Немирович данченко и станиславский кто. Cтаниславский и Немирович -Данченко, Биография Немирович-Данченко

В городских продовольственных лавках в мясопустные дни идет бойкая торговля рыбой. В продаже имеется треска и палтус, или, как ее еще иначе называют, палтусина. И та, и другая рыба последней заготовки в Архангельске. Треска продается в розничной торговле по 85 к. фунт, а палтусина - 72 коп.

О заготовке городом рыбы в Архангельске в последние дни очень много разговоров в городских кругах. Действительно, во всей операции по закупке рыбы в Архангельске очень много туманного и неясного.

Известно, например, что после решения думы закупать северную рыбу и ассигнования на то значительных средств, из Архангельска стали поступать предложения от оптовых фирм, причем цены на треску колебались между 12 и 14 рублями за пуд. Таких предложений поступило немало, но все они отвергались. Было основание предполагать, что городская продовольственная комиссия нашла возможность приобрести треску дешевле. Но этого на деле не оказалось. Обнаружилось нечто совершенно обратное.

Всю операцию по заготовке рыбы город поручил г. Ионникову, управляющему архангельским отделением Русского для внешней торговли банка. Какое отношение имеет г. Ионников к петроградскому городскому управлению и к рыбной торговле - загадка. Факт тот, что г. Ионников за дело взялся (шутка ли, предстояло купить рыбы на 1.400.000 рублей) и стал доставлять треску по 21-22 рубля за пуд, а последние партии, кажется, еще дороже. Таким образом, даже первые партии трески обходились городу в полтора раза дороже мяса.

Говорят, что последние партии обходились городу по 28 рублей за пуд. Чем, действительно, объяснить то обстоятельство, что город отдал преимущество представителю Русского для внешней торговли банка перед другими, несмотря на то, что частные фирмы предлагали ту же треску чуть ли не вдвое дешевле?

Все это очень неясно и дает основание для всевозможных предположений и пересудов. В городских кругах историей этой рыбной операции крайне заинтересовались, и многие, по-видимому, потеряв надежду услышать от председателя продовольственной комиссии исчерпывающие объяснения по существу, предприняли шаги по выяснению причин, побудивших городское управление пользоваться услугами директора архангельского отделения Русского для внешней торговли банка, и цен, существующих на треску в оптовой торговле в Архангельске.

Результаты получились довольно неожиданные. Вчера объяснения по вопросу о ценах на рыбу в Архангельске давал в управе почтенный торговец, прибывший только на днях оттуда, человек, рыбой не торгующий, но имеющий к ней некоторое отношение, местный гласный и видный общественный деятель.

За последние месяцы, - сказал он, цена на треску правда поднялась несколько. Но дороже 16 рублей за пуд при всем желании ее не достать. Это установленная такса на треску в оптовой продаже, которая вполне удовлетворяет крупнейшие и солиднейшие фирмы.

А как, по-вашему, накладные-то расходы по отправке рыбы сюда велики? - спросили представителя Архангельска.

Как сказать, уже, если очень щедро, как по-вашему выражаются, с походом, то не больше, чем 1 рубль за пуд. Во всяком случае, здесь рыба должна обойтись 17 рублей за пуд, но никак не выше.

А обошлась она от 21 до 28 рублей за пуд. Как будто довольно значительная разница. Какая-то странная история!

Станиславский и Немирович-Данченко поссорились еще до революции и не общались до конца дней своих.
МХАТ представлял собой два театра: контора Станиславского – контора Немировича, секретарь того – секретарь другого, артисты того – артисты этого...

Однажды, говорят, было решено их помирить. Образовалась инициативная группа, провели переговоры и, наконец, был создан сценарий примирения: после спектакля «Царь Федор Иоаннович», поставленного ими когда-то совместно к открытию театра, на сцене должна была выстроиться вся труппа. Под торжественную музыку и аплодисменты справа должен был выйти Станиславский, слева – Немирович. Сойдясь в центре, они пожмут друг другу руки на вечный мир и дружбу. Крики «ура», цветы и прочее... Они оба сценарий приняли: им самим давно надоела дурацкая ситуация.

