилось к лучшему и помолвка Ларисы с Карандышевым избавляет его от лишних хлопот; с другой - испытывает чувство досады и унижения от её выбора.

Подробно разработан в пьесе образ Карандышева. Этот «молодой человек, небогатый чиновник» - особенный герой в мире Островского, примыкающий к амплуа «маленького человека», типу бедного труженика, обладающего чувством собственного достоинства. В построении характера Карандышева Островский показывает ту же «деградацию» любовного чувства, находящегося в сложном отношении с самолюбием. При этом самолюбие в Карандышеве гипертрофировано настолько, что становится заменой любого другого чувства. «Получить» Ларису для него - значит не просто овладеть любимой девушкой, но и отнять у раздражающего его Паратова его женщину, восторжествовать над ним хотя бы так, завладев как бы подержанной, но ещё обладающей для Паратова ценностью вещью.

Ощущая себя благодетелем, берущим в жены бесприданницу, к тому же отчасти скомпрометированную отношениями с Паратовым, Карандышев в то же время сталкивается с тем, что ему всё время дают понять: он избран просто из-за неудачно сложившихся обстоятельств, изменись они - и его не пустили бы в этот дом вовсе. Даже будучи почти официальным женихом, он воспринимается Огудаловыми как «запасной вариант» на тот случай, если не подвернётся богатый и красивый «идеал мужчины». И это унижает Карандышева, лишает его чувства победы, торжества, ощущения полноты и подлинности обладания.

Карандышев отвергает тот путь к подлинному обладанию, который предлагает ему Лариса: «Вы видите, я стою на распутье; поддержите меня, мне нужно одобрение, сочувствие; отнеситесь ко мне нежно, с лаской! Ловите минуты, не пропустите их!» - путь смирения, старания заслужить любовь кротостью и преданностью, между прочим, тот же способ, которым он завоевал её руку. Карандышев, как и Лариса, находится в плену фантома, в плену иллюзии величия и блеска Паратова. Его раздражённое, болезненное самолюбие берёт верх над любовью, желание выглядеть в глазах других счастливым соперником Паратова оказывается выше стремления по-настоящему обладать и быть любимым. На просьбы Ларисы уехать в глушь от городской жизни он отвечает: «Только венчаться - непременно здесь; чтоб не сказали, что мы прячемся, потому что я не жених вам, не пара, а только та соломинка, за которую хватается утопающий...»

Таким образом, возникает ситуация, когда герой не способен стать настоящим обладателем, он хочет не столько заполучить невесту, сколько сделать этот факт общеизвестным. С поразительным упорством Карандышев как бы предъявляет её соперникам, словно помолвка не завершает, а только начинает борьбу. И его слабость в подобном поединке всё более и более выдвигает саму героиню на первый план.

В ремарке Лариса Дмитриевна Огудалова описана лаконично: «одета богато, но скромно», о её внешности мы больше узнаём по реакции окружающих. её образ примыкает к важнейшему для фабулы пьес Островского амплуа бедной невесты, являющейся предметом соперничества между несколькими претендентами на её чувство или руку. Представление Островского о женской психологии достаточно просто, если рассматривать его с точки зрения «психологического метода» в литературе. Всех таких невест можно разделить на две группы: либо это девушки с твёрдым характером, стоящие на своём, и тогда одному из претендентов надо упорством возвыситься до неё, либо это девицы без внутреннего стержня и потому способные попадать под абсолютное влияние поверхностной «красоты» и эксцентричности и совершать ради них безумные поступки. При этом характер такой героини как бы составляется из черт, воплощаемых соперничающими за её руку и сердце претендентами.

Лариса, конечно, принадлежит ко второму типу. В её душе идет борьба между чувством высокой любви к «роковому герою» - Паратову и желанием примириться с участью жены бедного чиновника Карандышева.

В отсутствие Паратова его образ трансформируется в её сознании. Для неё это уже не просто любимый человек, обладающий внешней красотой, но далёкий, романтизировавшийся сквозь дымку воспоминаний и в контрасте с серой и скучной реальностью образ. Лариса любит Паратова как человека, воплощающего и способного подарить ей иную жизнь. Она как бы «отравлена» Паратовым, с ним в её сознание раз и навсегда вошло представление о совсем другом, поэтическом и лёгком мире, который непременно существует, но запрещён для неё, хотя она предназначена, по мнению окружающих, именно для такого мира: красавица, обладающая неотразимой властью над мужскими сердцами, деликатная и благородная («Ведь в Ларисе Дмитриевне земного этого, этого житейского нет... Ведь это эфир... Она создана для блеску»).

Часто отмечают, что в увлечении Ларисы Паратовым сказывается её тяга и любовь к роскоши и богатству. Это верно, но лишь отчасти. Островский существенно ограничивает возможность такого понимания характера главной героини, противопоставляя ей Хариту Игнатьевну, в которой как раз уважение и любовь к богатству стирают разницу между положением верной жены и содержанки (напомним, что с намёками о своих видах на Ларису Кнуров сначала обращается именно к Харите и не встречает решительного отказа), для которой нет различия между деловым предложением Кнурова и эксцентрическим бегством с романтическим героем, лишь бы и то и другое принесло богатство. Для Ларисы мир Паратова - это мир фантазии, мир намного более поэтичный, чем он есть на самом деле. Как бы отзвуками этого мира в её собственной жизни являются произносимые ею стихи, романсы, которые она исполняет, мечты, - всё это придает образу героини привлекательность.

Мир, о котором мечтает Лариса, может подарить сильный и красивый мужчина, всегда торжествующий, гордый, легко побеждающий женские и мужские сердца, совершенно противоположный её будущему мужу. Выходя за Карандышева, Лариса тем более чувствует себя униженной, несправедливо приговорённой к той жизни, которую ей способен дать мелкий чиновник, постоянно терпящий унижение в попытках сравняться с Паратовым. Для неё все более и более очевидной становится разница между ними: «С кем вы равняетесь! - обращается она к Карандышеву. - Возможно ли такое ослепление!» Именно его нелепые промахи делают всё более и более отвратительной перспективу жизни с ним, в его любви она видит только унижение: «Нет хуже этого стыда, когда приходится за других стыдиться. Вот мы ни в чем не виноваты, а стыдно, стыдно, так бы убежала куда-нибудь». Всё это делает её необычайно органичной участницей разыгравшейся драмы, центром игры тщеславия и соперничества самолюбий. Эта двойственность отражена в речи и поведении Ларисы. Для её реплик и монологов использована прежде всего стилистика жестокого романса, одновременно обладающая своеобразной поэтичностью и граничащая с пошлостью, фальшью, «красивостью»; цитаты из Лермонтова и Боратынского сочетаются в её речи с высказываниями типа «Сергей Сергеич... это идеал мужчины», «Вы - мой повелитель». В этом отражается свойство самого идеала, привлекающего Ларису, идеала, который по-своему поэтичен, хотя пуст и фальшив. Она пытается увидеть в поэтическом свете и свою будущую жизнь с Карандышевым: «Скоро и лето пройдёт, а я хочу гулять по лесам, собирать ягоды, грибы...» Но ей нужен не тот, кто не способен постоять за себя, не тот, кого унижают, а тот, кто с лёгкостью способен унизить другого.

