Начальник тайной стражи афраний. Сочинение Булгаков М.А
АФРАНИЙ
Персонаж романа «Мастер и Маргарита», начальник тайной стражи, непосредственно подчиняющийся прокуратору Иудеи Понтию Пилату. Прототипом А. послужил Афраний Бурр, о котором подробно рассказывается в книге французского историка религий Эрнста Ренана (1823-1892) «Антихрист». Выписки из этой книги сохранились в архиве Булгакова. Ренан писал о «благородном» Афраний Бурре, занимавшем пост префекта претория в Риме (это должностное лицо исполняло, в числе прочих, и полицейские функции) и умершем в 62 г. Он, по словам историка, «должен был искупить смертью, полной печали, свое преступное желание сделать доброе дело, считаясь в то же время со злом». Будучи тюремщиком апостола Павла, Афраний обращался с ним гуманно, хотя, как пишет Ренан, ранее «у Павла не было с ним никаких непосредственных отношений. Однако, возможно, что человеческое обращение с апостолом обусловливалось благодетельным влиянием, которое распространял вокруг себя этот справедливый и добродетельный человек». Под «смертью, полной печали», здесь имелось в виду сообщение в «Анналах» знаменитого римского историка Тацита о широко распространенном в народе мнении, что Афраний был отравлен по приказу императора Нерона (37-68). А. и Понтий Пилат также пытаются сделать доброе дело, не порывая со злом. Пилат стремится помиловать Иешуа Га-Ноцри, но, опасаясь доноса, утверждает смертный приговор. А. по долгу службы руководит казнью, но потом по завуалированному приказу прокуратора убивает доносчика Иуду из Кириафа. А. и Понтий Пилат очень своеобразно восприняли проповедь Га-Ноцри о том, что, все люди добрые, ибо первое, что они делают после смерти Иешуа, так это убивают Иуду, совершая с точки зрения проповедника безусловное зло.
У Ренана в «Антихристе» упоминается должность префекта полиции Иудеи - на этот пост римский полководец и будущий император Тит (39-81) во время Иудейской войны 67-70 гг. назначил одного из своих иудейских сторонников Тиверия Александра. А. фактически является начальником полиции Иудеи, названной в романе тайной стражей.
Булгаковская энциклопедия. - Академик . 2009 .
Смотреть что такое "АФРАНИЙ" в других словарях:
- (лат. Afranius) римский cognomen (родовое имя, лат. Afrania gens). Его носил, в частности, Луций Афраний (лат. Lucius Afranius), консул 60 года до н. э., приближенный и личный приверженец Гнея Помпея Великого,… … Википедия
Афраний, Луций, Afranius, вторая половина II в. до н. э., римский комедиограф. Происходил из плебейского рода, который уже во II в. до н. э. имел представителей в сенате, во времена Гракхов выступал в качестве оратора. Из творчества А.… … Античные писатели
- (Afranius). 1) Римский комический писатель, процветавший примерно за 100 лет до Р.Х. 2) Консул, достигший этого положения при помощи Помпея в 60 г. до Р.Х. (Источник: «Краткий словарь мифологии и древностей». М.Корш. Санкт Петербург, издание А. С … Энциклопедия мифологии
- (Люций, Afranius) римский писатель комедий, род. около 150 г. до Р. X., самый замечательный из представителей того направления, которое, свободно подражая образцам новогреческой комедии, создало национальную комедию в Риме, сюжеты которой брались … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона
Секст Афраний Бурр (лат. Sextus Afranius Burrus ? 62 н. э.) римский военачальник и государственный деятель, префектом преторианцев во время правления императора Нерона. Содержание 1 Происхождение и начало службы 2 Бурр и Сенека … Википедия
В Википедии есть статьи о других людях с именем Ганнибалиан. Афраний Ганнибалиан Afranius Hannibalianus консул Римской империи 292 года … Википедия
Афраний, Луцкий - (род. ок. 150 до н. э.) рим. комедиограф, представитель комедии тогаты. Биогр. данных об А. не сохранилось. По незнач. отрывкам его произв. (дошло ок. 400 ст.) видно, что круг тем А. ограничивался современным ему бытом и семейными отношениями … Античный мир. Словарь-справочник.