В назначенный день все пошло как по маслу: труппа выстроилась, грянула музыка, Немирович-Данченко и Станиславский двинулись из кулис навстречу друг другу... Но Станиславский был громадина, почти вдвое выше Немировича-Данченко, и своими длинными ногами успел к середине сцены чуть раньше. Немирович-Данченко, увидев это, заторопился, зацепился ногой за ковер и грохнулся прямо к ногам соратника.
Станиславский оторопело поглядел на лежащего у ног Немировича, развел руками и пробасил: «Ну-у... Зачем же уж так-то?..» Больше они не разговаривали никогда.

Понравилось?
Подпишитесь на обновление через Е-Майл:
и Вы будете получать самые актуальные статьи
в момент их публикации.
Посетите и поделитесь Вашими мыслями на

Константин Сергеевич Станиславский - человек, актёр, режиссёр, теоретик сценического искусства – со страниц “Театрального романа” (другое название – “Записки покойника”) Михаила Булгакова.

17 января 2013 года исполнилось 150 лет со дня рождения Константина Станиславского. Даже люди, далёкие от искусства, слышали о системе актёрской техники Станиславского и о том, что Константин Сергеевич Станиславский совместно с Владимиром Немировичем-Данченко основал МХАТ (первое его название было “Художественно - общедоступный театр”) и много лет являлся его руководителем.

МХАТ в середине ХХ века: Москва, Камергерский переулок, дом 3

В Интернете можно найти исчерпывающую информацию о личной и творческой биографии Константина Станиславского. А вот человека за всем этим рассмотреть сложно. Однако, у читателя сейчас будет такая возможность, поскольку Константина Станиславского можно увидеть в “Театральном романе” Михаила Булгакова, в котором Станиславский выведен в образе Ивана Васильевича, главного режиссёра “Независимого Театра” (прообраз - МХАТ).

Вероятно, Станиславский назван Иваном Васильевичем потому, что он играл роль Иоанна Грозного в спектакле “Смерть Иоанна Грозного” (МХАТ, 1899), Возможно, здесь также намёк и на деспотичность Станиславского как руководителя театра. Себя Михаил Булгаков вывел в образе драматурга Максудова (прозвище Булгакова в те годы было “Мака”). Пьесу Максудова впервые ставят в “Независимом Театре”.

В 1926 году в МХАТ впервые была поставлена пьеса Михаила Булгакова “Дни Турбиных”. Михаил Булгаков начал работать в МХАТ и познакомился с театральным миром изнутри, в том числе и с обитателем его Олимпа - Константином Станиславским.

Михаил Булгаков

Итак, Булгаков [Максудов] приходит к Станиславскому [Ивану Васильевичу] читать “Дни Турбиных” ["Черный снег"]:

Константин Станиславский: внешность, манеры, взгляд

“… Я волновался, я ничего почти не разглядел, кроме дивана, на котором сидел Иван Васильевич. Он был точно такой же, как на портрете, только немного свежее и моложе. Черные его, чуть тронутые проседью, усы были прекрасно подкручены. На груди, на золотой цепи, висел лорнет.

Иван Васильевич поразил меня очаровательностью своей улыбки.

Очень приятно, - молвил он, чуть картавя, - прошу садиться…

Константин Станиславский

Я прочел заглавие, потом длинный список действующих лиц и приступил к чтению первого акта…

Иван Васильевич сидел совершенно неподвижно и смотрел на меня в лорнет, не отрываясь. Смутило меня чрезвычайно то обстоятельство, что он ни разу не улыбнулся, хотя уже в первой картине были смешные места. Актёры очень смеялись, слыша их на чтении, а один рассмеялся до слёз.

Иван же Васильевич не только не смеялся, но даже перестал крякать. И всякий раз, когда я поднимал на него взор, видел одно и то же: уставившийся на меня золотой лорнет и в нём немигающие глаза...” (“Театральный роман”, Михаил Булгаков, Глава 12).