Так все персонажи, будучи, как всегда, непохожими друг на друга, что обусловлено и их «предыдущей жизнью», и принадлежностью к разным амплуа, варьируют в своем характере одни и те же черты, становясь похожими на части одной фразы, точно и драматически-эмоционально выражающей суждение о мире и человеческой жизни.

После традиционной для Островского обширной экспозиции действие развивается по двум параллельным линиям: унижение и осмеяние Карандышева и завлечение Ларисы, симметрией которых тонко распоряжается драматург. Завязка - возвращение Паратова. Его появление вызывает у главных героев противоположные реакции. Лариса хочет бежать, Карандышев, наоборот, укрепляется в желании остаться. Лариса знает, что борьба заранее проиграна, Карандышев полагает, что она уже выиграна и ему остаётся только пожать лавры, которые от непосредственного присутствия главного соперника будут ещё слаще.

Линия Карандышева трагикомическая. Он раздавлен своим соперником сразу же, при первом же столкновении по пустяковому поводу, и далее в сцене нелепого обеда. Окрылённый иллюзией победы, Карандышев идет не к поражению, а к открытию истины. Для вящего унижения ему придан Робинзон - шут, живая игрушка в руках богатых бар, нанятый играть роль знатного иностранца. Ещё одна комическая фигура, появляющаяся на сцене, чтобы унизить маленького чиновника в его претензии на роскошный званый обед, - его тётка со смешным именем Ефросинья Потаповна, своей скупостью пресекающая попытку Карандышева поразить богачей изысканностью блюд и вин: «Опять вино хотел было дорогое покупать в рубль и больше, да купец честный человек попался; берите, говорит, кругом по шести гривен за бутылку, ерлыки наклеим, какие прикажете! Уж и вино отпустил! Можно сказать, что на чести. Попробовала я рюмочку, так и гвоздикой-то пахнет, и розаном пахнет, и ещё чем-то. Как ему быть дешёвым, когда в него столько дорогих духов кладётся!»

В сцене обеда мы видим традиционный драматический приём: супруга дурачат и выставляют на посмешище в то время, когда счастливый соперник соблазняет его жену. Однако для данной истории важен не просто обман якобы «счастливейшего из смертных», вид его унижения - самый верный способ вызвать презрение к нему невесты и покорить её сердце. Традиционный приём оказывается связующим звеном двух сюжетных линий.

Визит Паратова в дом Огудаловых представляется двусмысленным. С одной стороны, он крайне вызывающий и оскорбителен после внезапного отъезда Паратова, весьма напоминающего бегство от девушки, практически воспринимаемой всеми как его невеста. Однако Паратов - герой, создающий вокруг себя ореол загадочности своими эксцентрическими поступками, и, с другой стороны, его визит также кажется загадочным: за его поступком все склонны искать какой-то скрытый смысл, и этот затаённый смысл присутствует в разговорах Паратова с Харитой Игнатьевной и с Ларисой.

По сути дела, падение Ларисы предопределено всей сущностью её амплуа. Одного появления «красавца» достаточно для того, чтобы сделать финал совершенно предсказуемым, независимо даже от наличия у «рокового мужчины» осознанного намерения покорить сердце героини. Первый диалог Ларисы и Паратова написан как бы пунктирно, с недомолвками, легко восстанавливаемыми с помощью контекста. Паратов пришёл сюда с не совсем понятной ему целью, из любопытства, и действует как бы автоматически, руководствуясь принципом всегда и везде выглядеть эффектно и в любой ситуации быть победителем. Это ещё и специфическое поведение с женщиной донжуана, «рокового мужчины».

Привычный играть женскими чувствами, Паратов наедине с Ларисой стремится уязвить её и бросить ей вызов почти печоринскими фразами: «Мне хочется знать, скоро ли женщина забывает страстно любимого человека: на другой день после разлуки с ним, через неделю или через месяц... имел ли право Гамлет сказать матери, что она «башмаков ещё не износила», и так далее. Он очень тонко оперирует недосказанностью, не раскрывая причины своего возвращения, только атакуя, провоцируя, заставляя разгадывать загадку. Это тоже крайне традиционный для мировой драматургии галантный поединок, результат которого предрешён, но саму ткань словесной игры, чередование «уколов» и защитных маневров можно варьировать бесконечно. Островский в данном случае достаточно лаконичен, как бы экономя риторические ресурсы роли Ларисы для последующих сцен.

Хотелось бы сделать одно замечание. Последний исполнитель роли Паратова в кино Н. Михалков в слова Паратова о Гамлете вносит иронический оттенок. Его Паратов как бы подсмеивается над собственной риторикой, глядя на неё с позиции современного вкуса или же с точки зрения самого Островского, тем самым приглашая к подобной иронии и Ларису. И тем не менее вся эта сцена воспринимается серьёзно. Слова Паратова, в которых мы чувствуем пошлость и невыносимую фальшивость, действительно ранят Ларису, но ей и самому Паратову они представляются благородно возвышенными.

Поединок продолжается и в третьем действии достигает кульминации. В сцене позорного обеда в доме Карандышева две сюжетные линии приходят к высшей точке: Карандышев бесконечно унижен, а Паратов на вершине успеха. Игра Ларисы завершается. В ней побеждает паратовское начало, и дальнейшая её судьба приблизительно ясна зрителю. Она «убедилась», что Паратов приехал за ней, все его недоговорённости расшифровала. Мир Паратова как бы снова внезапно оказывается доступен для неё.

Кажется, что в этот романтический мир путь лежит через такой же сильный, безрассудный (избавленный от мелких расчётов, вроде карандышевского стремления баллотироваться в Заболотье, где нет конкурентов) и эффектный поступок, которым она должна доказать свое равенство с Паратовым (аналог проявленной когда-то готовности встать под его пистолет). И такой верх эксцентрики Лариса совершает, отправляясь на мужской пикник за Волгу.