У этого термина существуют и другие значения, см. Луций Афраний (поэт). Луций Афраний Lucius Afranius Консул 60 до н. э. Смерть … Википедия
Луций Афраний было также имя консула 60 года до н.э. Луций Афраний (лат. Lucius Afranius) древнеримский писатель комедий, родился около 150 года до н. э., самый замечательный из представителей того направления, которое,… … Википедия
- (лат. Lucius Afranius): Луций Афраний (ум. 46 до н. э.) консул Римской Республики 60 до н. э., участник Серторианской войны, Третьей Митридатовой войны и гражданской войны 49 45 до н. э., заметный помпеянец Луций Афраний древнеримский… … Википедия
Был закончен М.А. Булгаковым в 1939 году. Яркое и динамичное повествование, глубокая философская проблематика потрясли первых немногочисленных слушателей романа. В то же время всем стало понятно, что безумием было бы пытаться издать роман. Друг и биограф Булгакова П.С. Попов писал его жене: «Гениальное мастерство всегда останется гениальным мастерством, но сейчас роман неприемлем. Должно будет пройти лет 50-100». К счастью, первая публикация романа произошла гораздо раньше: в 1966 году журнал «Москва» начал печатать роман с многочисленными цензурными купюрами и беспощадной редакторской правкой. Больше всего пострадали те части романа, где обрисовывались наиболее непривлекательные черты москвичей, описывалось сходство древнего и современного мира, рассказывалось о действиях римской тайной полиции.
Афраний — глава тайной римской полиции — появляется в третьей главе романа о Пилате. Читатели романа многое бы потеряли, если бы эта глава оказалась вырезанной в результате цензурных правок. Глава, большую часть которой составляет беседа Пилата с Афранием, написана упругим, изящным языком, языком тонких дипломатов и политиков, лучших знатоков своего дела. Пятый прокуратор Иудеи и «заведующий тайной службой» ведут разговор, полный взаимных комплиментов, иносказаний, намеков. Вопросы о состоянии дел в Ершалаиме, о том, как протекала казнь, и о других насущных делах Пилат перемежает с похвалами в адрес своего исполнительного гостя.
Внешность Афрания совсем не вяжется с его работой: он красив, добродушен, а в глазах его сквозит «лукавый ум». Автор полагает, что гость прокуратора даже «наклонен к юмору». Интересно, что по описанию внешности Афраний схож с московским следователем, который посещает в клинике Ивана Бездомного. Следователь назван «круглолицым», и у Афрания «приятное округлое» лицо; Афраний добродушен, и следователь «спокоен и мягок» в обращении. Как и Афраний, следователь считается одним из лучших в Москве. Только у Афрания есть особенная черта: временами его лицо совершенно меняется, он «широко открывал веки и взглядывал на своего собеседника внезапно и в упор, как будто с целью быстро разглядеть какое-то незаметное пятнышко на носу у собеседника». Несколько раз за время беседы он бросает такие взгляды на прокуратора, будто подозревая, что у Пилата есть особый интерес к казни, и пытаясь догадаться, в чем он состоит. Спустя некоторое время после начала беседы проницательный Афраний уже, кажется, может читать мысли прокуратора. Например, Афраний называет Иешуа Га-Ноцри «он», точно зная, что прокуратор поймет, о ком идет речь. Но прокуратор не поддерживает игры Афрания, будто боится, что и у стен дворца Ирода, который ненавистен ему, есть уши.