Константин Станиславский: взаимоотношения с Немировичем-Данченко (в романе выведен в образе Аристарха Платоновича), совместно с которым они руководили МХАТ

“…Аристарх Платонович не может ему ничего сказать, так как Аристарх Платонович не разговаривает с Иваном Васильевичем с тысяча восемьсот восемьдесят пятого года.

Как это может быть?

Они поссорились в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году и с тех пор не встречаются, не говорят друг с другом даже по телефону.

У меня кружится голова! Как же стоит театр?

Стоит, как видите, и прекрасно стоит. Они разграничили сферы. Если, скажем, Иван Васильевич заинтересовался вашей пьесой, то к ней уж не подойдет Аристарх Платонович, и наоборот. Стало быть, нет той почвы, на которой они могли бы столкнуться. Это очень мудрая система…” (“Театральный роман”, Михаил Булгаков, Глава 13).

справа - Владимир Немирович-Данченко, слева - Константин Станиславский

Константин Станиславский и Немирович-Данченко имели серьёзные разногласия как режиссёры, у каждого было своё видение, как ставить спектакли и как исполнять роли. Они руководили МХАТ совместно, но мало пересекались: начиная с 1903 года они ставили спектакли по отдельности, каждый развивал свой метод. У каждого был свой секретарь, свои актёры и приближенные. Разногласия Станиславского и Немировича-Данченко породили даже театральную байку.

Театральная байка о Станиславском и Немировиче-Данченко

Якобы, долго не разговаривавших Станиславского и Немировича-Данченко коллектив театра попытался помирить: после одного из спектаклей, который когда-то был поставлен режиссерами совместно, под музыку должны были выйти мэтры с разных концов сцены, встретиться в центре и пожать друг-другу руки. Сценарий был заранее согласован с обоими режиссерами, оба дали на него своё согласие. И вот, занавес. Под звуки музыки с разных сторон сцены торжественно выходят Константин Станиславский и Владимир Немирович-Данченко и идут навстречу друг-другу. Но Станиславский был намного выше и ноги имел длиннее, а потому шел к центру сцены гораздо быстрее и мог прийти первым. Немирович-Данченко, не желавший ни в чём уступать Станиславскому, ускорил шаг, но из-за спешки споткнулся и упал прямо к ногам Станиславского. Увидев у своих ног Немировича-Данченко, Станиславский развёл руками и сказал: “Ну, зачем же уж так-то?” Якобы, после падения Немировича к ногам Станиславского мэтры больше не разговаривали.

Константин Станиславский - актёр

“- Вы, может быть, скажете, что и Иван Васильевич не актер?

А, нет! Нет! Лишь только он показал, как Бахтин закололся, я ахнул: у него глаза мертвые сделались! Он упал на диван, и я увидел зарезавшегося. Сколько можно судить по этой краткой сцене, а судить можно, как можно великого певца узнать по одной фразе, спетой им, он величайшее явление на сцене!...” (“Театральный роман”, Михаил Булгаков, Глава 13).

Константин Станиславский - режиссёр

Идёт репетиция пьесы Булгакова под руководством Станиславского. В постановке был задействован известный актёр Михаил Яншин, которого Булгаков вывел в образе актёра Патрикеева (такая фамилия, вероятно, за определённые личные качества Яншина):

актёр Михаил Яншин

“… Патрикеев должен был поднести букет возлюбленной. С этого и началось в двенадцать часов дня и продолжалось до четырех часов. При этом подносил букет не только Патрикеев, но по очереди все: и Елагин, игравший генерала, и даже Адальберт, исполняющий роль предводителя бандитской шайки. Это меня чрезвычайно изумило. Но Фома и тут успокоил меня, объяснив, что Иван Васильевич поступает, как всегда, чрезвычайно мудро, сразу обучая массу народа какому-нибудь сценическому приему. И действительно, Иван Васильевич сопровождал урок интересными и назидательными рассказами о том, как нужно подносить букеты дамам и кто их как подносил…

… могу сказать, что лучше всех подносил букет сам Иван Васильевич. Он увлёкся, вышел на сцену и показал раз тринадцать, как нужно сделать этот приятный подарок. Вообще, я начал убеждаться, что Иван Васильевич удивительный и действительно гениальный актёр… (“Театральный роман”, Михаил Булгаков, Глава 16).