Этот поступок является продолжением её роли и весьма традиционен для её амплуа. Как и всегда, бегство с «роковым мужчиной» никуда не ведёт, и легкомысленной девушке приходится возвращаться домой. Этот поступок опрометчив, толкает к пропасти, потому что совершён в погоне за призраком, который в данном случае представляет собой Паратов, за тем миром, который существует только в стихах и романсах. Так же, как и Карандышев, Лариса делает выбор в пользу иллюзии, а не реальности. Для Островского эта попытка получить любовь и счастье сразу, с помощью одного эффектного поступка, выглядит как отказ, бегство от собственной судьбы.

Столкнувшись с ужасной для себя реальностью в финале своего неудачного обеда, Карандышев дожидается возвращения Ларисы с пикника (четвёртое действие). Эта новая ситуация - ключевая для понимания его личности.

На первый взгляд Карандышев подвергается той же процедуре, что и герои Достоевского: пройдя через скандал, выплеснувший наружу всё утаиваемое от посторонних глаз, лишивший человека его оболочки, герой уже не может скрыться за внешностью. Это момент идентичности самому себе, тот единственный момент, когда человек предстаёт в своей самости.

И здесь мы тоже видим Карандышева как бы в момент срывания маски: если когда-то он грозил Паратову на маскараде, то теперь в его руках настоящий пистолет и в нём кипит настоящий гнев на весь унижающий его мир (отсюда некоторая неопределённость его намерений). Интересно, что в последнем угрожающем монологе (третье действие) Карандышев ни разу не произносит имя Ларисы, он собирается мстить всему миру: «Если мне на белом свете остается только или повеситься от стыда и отчаяния, или мстить, так уж я буду мстить. Для меня нет теперь ни страха, ни закона, ни жалости; только злоба лютая и жажда мести душат меня. Я буду мстить каждому, пока не убьют меня самого».

Однако если в романах Достоевского ситуация скандала, ставя героя перед новыми проблемами, обнаруживает парадоксальные, непредсказуемые ресурсы в человеческой душе, то здесь мы видим иное. Для Карандышева повторяется, но уже на новом витке, та же ситуация унижения человека, которого не любят, но терпят до поры до времени. Эта ситуация характеризуется в двух планах. С одной стороны, Карандышев ощущает, что его страдание и унижение «смешного» человека утвердили его право на Ларису. Это право подкрепляется и её грехом, и преступлением перед ним. С другой - он сталкивается с Ларисой, не признающей этого права, отвечающей на его слова презрением. С её точки зрения, всё обстоит иначе: унижение и страдание отнимают у Карандышева это право.

Скандал - обычное средство классической драмы для создания театральных эффектов, позволяющее заставить героев на сцене говорить громче и делать жесты более резко, но не изменяющее представления о них. В результате в ситуации сброшенных масок мы видим того же Карандышева, что и раньше, чей внутренний мир не выходит за очерченные заранее рамки борьбы любви и самолюбия и чьи поступки остаются в пределах стандартных для роли мстителя и защитника поруганной чести - роли, которую он теперь берёт на себя, хотя все его чувства демонстрируются как бы на более высоком накале.

В пьесах Островского герою в подобной ситуации предоставлялись две возможности: первая - предложить девушке, несмотря ни на что, руку и сердце, что в данном случае значило отказаться от компенсации за задетое самолюбие, смирением завоевать её любовь или хотя бы признательность, которая впоследствии могла бы перерасти в любовь. Такое поведение героя обычно воплощает у Островского превосходство скромной, но подлинной любви и жизни над жизнью иллюзорной и любовью эгоистичной. Вторая возможность связана с реакцией обманутого мужа (на позицию которого имеет некоторое право Карандышев) - позиция жестокого, непреклонного моралиста, прикрывающая жажду удовлетворения уязвлённого самолюбия.

Но неоднозначность ситуации, возникающая от специфического поведения Ларисы и напряжения между чувством любви и самолюбием в мотивациях действий самого «маленького человека», «расщепляет» поведение Карандышева на несколько типов реакции одновременно. Он пытается и унизить её до предела, заняв позицию моралиста («Хороши ваши приятели! Какое уважение к вам! Они не смотрят на вас как на женщину, как на человека - человек сам располагает своей судьбой, они смотрят на вас как на вещь»), и вознаградить себя моральной победой, стать в позицию её защитника («Я всегда должен быть при вас, чтобы оберегать вас»).

Когда Карандышев бросается на колени и кричит «люблю, люблю», этот эффектный жест очевидно бесполезен: возможности победить Ларису силой страсти у него нет. За признанием следует убийство: «Не доставайся же ты никому» - это проявление позы «маленького человека», самоутверждающегося в обладании женщиной, которая ему «не пара». Это поступок и слова, как бы продолжающие и развивающие мотив женщины-вещи, служащей предметом соперничества среди мужчин. Карандышев не может обладать этой женщиной живой и утверждает власть над ней мертвой, единственная оставшаяся у него возможность овладения ею -убийство. У него нет денег Кнурова и Вожеватова, красоты и шика натуры Паратова, дающих право обладания, и он прибегает к оружию как последнему средству.

Карандышев тем самым отличается, например, от Краснова из пьесы «Грех да беда на кого не живёт». Поступок Карандышева, внешне схожий с поступком Краснова, имеет под собой иной смысл и мотивацию. Это не вариант на тему Отелло. Совершаемое им убийство не возмездие за поруганные представления о добродетели, но акт присвоения, последняя попытка восторжествовать над соперниками, превосходящими его во всём.

Мы не будем останавливаться на вопросе о том, как маленький, ничтожный человек оказывается способным совершить убийство - поступок, который может совершить только человек сильный. Но такой угол зрения, будучи, разумеется, возможным, уведёт нас в сторону от понимания пьесы. Он не адекватен миру Островского именно потому, что убийство у него как писателя театрального не вызывает такого священного трепета, как, например, у Достоевского. В театре герой, совершающий убийство, - негодяй, злодей и т.д. Убийство здесь не рассматривается как специфическая способность человека, как акт, изолированный от всего остального, т.е. убийство не есть предмет психологического рассмотрения, оно связано с проявлением других аффектов или функций персонажа в качестве их крайнего и наиболее эффектного проявления и является им. Но при этом было бы неверно утверждать, что убийство в театре, по распространенному выражению, - «чистая условность». Это функционально чрезвычайно значимый жест, не обладающий чисто психологической нагрузкой.