Прокуратор узнает от Афрания то, что он так жаждал услышать. Глава тайной полиции передает ему слова умирающего Иешуа: «Он сказал, что благодарит и не винит за то, что у него отняли жизнь». Но это известие не облегчает внутренней муки прокуратора, потому что Афраний продолжает говорить: «…он сказал… что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость». Прокуратор понимает, что свою последнюю проповедь Иешуа читал для него, его волнение выдает «внезапно треснувший голос». Всадника Золотое Копье нельзя назвать трусом — несколько лет назад он спас великана Крысобоя, бросившись ему на помощь в гущу германцев. Но победить трусость в бою оказывается легче, чем совладать с душевной трусостью, боязнью «погубить свою карьеру» ради «ни в чем не виноватого безумного мечтателя и врача».
Пилат пытается искупить свою вину перед Иешуа. Он видит только один способ сделать это — приказать Афранию убить Иуду. Но он не приказывает этого прямо, а, напомнив Афранию о долгих годах совместной службы в Иудее, сообщает главе тайной полиции, что Иуду «зарежут этой ночью». Под видом «случайных, темных и недостоверных» сведений Пилат излагает Афранию то, каким он видит убийство Иуды. Прокуратор пытается одновременно отомстить первосвященнику Кайфе, который настоял на том, чтобы в честь праздника Пасхи отпустили мятежника Вар-раввана, а не Га-Ноцри.
По волнению Пилата видно, как важно для него, чтобы Афраний исполнил его приказание: «…судорога прошла по лицу прокуратора, и он коротко потер руки». При этом прокуратору не приходит в голову считать убийство Иуды, предавшего Га-Ноцри, преступлением. С одной стороны, это попытка Понтия Пилата загладить свою вину перед Иешуа, отомстить за него, успокоить свою совесть. С другой стороны, сам Иешуа никого не винил в своей смерти и на допросе у Пилата волновался за судьбу «юноши из Кириафа», предчувствуя, что с ним случится несчастье. Убивать кого бы то ни было, даже под видом справедливой мести, противоречит всей жизненной философии Иешуа, который учил прокуратора тому, что на свете нет злых людей, переживал за всех людей и любил их всех. Дико и нелепо выглядит сцена разговора Пилата с Левием Матвеем в самом конце романа о Пилате. Прокуратор упрекает Левия в том, что бывший сборщик податей ничего не усвоил из того, что говорил Иешуа: «Ты жесток, а тот жестоким не был». Левий обещает посвятить остаток жизни тому, чтобы разыскать и зарезать Иуду. Но прокуратор, испытывая невероятное наслаждение, признается Левию, что уже убил предателя.
Возможно, тысячелетнее наказание Пилата связано не столько с его трусостью по отношению к Га-Ноцри, сколько с тем, что он «не дослушал» философа, не понял до конца его заветов любви и истины.
Поступок Пилата, его завуалированное приказание Афранию нельзя оценить однозначно. Стремясь сделать благо, Пилат совершает преступление, убивает человека. В то же время, совершая это преступление, он мстит за предательство, то есть восстанавливает справедливость. Невозможность отделить добро от зла, двойственность и неоднозначность этих категорий становится отличительным знаком романа Булгакова. Принцип двойственности заявлен уже в эпиграфе романа, взятом из , где Мефистофель называет себя частью «той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». В конце романа Пилату прощается его трусость и, может быть, преступление. За него просит сам Иешуа, прочитавший роман Мастера.
Таким образом, в сцене разговора Пилата с Афранием под искусно сплетенной словесной игрой скрывается душевное волнение и мрачная тоска пятого прокуратора Иудеи, который осознает, что никакая месть не возвратит к жизни «бродячего философа», проповедовавшего о царстве «истины и справедливости».
Эта версия, кажется, впервые обозначилась в фильме Анджея Вайды, где Воланда и Афрания играл - впрочем, весьма неубедительно - один актер, а действие происходило в современной Варшаве. Потом версия была повторена в сочинении Б. Гаспарова и столь же неубедительно подкреплена рассуждениями о параллелях всего со всем в мотивных структурах романа «Мастер и Маргарита»[. А потом появился поэт Евгений Австрих, мы встретились у друзей в Иерусалиме, и он сказал решительно: «Воланд и Афраний - одно лицо!» - «Опять гаспаровские параллели? - затосковала я. - Я уже слышала». - «Нет», - сказал Австрих и, неодобрительно высказавшись о параллелях Гаспарова, предложил перечесть сцену убийства Иуды: «Там же Афраний одет, как Воланд».