Константин Станиславский - теоретик сценического искусства. Этюды Константина Станиславского

Константин Станиславский считал, что для глубокой проработки и понимания роли актёрам необходимы сценические этюды во время репетиций. Как делались эти этюды, мы сейчас узнаем:

Константин Станиславский

“… всё в той же картине, где и букет, и письмо, была сцена, когда моя героиня подбегала к окну, увидев в нём дальнее зарево.

Это и дало повод для большого этюда. Разросся этот этюд неимоверно и, скажу откровенно, привел меня в самое мрачное настроение духа.

Иван Васильевич, в теорию которого входило, между прочим, открытие о том, что текст на репетициях не играет никакой роли и что нужно создавать характеры в пьесе, играя на своём собственном тексте, велел всем переживать это зарево.

Вследствие этого каждый бегущий к окну кричал то, что ему казалось нужным кричать.

Ах, Боже, Боже мой! - кричали больше всего.

Где горит? Что такое? - восклицал Адальберт.

Спасайтесь! Где вода? Это горит Елисеев!! (Черт знает что такое!) Спасите! Спасайте детей! Это взрыв! Вызвать пожарных! Мы погибли!

О, Боже мой! О, Боже всемогущий! Что же будет с моими сундуками?! А бриллианты, а мои бриллианты!!

Темнея, как туча, я глядел на заламывавшую руки Людмилу Сильвестровну и думал о том, что героиня моей пьесы произносит только одно:

Гляньте… зарево…

К концу третьей недели занятий с Иваном Васильевичем отчаяние охватило меня. Поводов к нему было три. Во-первых, я сделал арифметическую выкладку и ужаснулся. Мы репетировали третью неделю, и всё одну и ту же картину. Картин же было в пьесе семь…

Второй же повод для отчаяния был ещё серьёзнее… я усомнился в теории Ивана Васильевича! Да! Это страшно выговорить, но это так.

Зловещие подозрения начали закрадываться в душу уже к концу первой недели, к концу второй я уже знал, что для моей пьесы эта теория неприложима, по-видимому. Патрикеев не только не стал лучше подносить букет, писать письмо или объясняться в любви. Нет! Он стал каким-то принужденным и сухим и вовсе не смешным. А, самое главное, внезапно заболел насморком. Когда о последнем обстоятельстве я в печали сообщил Бомбардову, тот усмехнулся и сказал: - Ну, насморк его скоро пройдёт. Он чувствует себя лучше и вчера, и сегодня играл в клубе на бильярде. Как отрепетируете эту картину, так его насморк и кончится. Вы ждите: ещё будут насморки у других…” (“Театральный роман”, Михаил Булгаков, Глава 16).

“Театральный роман” - неоконченное произведение Михаила Булгакова, действие книги прерывается посреди предложения вскоре после того, как Максудов усомнился в теории Ивана Васильевича. В произведении нет премьеры “Дней Турбиных”, нет развязки. Возможно, не только потому, что Михаил Булгаков не успел дописать “Театральный роман”, а и потому, что МХАТ и его обитатели 1920-1930 г.г. в достаточной мере описаны в книге, а все стоящие наблюдения высказаны…

русский режиссер, писатель, педагог, театральный деятель. Создатель и руководитель Московского Художественного театра (совместно с К.С.Станиславским).
Родился 11 декабря 1858 в Озургеты (Грузия) в украинской дворянской семье (по матери армянин). Детство провел в Тифлисе. В юности с успехом участвовал в любительских спектаклях. Позднее, занимаясь на физико-математическом факультете Московского университета (1876–1879), продолжал интересоваться театром.