В последнем действии Лариса терпит наказание за опрометчивый поступок, расплачиваясь прежде всего утратой идеала, воплощённого для неё в Паратове, от которого она слышит: «Но едва ли вы имеете право быть так требовательными ко мне», бытовых и социальных опор. Унижение усиливается поведением Вожеватова, которое она, не зная его истинной подоплеки, вероятно, принимает за демонстрацию презрения к её поступку, затем Кнурова, наконец, Карандышев довершает сцену её унижения сообщением о том, что два богача разыграли её в орлянку. Островский использует чрезвычайно эффектный театральный по своей природе приём: в заключительном действии все претенденты на Ларису появляются один за другим, чтобы столкнуть её с проявлением любви-унижения. Крайняя точка унижения - это осознание себя в качестве вещи, предмета купли-продажи.

Ситуация женщины - вещи, приза, достающегося мужчине в борьбе, - неотъемлемая часть театра Островского. Однако в мире писателя такое положение женщины смягчается и компенсируется той любовью, о которой пишет А.П. Скафтымов. Герой, которому достается невеста, не просто присваивает себе женщину, но и берёт на себя ответственность за неё. Эта ответственность воплощается прежде всего в готовности к состраданию, которая особенно ярко проявляется в момент её «падения».

После поездки за Волгу Лариса, уже расплатившаяся за свой поступок падением, полным крахом жизненных иллюзий, выходит за пределы сферы оценки и осуждения и попадает в сферу сострадания и жалости, которая выше справедливости. Но мир «Бесприданницы» устроен так, что среди побудительных причин поступков героев нет жалости и сострадания. Поэтому в монологе Ларисы, следующем за последним объяснением с Паратовым, преобладает мотив самоубийства как единственно возможного исхода.

Самоубийство в театре - такой же устойчивый приём, как и убийство, такой же способ картинно завершить пришедшее к логическому завершению действие, в данном случае поставить эффектную точку в истории о бессмысленности и невозможности человеческого существования в мире, где единственным стимулом для человека остается лишь удовлетворение самолюбия, а любовь обманывает и унижает («А ведь так жить холодно. Я не виновата, я искала любви и не нашла... её нет на свете... нечего и искать»). И кажется, что сам Островский умелой рукой подводит действие именно к такому завершению, очертив вокруг героини замкнутый круг.

Но если только что в разговоре с Паратовым Лариса легко угрожала ему самоубийством («Для несчастных людей много простора в божьем мире: вот сад, вот Волга. Здесь на каждом сучке удавиться можно, на Волге - выбирай любое место. Везде утопиться легко, если желания да сил достанет»), то теперь её отношение к такому поступку меняется. И хотя выстрел Карандышева всё-таки ставит точку в судьбе Ларисы, заменяя самоубийство убийством, её отказ покончить с собой, парадоксальное желание жить тогда, когда «жить невозможно и незачем», внезапно, в самом конце действия поднимает проблему, совершенно чуждую смыслу всей пьесы.

Этот трепет живого существа, казалось бы решившегося на всё перед ужасом смерти, ведет читательское внимание дальше роли Ларисы в сюжете «Бесприданницы» - к проблеме человеческой личности вообще, к сочетанию в ней силы и слабости, как бы питающих друг друга. И парадоксальным продолжением и следствием этого отказа от самоубийства становится желание бороться на дне падения, отвечать унижением на унижение, готовность противопоставить жестокому и безнравственному миру адекватно жестокое и безнравственное поведение и внезапно возникающее в конце чувство христианского всепрощения и всеобщей любви.

Все эти импульсы внезапно нарушают иерархию черт характера Ларисы, диктуемую её ролью в системе пьесы, обнаруживают и выводят на первый план обертоны и детали её поведения, для сюжета не важные и в истории любви и самолюбия роли не сыгравшие. Образ Ларисы оказывается шире просто вариации устойчивого амплуа, показывая его недостаточность, неспособность справиться, подчинить себе цельную и невероятно сложную человеческую личность. Для того чтобы соединить все элементы поведения героини, создать целостную картину её внутреннего мира, необходимо понять сущность человека вообще.

При этом одновременно взрывая необычайно точно и тонко построенную систему, образ Ларисы усиливает и основную идею пьесы. Именно ощущение абсолютно живой жизни, взятой во всей её проблематичности и нерациональности, усиливает ощущение трагизма изображённой на сцене судьбы, враждебность холодного мира подлинно живому, одновременно слабому и мужественному человеческому сердцу, жаждущему любви и сострадания.

1 Подробнее о понятии психологизма см.: Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л., 1971. Гл. «Проблема психологического романа».

Журавлёва А.И., Некрасов В.Н. Театр Островского. М., 1986. С. 135.

Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей. М., 1972. С. 502.

«Бесприданница» - драма А.Н. Островского, сороковая («юбилейная») пьеса написанная великим русским драматургом. Удивительная, даже исключительная сценическая судьба этой пьесы XIX века и в наши дни продолжает привлекать внимание историков театра и исследователей-литературоведов. Театральные постановки и киноэкранизации «Бесприданницы», давно ставшие классикой, по-прежнему пользуются любовью отечественного зрителя.

Нина Алисова в роли Ларисы

Как могло случиться, что из всего огромного литературного наследия великого русского драматурга А.Н. Островского, только эта, непринятая и непонятая современниками автора пьеса, перешагнула все временные рубежи и обрела настоящее бессмертие?

Попробуем разобраться.

На протяжении XIX и XX веков отношение зрителей и критиков к творчеству А.Н. Островского претерпевало множество изменений. Демократическая критика конца 1850-начала 1860-х годов пыталась увидеть в произведениях драматурга некий социальный протест против косности и застоя окружающей действительности. Некоторые современники (в частности писатель и критик П. Боборыкин) вообще отказывали Островскому в праве быть драматургом, отмечая несценичность, даже эпичность его самых удачных пьес.

Наиболее острую полемику вызвала драма Островского «Гроза». По мнению большинства литературоведов, сам А.Н. Островский приобрёл всеобщую известность как драматург исключительно стараниями Н. Добролюбова. Обстоятельные критические разборы Добролюбовым пьес Островского на страницах некрасовского «Современника» уже в XIX веке стали хрестоматийными. Именно Добролюбов изобрёл и «тёмное царство», и «луч света», и массу других штампов до сих пор активно эксплуатируемых в школьных сочинениях. Однако рядом с добролюбовской практически сразу оформилась и иная линия в интерпретации творчества А.Н. Островского. Это линия А. Григорьева - личного друга драматурга, который считал мир его произведений вовсе не «тёмным царством», а царством «поэзии народной жизни».(к ней тяготеют статьи М. М. Достоевского и М.И. Писарева). У Добролюбова и Григорьева «Гроза» включалась в разные эстетические контексты (в зависимости от мировоззрения критиков, их понимания исторических закономерностей и движущих сил русской жизни). В одном случае она была прочитана как жёсткая социальная драма, в другом - как высокая поэтическая трагедия.