Тут, надо сказать, что-то произошло. То ли Евгений закричал: «Что случилось?», то ли даже стал трясти меня за плечо. На самом деле ничего не случилось. Просто я отключилась и мысленно стала просматривать булгаковские тетради, которые тогда помнила еще очень хорошо.
Вот, после убийства Иуды (окончательный текст, пятая редакция романа): «Теперь на лошадь вскочил человек в военной хламиде и с коротким мечом на бедре».
А вот и Воланд в его торжественном выходе на балу: «Тогда произошла метаморфоза. Исчезла заплатанная рубаха и стоптанные туфли. Воланд оказался в какой-то черной хламиде со стальной шпагой на бедре».
А что было в предшествующей тетради (в четвертой редакции)? «И тогда произошла метаморфоза. Фрак Воланда исчез. Воланд оказался не то в черном плаще, не то в сутане». И шпаги здесь не было. До метаморфозы: «Воланд был во фраке и двигался чуть прихрамывая и опираясь на трость».
После убийства Иуды: «Теперь на лошадь вскочил человек в хламиде, с коротким мечом».
Тут очень важно восстановить порядок возникновения строк - под пером Булгакова и далее, под его диктовку. И мы увидим, что сначала, в редакции четвертой, возникает описание Воланда на балу: на нем сутана, и он опирается на трость. Потом пишется текст об убийстве Иуды: на лошадь вскакивает «человек в хламиде, с коротким мечом».
Далее диктуется редакция пятая, бал, на котором происходит метаморфоза и на Воланде вместо заплатанной рубахи (здесь уже рубаха, а не фрак), оказывается «черная хламида» и «стальная шпага на бедре». Еще через несколько дней диктуется глава об убийстве Иуды и описание Афрания «в военной хламиде и с коротким мечом на бедре»...
Совпадения легкие - как доказательство они не пройдут, хотя в поэтическом слухе Евгению Австриху не откажешь... Но тут, оттесняя историю с хламидой и мечом на бедре, в моем мозгу тревожной лампочкой вспыхивают неизвестные Австриху строки из четвертой редакции романа. Здесь Воланд просматривал рукопись мастера:
«- Ну, теперь все ясно, - сказал Воланд и постучал длинным пальцем с черным камнем на нем по рукописи».
В окончательном тексте этого камня на пальце Воланда не будет - он появится в другом месте, в диалоге Пилата с Афранием: «- Но, во всяком случае, - озабоченно заметил прокуратор, и тонкий, длинный палец с черным камнем перстня поднялся вверх...»
И в третий раз возникает загадочный перстень, по-видимому, этот самый:
«Благодарю вас за все, что сделано по этому делу», - благодарит Пилат Афрания за достойное погребение Иешуа, но главным образом, конечно, за убийство Иуды. «...Тут прокуратор вынул из кармана пояса, лежащего на столе, перстень и подал его начальнику тайной службы, - прошу принять это на память».
Драгоценный перстень, подаренный Пилатом Афранию, носит Воланд... Не потому ли, что Воланд (в личине Афрания!) его и получил - за убийство Иуды?
У «человека в капюшоне» в этом убийстве двое подручных. Один из них не описан. Другой помечен так: «мужская коренастая фигура». А в одной из ранних редакций романа, точнее, в редакции второй, в главе «Ночь», была выразительная строка: «А Иуду я собственноручно зарезал в Гефсиманском саду, - прогнусил Азазелло».
Коренастая фигура?.. Азазелло?.. В последней редакции романа именно Азазелло повторяет ритуал. Правда, Майгеля он убивает не ножом, а выстрелом из пистолета. Другая эпоха - другое оружие...