Пьесе «Бесприданница» повезло гораздо меньше. Если в конце 1850-х - начале 1860-х годов Добролюбов, Григорьев, М. Писарев и другие ведущие критики ломали копья в спорах: является ли Катерина из «Грозы» «лучом света в тёмном царстве», то в 1878 году, когда появилась «Бесприданница», пьесу практически не заметили.

Несмотря на то, что сам А.Н. Островский считал свою сороковую пьесу лучшим драматическим произведением, её постановки в Москве и Петербурге разочаровали не только критиков, но и давних поклонников творчества драматурга. К «Бесприданнице» приклеили ярлык весьма заурядной, скучноватой пьески с банальным сюжетом и забыли о ней на долгие годы.

Но действительно талантливые произведения, как правило, переживают своих авторов и находят отклик в сердцах будущих поколений. Пьеса «Бесприданница» обеспечила А.Н. Островскому бессмертие в веках. Драматург безошибочно предугадал это бессмертие, взяв за основу пьесы сюжет жестокого городского романса. Вечная, непреходящая тема соотношения идеального и материального начал (любовь и бедность), навсегда «поймала в сети» российского зрителя. На наш взгляд, именно этим объясняется феномен «Бесприданницы», пережившей всех своих критиков и гонителей. Вот уже почти полтора столетия пьеса не сходит со сцен ведущих театров страны, а её кинематографические версии - «Бесприданница» Протазанова (1936) и Худякова (1974), «Жестокий романс» Э.Рязанова (1982) - оставались и остаются любимыми фильмами для нескольких поколений как советских, так и постсоветских людей.

История создания пьесы

А. Н. Островский, будучи весьма зависимым от театра, исключительно театральным драматургом, обычно писал свои вещи в сравнительно короткие сроки. На протяжении 30 лет (с 1853 по 1883 годы) его новые пьесы каждый сезон ставились на сценах главных московских и петербургских театров. За свою творческую жизнь А.Н. Островский успел сочинить пятьдесят четыре пьесы (из них только семь в содружестве с другими драматургами). Однако свою сороковую пьесу «Бесприданница» автор намеренно снял с привычного театрального конвейера, обдумывал и создавал её несколько лет.

Как свидетельствует помета Островского на первом листе автографа, драма была задумана 4 ноября 1874 года в Москве, а закончена лишь осенью 1878-го.

Параллельно с работой над «Бесприданницей» драматург успел создать несколько очень известных пьес, сразу же принятых к постановке Малым театром: «Волки и овцы»(1875), «Богатые невесты» (1876), «Правда хорошо, а счастье лучше» (1877), «Последняя жертва» (1878). Все они прошли с большим успехом.

Но, как свидетельствует переписка А.Н. Островского, четыре года автор буквально жил своей «Бесприданницей». Он постоянно возвращался именно к этой пьесе, обдумывал сюжетные линии, характеры и монологи главных персонажей; не желая упускать ни малейшей детали, отделывал свою сороковую по счёту вещь самым тщательным образом.

1 октября 1876 года, сообщая своему другу, актёру Александринского театра Ф. А. Бурдину о своей работе над комедией «Правда - хорошо, а счастье лучше», Островский писал: «Все мое внимание и - все мои силы устремлены на следующую большую пьесу, которая задумана больше года тому назад и над которой я беспрерывно работал. Я думаю кончить ее в этом же году и постараюсь отделать самым тщательным образом, потому что это будет сороковое мое оригинальное произведение».

На черновом автографе «Бесприданницы», хранящемся в Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина, Островский пометил: «Opus 40». Вторичное упоминание о работе над «Бесприданницей» встречается в письме драматурга к Бурдину от 3 февраля 1878 года из Москвы: «…я теперь занят большой оригинальной пьесой; я желаю ее кончить зимой к будущему сезону, для того, чтобы быть свободнее летом».

В сентябре 1878 года драматург также писал одному из своих знакомых: «Я работаю над своей пьесой изо всех сил; кажется, выйдет не дурно».

Надежды, казалось бы, оправдались. Вскоре после завершения работы, 3 ноября 1878 года, драматург сообщал из Москвы: «Пьесу свою я уже читал в Москве пять раз, в числе слушателей были лица и враждебно расположенные ко мне, и все единогласно признали «Бесприданницу» лучшим из всех моих произведений»

Одновременно Островский вёл переговоры о постановке «Бесприданницы» в Москве и в Петербурге. 28 октября 1878 года «Бесприданница» уже была одобрена к постановке Театрально-литературным комитетом.

Провал в Москве

Премьера «Бесприданницы» состоялась на сцене Малого театра в Москве уже 10 ноября 1878 года. Она прошла под знаком бенефиса актёра Н.И.Музиля, игравшего Робинзона. Второй раз пьеса была дана в бенефис М.П. Садовского (Карандышев). Островский неоднократно свидетельствовал о большом успехе спектакля в Москве (см. его письмо к Ф.А.Бурдину от 27 декабря 1878 г., а также «Записку по поводу проекта „Правил о премиях… за драматические произведения“ 1884 г.).

Однако, по мнению большинства рецензентов, пьеса «Бесприданница» потерпела полнейший, несомненный и даже окончательный провал.

Постановка нового произведения Островского была осуществлена всего за какие-нибудь десять дней. Теперь в это трудно даже поверить. Однако для той поры это было явлением совершенно обыкновенным. Понятно, что в столь сжатые сроки ни актёры, ни режиссёр, не могли даже толком осмыслить произведение, которое предстояло преподнести публике со сцены.

Гликерия Федотова

Первой исполнительницей роли Ларисы Огудаловой на московской сцене стала актриса Гликерия Николаевна Федотова. Г.Федотова была яркая актриса, которой удавались равно и драматические, и комедийные роли. Однако роль Ларисы в исполнении Федотовой признана крайне неудачной. Вот некоторые реплики критиков: «Окончательно лишила правды и оригинальности»; «пропасть между мелодраматическим тоном, взятым актрисой, и «всей остальной бытовой средой» сделала лицо актрисы «фальшивым и банальным», и т. д.

В последующих постановках «Бесприданницы» в Малом театре Ларису играла М.Н. Ермолова. Роль Карандышева исполнил М.П. Садовский, имевший в театре амплуа «бытового простака» и «комика». Он также не сумел раскрыть один из самых психологически сложных образов пьесы.

Через день после московской премьеры, 12 ноября, в «Русских ведомостях» появилась рецензия давнего и постоянного оппонента Островского П. Боборыкина. По мнению рецензента, на бенефис артиста Н. Музиля (он играл Робинзона) «собралась вся Москва, любящая русскую сцену». Все ожидали хорошей пьесы, но не дождались. «Драматург утомил всю публику вплоть до самых наивных зрителей», ибо публика «явно переросла те зрелища», какие предлагает ей Островский. Особенное возмущение рецензента вызвал незамысловатый сюжет «Бесприданницы», ибо никакого интереса нет в истории о том, как «какая-то провинциальная девушка полюбила негодяя, согласилась выйти замуж за антипатичного пошляка и, отвергнутая другой раз предметом своей страсти, подставляет свою грудь под пистолет жениха». Досталось и героине: «...эта девушка со своими страданиями могла бы привлечь наше внимание, будь она личностью колоритной, крупной, общественно значимой. Увы… ничего этого в ней нет, Лариса говорит банальности, ее рассказ о том, почему она Паратова, «развратника и нахала», считает «героем», просто смешон своей умственной и нравственной «низменностью».

Мария Ермолова

В Ларисе Боборыкин увидел полное повторение героинь из «Бешеных денег» и других пьес Островского, а в Паратове - ещё одного негодяя из целого ряда распутных пошляков в прежних пьесах драматурга (в том числе - Вадим Дульчин в «Последней жертве»). Самым удачным образом был назван Карандышев, но критика очень смущала его противоречивость и двойственность. Театральные актёры XIX века ещё не умели это играть. Даже очень хороший актёр вряд ли смог бы «замаскировать» двойственность Карандышева в конце третьего и четвёртом акте.

Весьма показательно, что опытный литератор, автор романов и пьес, П. Боборыкин оказался неспособным ни постичь сюжет пьесы, ни понять сложность характеров и связывающих их отношений. Он до крайности всё упростил, огрубил, не схватил главного ни в проблематике пьесы, ни в её художественном воплощении, даже не приблизился к сердцевине замысла.

Остальная московская критика либо вторила Боборыкину, либо и вовсе отмалчивалась.

К сожалению, в 1878 году, когда уже не было в живых ни Н. Добролюбова, ни самого верного поклонника творчества А.Н. Островского Аполлона Григорьева, оценить «Бесприданницу» по достоинству оказалось некому. Драматург пережил всех своих талантливых критиков, предоставив право далёким потомкам оценивать своё сороковое, «юбилейное» произведение.

Премьера в Петербурге

В Петербурге «Бесприданница» вызвала более сочувственные отклики. Премьера состоялась на сцене Александринского театра 22 ноября 1878 года, в бенефис Ф.А. Бурдина, с участием премьерши М. Г. Савиной, исполнявшей роль Ларисы. В спектакле также приняли участие: Полонский (Карандышев), Бурдин (Кнуров), Сазонов (Вожеватов), Нильский (Паратов), Читау (Огудалова), Арди (Робинзон), Васильев 1-й (Гаврило), Горбунов (Иван), Константинов (Илья), Натарова 1-я (Евфросинья Потаповна).

Актёры Александринского театра, среди которых у Островского было немало друзей, весьма прохладно отнеслись к новой пьесе. Бурдин первоначально возражал против роли Кнурова. Она казалась ему эпизодической и маловажной для бенефиса («аксессуарная роль»). Н.Ф.Сазонов отказался играть Карандышева, потребовав от автора значительных сокращений текста.

Театральная критика отмечала превосходную игру М.Г. Савиной, но самой актрисе пьеса не нравилась, также как и не нравилась собственная работа в ней. На гастролях в провинции, куда Савина возила свои любимые роли, она сыграла «Бесприданницу» только три раза и бросила навсегда. Она играла Ларису «слишком идеальной», «слишком непостижимой» с точки зрения здравого смысла, театральных критиков и немногочисленных рецензентов.

Петербургские газеты «Новое время» и «Голос» дважды возвращались к оценке «Бесприданницы». На рецензента «Нового времени» пьеса произвела «сильное впечатление», но и он не увидел в фабуле ничего нового: ни тип главной героини, ни другие фигуры не новы; пьесе не хватает сценического движения, действия и т. д. Рецензенты «Голоса» с одной стороны хвалили Островского как бытописателя, подчёркивая точные характеристики и сложные характеры её персонажей. Но в то же время они не могли простить драматургу слишком грубой реалистичности, неприкрытого цинизма его героев (Паратова, Кнурова с Вожеватовым, даже Ларисы). Получалось, что критики ценили «Бесприданницу» за реалистично раскрытое в ней «бесстыдное и холодное бессердечие», ставшее главным признаком современного прогресса, но тут же обвиняли автора в недооценке положительных сторон этого пресловутого прогресса и непроглядном пессимизме.

Разноречивость критических оценок, на наш взгляд, вызвана новаторской природой самой пьесы, её сценической, композиционной, психологической сложностью, намного опередившей каноны своего времени. К сожалению, современные автору театральные критики, режиссёры и актёры, не привыкшие выходить за рамки своего сценического амплуа, оказались не в состоянии понять новаторство Островского. Напротив, в 1870-е годы на драматурга всё чаще и чаще сыпались упрёки в идеологической отсталости, избитости, шаблонности, исчерпанности его драматургической поэтики. Общественность настоятельно требовала появления на сцене других персонажей, свободных от пессимизма и пережитков «тёмного царства», т. е. героев, живущих настоящим, откликающихся на социальные и политические проблемы современности, героев-труженников, новаторов, борцов.

Но автор «Грозы», «Леса», «Бесприданницы» резко отличался от драматургов, писавших на «злобу дня» и потакавших сиюминутным интересам зрителя. Он звал к постижению глубоких, труднодоступных истин и потому верил не только в зрителя сегодняшнего, но и завтрашнего, в зрителя будущего. Именно поэтому глубоко продуманная, во многом опередившая своё время пьеса Островского в 70-е годы XIX века пришлась не ко двору ни театральной критике, ни широкому зрителю. Несмотря на полный актёрский ансамбль, в сезон 1878-79 годов пьеса ставилась в репертуар Александринского театра крайне редко, а потом о ней и вовсе забыли. В Петербурге «Бесприданница» сошла со сцены уже в 1882 году и не появлялась на ней 15 лет. В Москве пьеса держалась дольше - до 1891 года. Возобновили «Бесприданницу» на обеих столичных сценах в сезон 1896 -1897 гг. Но это была уже новая жизнь хорошо забытой пьесы.

Вторая жизнь «Бесприданницы»

Возвращение «Бесприданницы» А.Н. Островского на подмостки столичных и провинциальных театров связано с именем великой русской актрисы Веры Фёдоровны Комиссаржевской. Именно Комиссаржевская по-настоящему открыла роль Ларисы, а сама уже во многом изменившаяся эпоха вдохнула новую жизнь в этого персонажа.

Вера Комиссаржевская

На рубеже XIX-XX веков театр, как и всё общество, переживал ломку мировоззрений, переоценку ценностей, не мог находиться в стороне от новых веяний в литературе и искусстве. На волне модернистских исканий конца 1890-х годов простенькие пьески А.Н. Островского из жизни провинциального купечества и вовсе выглядели чем-то архаичным и неудобоваримым.

С момента написания «Бесприданницы» прошло 18 лет. И в 1896 году, через десять лет после смерти А.Н. Островского, Александринский театр решил вновь поставить когда-то провалившуюся пьесу.

Известно, что В.Ф. Комиссаржевская сама настоятельно требовала от дирекции Александринки назначить её на роль Ларисы Огудаловой. При этом актриса даже прибегла к шантажу: или вы мне даёте роль Ларисы в «Бесприданнице», или я ухожу из театра. Режиссёры по-прежнему не задавались задачей дать старой пьесе Островского новое прочтение, но терять талантливую актрису не захотели. Впрочем, никто, кроме самой Комиссаржевской, и не рассчитывал на успех...

17 сентября 1896 года театр был полон. Почтенная публика пришла посмотреть строптивую Комиссаржевскую в знаменитой пьесе. Первые два акта зрители недоумевали. Они привыкли к савинской Ларисе - хорошенькой мещаночке, ведущей бесшабашную жизнь в материнском доме. И вдруг Лариса - Комиссаржевская: хрупкая, застенчивая, неяркая, говорит тихо, поначалу показалось - даже неинтересно. В антрактах публика разочарованно переговаривалась между собой о провале спектакля, но уже появились отдельные зрители, в основном с галёрки, которые начинали понимать, что перед ними актриса, воплотившая образ «раненой», глубоко страдающей женщины, что такого ещё не было на сцене русского театра. В третьем акте покашливание, шепоток, шуршание программок прекратилось. Комиссаржевская стала единственной властительницей публики. А когда оборвался последний аккорд гитары, публика боялась пошевелиться.

Критика высказывалась весьма благосклонно об игре Комиссаржевской. В её Ларисе не было типических цыганских черт и отпечатка старой провинции, хотя другие исполнительницы роли (Федотова, Ермолова, Савина) именно эти черты считали основными.

Один из критиков, Юрий Беляев, отмечал, что своим исполнением Комиссаржевская «поднимает престиж» Ларисы - девушки, упавшей до положения «драгоценной безделушки, на которую бросают жребий».Критик восторгался актрисой, но считал, что она создала образ, разительно отличающийся от героини Островского. Он считал, что Вера Фёдоровна показала Ларису какой-то «белой чайкой», а вовсе не девушкой с кипучей цыганской кровью. Другой критик, Федор Степун, оценил в игре Комиссаржевской то, что с первой же своей фразы («Я сейчас все на Волгу смотрела, как там хорошо на той стороне») она подымает внутренний мир Ларисы на огромную духовную высоту.

Еще один критик, А. Кугель, считал игру Веры Фёдоровны обаятельной, но неправильной. По его мнению, Лариса вышла слишком грустной и элегической. Возможно, это действительно так, что исполнение Комиссаржевской было слишком «надбытовым».

Комиссаржевская, пожалуй, вопреки всем предшествующим ей исполнительницам, а также театральным режиссёрам и критикам, поняла, в чём заключался основной драматизм пьесы Островского. Автор назвал «Бесприданницу» драмой не только из-за трагической развязки. Почти все её герои - люди сложные, неоднозначные, во многом двойственные.

Лариса, конечно, не «луч света в тёмном царстве», но она и не беззаботная дурочка, которую обманул заезжий негодяй, а потом случайно застрелил местный сумасшедший. Лариса - человек мыслящий, глубоко чувствующий, прекрасно понимающий всю нелепость своего положения («Я для вас кукла. Поиграете вы мной, изломаете и бросите»; «Зачем вы постоянно попрекаете меня этим табором? Разве мне самой такая жизнь нравилась?» и т. д.). Она нуждается в любви, как прекрасный цветок нуждается в воде и солнечном свете. Лариса разрывается между миром своих прекрасных грёз и надежд и миром жестокой реальности, в который её вовлекает собственная мать и самолюбивые, хищные поклонники. В поисках выхода девушка бросается ко всем, кто обещает любить её, даже к Карандышеву, но «все только себя любят». И лучшим выходом для неё оказывается смерть.

Именно так, трагически-обречённо, надрывно, безысходно зазвучала Лариса в интерпретации Комиссаржевской. Это стало новым рождением пьесы. «Бесприданница» на много дней заняла воображение театрального Петербурга. Достать билет на спектакль было невозможно. Комиссаржевская привела в театр ту часть русской интеллигенции, которая долгие годы считала театр лишь местом пошлых развлечений.

В 1930 -е годы «Бесприданница» принадлежала к числу пьес Островского, пользующихся наибольшей любовью советского зрителя. На сцене советского театра наиболее остро был выражен именно социальный пафос этой замечательной драмы. Она ставилась во многих драматических театрах Москвы, Ленинграда и на периферии. Из московских постановок «Бесприданницы» особенно значительны постановки Драматического театра (б. Корша) с В. Н. Поповой в роли Ларисы (1932 г.) и Центрального театра транспорта (1946 г.). В 1948 году «Бесприданница» возобновлена на сцене Малого театра.

Экранизации

Однако массовому зрителю пьеса А.Н. Островского «Бесприданница» стала знакома лишь благодаря удачным киноверсиям Я. Протазанова (1936) и Э.Рязанова (1984), по праву считающимися классикой отечественного кинематографа.

В отличие от большинства других драматических произведений XIX века, «Бесприданница» четырежды подвергалась кинопостановкам в нашей стране.

Первая попытка принадлежит режиссеру Кай Ганзену. В 1912 году он снял одноименный незвуковой фильм, в котором главные роли исполнили Вера Пашенная и Николай Васильев.

В 1936 году появилась «Бесприданница» Я. Протазанова (в главных ролях Н. Алисова и А. Кторов). Протазанов не стал менять сюжет, но над сценарием значительно поработал Владимир Швейцер – тот самый, который работал над сценариями советских фильмов-сказок «Василиса Прекрасная», «Конёк-Горбунок», «Кащей Бессмертный» и др.

Протазанов и Швейцер буквально «проанатомировали» пьесу Островского, но не стали слепо следовать тексту. Возможности кинопостановки были куда обширнее, чем возможности театрального спектакля и вообще возможности драматургического действия. Поэтому в фильме появилась масса новых эпизодов (венчание сестры Ларисы, похождения Робинзона, прекрасные натурные съёмки и т.д.).

Актёрский ансамбль был безупречен: А.Кторов (Паратов), Б.Тенин (Вожеватов), М.Климов (Кнуров), О.Пыжова (мать Ларисы), В.Балихин (Карандышев). На роль Ларисы Протазанов пригласил совсем молодую студентку, первокурсницу ВГИКа Нину Алисову. Натурные съёмки проходили в Кинешме, Калуге, Костроме и Плёсе.

«Бесприданница» Протазанова сразу стала знаковым фильмом для всего советского довоенного кинематографа. Фильм тут же, как говорится, «ушёл в народ». Долгие годы советский зритель был уверен, что знаменитые эпизоды с брошенной в грязь бобровой шубой, гонкой на пароходах и безобразиями Робинзона - это оригинальный текст Островского. Песню А.Гуэрича «Нет, не любил он» пели все девушки 1930-40-х годов, искренне считая её старинным цыганским романсом, который исполняла Лариса Огудалова в пьесе.

Экранизация Протазанова и Швейцера оказалась настолько удачной, что почти пятьдесят лет вполне устраивала советского зрителя.

Телеспектакль «Бесприданница» К. Худякова (1974), несмотря на прекрасное созвездие актёров (Т.Доронина, А.Джигарханян, В.Гафт) только разочаровал своей «театральностью» и «камерностью». После протазановского фильма, в основе которого лежала интерпретация образа Ларисы Комиссаржевской, возвращение Т. Дорониной к Ларисе «докомиссаржевского» периода выглядело оригинальным, но смотрелось уже без интереса.

Поэтому когда в 1984 году вышел фильм Э.Рязанова «Жестокий романс» он стал практически откровением для зрителей, не видевших или принципиально не смотревших несколько «устаревшую» к тому времени протазановскую картину.

О замечательном фильме Э. Рязанова написано и сказано так много, что не имеет смысла повторять все критические отзывы в данном очерке.

Однако сегодня уже многие и не помнят, что при своём появлении «Жестокий романс» вызвал массу споров и нареканий, особенно у людей старшего поколения - поклонников «Бесприданницы» 1936 года. Сам режиссёр и сценарист фильма Э.Рязанов в своих многочисленных интервью не раз признавался: когда он писал сценарий «Жестокого романса», его девизом был максимальный отход от текста пьесы Островского, дабы лишить фильм «камерности», сделать его интересным для современного зрителя. Но затем, в процессе съёмок, режиссёр бросил клич: «назад, к Островскому!». И от этого фильм только выиграл. Все (за редким исключением) реплики персонажей пьесы «Бесприданница» звучат в «Жестоком романсе», все характеры представлены живо и ярко, действие фильма полностью соответствует авторской концепции А.Н. Островского.

Особенно много нареканий в адрес фильма «Жестокий романс» было за оригинальную интерпретацию, даже развитие образа Паратова (Н. Михалков). Старшее поколение не смогло простить Рязанову излишне демократичного Михалкова, по темпераменту более напоминающего мексиканского мачо, а никак не русского барина. Одна моя пожилая родственница, воспитанная на протазановской версии, после просмотра кинофильма Рязанова долго возмущалась эпизодом, где Паратов, сойдя с белой лошади, собственными руками двигает грязный экипаж: «Он - барин, а не биндюжник!» Конечно, эпизод с шубой в протазановском фильме выглядел куда более эффектно, но его уже использовали 50 лет назад, и повторение данного жеста актёром Михалковым выглядело бы, скорее, как пародия. Всем зрителям 1980-х годов было очевидно, что Михалков - не Кторов, а Кторов - не Михалков. Такие типажи, как протазановский Паратов вымерли ещё в первой половине столетия.

Именно поэтому, на наш взгляд, Рязанов в своём фильме очень удачно снял с Паратова как маску завзятого негодяя, так и социально окрашенного барина-белоручки, раба сословных предрассудков. Психологически развив образ центрального персонажа пьесы, режиссёр приблизил его одновременно и к реалиям русской жизни 70-х годов XIX века, и сделал интересным людям века XX. По сути Паратов - не коварный соблазнитель и далеко не расчётливый делец. Разорившийся дворянин, бывший судовладелец, он сам пал жертвой своего непростого времени, времени Кнуровых и Вожеватовых. Островский отнюдь не ставит знака равенства между Паратовым и бряхимовскими купцами-толстосумами. Для него деньги - не цель, а средство к существованию, бессмысленному и бесцельному, ибо никакой определённой цели у этого человека быть не может. Паратов - такая же вещь, такая же бессмысленная безделушка, как Лариса. Разница лишь в том, что все его страдания и метания в момент «продажи» себя за деньги остаются вне рамок сценического действия и зрителю не видны. Мы видим уже смирившегося со своей участью, несчастного человека, который напоследок пускает пыль в глаза, но тоже погибает, раздавленным, сломленным. Лариса же умирает, оставаясь самой собой - любящей и свободной.

Тема «Бесприданницы» стала особенно близка русскому зрителю на рубеже XX-XXI веков, в эпоху тотального пересмотра прежних ценностей, ломки человеческих отношений, бездумного поклонения «золотому тельцу». Сколько таких Ларис - красивых, умных, талантливых девушек с университетским образованием - отправилось в содержанки к современным Кнуровым или Вожеватовым не расскажет ни одна статистика. Возможно, некоторые из них и до сих пор считают, что поступили правильно, ухватившись за материальное благополучие, растоптав всё то, что когда-то считали главным в своей жизни. Бог им судья.

Но ясно одно: феномен «Бесприданницы» как вечного сюжета на все времена не отпускает нас и сегодня. Спустя тридцать лет после выхода на экраны «Жестокого романса» фильм по-прежнему смотрится на одном дыхании, а современная молодёжь имеет представление о творчестве великого русского драматурга А.Н. Островского исключительно из этого фильма. И это не самый плохой вариант.

В 2011 году режиссёром А.Пуустусмаа по мотивам драмы Островского была снята ещё одна «Бесприданница». Сюжет фильма в общих чертах повторяет сюжет пьесы, но действие перенесено в наши дни.

03.07.2020

Детская комната

Самое интересное:

Уроки финансовой грамотности в школе: для чего нужны и что дадут?

О реорганизации государственных образовательных учреждений Порядоквыплаты федеральным государственным гражданским служащим центрального аппарата Министерства обороны Российской Федерации ежемесяч

Голубцы в сметанном соусе – капустники с секретом