С 1877 печатал театральные статьи и обзоры в журналах «Будильник», «Артист», газетах «Русский курьер», «Новости дня» и др. под псевдонимами Вл., Владь, Гобой, Нике и Кикс и др. В 1881 опубликовал первый рассказ На почтовой станции. Автор повестей, романов (наиболее известны На литературных хлебах, 1891; Губернаторская ревизия, 1895), пьес Последняя воля (1888), Новое дело (1890), Золото (1895), Цена жизни (1896), В мечтах (1901). Драмы ставились в Александрийском и Малом театрах с участием Ермоловой, Садовской, Савиной, Ленского и др., широко шли в провинции. Отказался от присужденной ему Грибоедовской премии за пьесу "Цена жизни", считая, что по справедливости должна быть отмечена написанная в том же году Чайка А.П.Чехова. Став одним из руководителей Художественного театра, только однажды решился поставить на его сцене свою пьесу, в чем горько раскаивался.

Как и его свойственники по жене Южин и Ленский, Немирович-Данченко мечтал об обновлении театра, приближении сцены к новым художественным направлениям и жизненной реальности. Требовалось воспитать актеров нового типа, способных передавать стиль и мысли новой драмы. В 1891–1901 он вел преподавательскую работу в драматическом отделении Музыкально-драматического училища Московского филармонического общества. Чуткий к новым тенденциям в сценическом искусстве, Немирович-Данченко особое внимание уделял реформаторской деятельности Южина в Малом театре и опытам К.С.Станиславского в Обществе искусства и литературы. Одним из первых он осознал перспективы театральной режиссуры с ее задачей построения спектакля как художественного целого.

Летом 1897 по инициативе Немировича-Данченко состоялась его встреча с Станиславским в ресторане «Славянский базар». В ходе легендарной 18-ти часовой беседы были сформулированы задачи нового театрального дела и программа их осуществления, обсуждены состав труппы, костяк которой составят молодые интеллигентные актеры, скромно-неброское оформление зала, разделены обязанности. Партнеры обсудили круг авторов (Х.Ибсен, Г.Гауптман, Чехов) и репертуар. Было решено, что Немирович-Данченко возьмет на себя «литературную часть» и организационные вопросы, Станиславскому достанется часть художественная. Однако в первые же месяцы репетиций выявилась условность такого разделения обязанностей. Репетиции Царя Федора Иоанновича А.К.Толстого начал Станиславский, создавший мизансцены спектакля, потрясшие публику премьеры, но именно Немирович-Данченко настоял на выборе на роль царя Федора из шести претендентов своего ученика И.В.Москвина и на индивидуальных занятиях с артистом помог ему создать трогательный образ «царька-мужичка». Важнейшие спектакли Художественного театра – Царь Федор Иоаннович, Чайка, Дядя Ваня, Три сестры, Вишневый сад Чехова – ставились Станиславским и Немировичем-Данченко совместно. Сам Немирович-Данченко настаивал прежде всего на своем вкладе в отбор репертуара и поиск авторов театра, в разгадку «дикции» и «цвета» пьесы.

Одной из главных задач Художественного театра Немирович-Данченко считал постановку новой современной драматургии – прежде всего Чехова, Ибсена, Гауптмана, М.Метерлинка, позже М.Горького, Л.Андреева. Самостоятельно поставил Иванова Чехова (1904). Станиславский уверял, что Немирович-Данченко нашел «настоящую манеру играть пьесы Горького» (они совместно ставили На дне, 1902, и Дети Солнца, 1905). Немирович-Данченко ввел в репертуар театра и поставил пьесы Ибсена Когда мы, мертвые, пробуждаемся (1900), Столпы общества (1903), Росмерсхольм (1908), пьесу Гауптмана Одинокие (1899, совм. со Станиславским).

Педагогический талант Немировича-Данченко был общепризнан еще до начала его работы в Художественном театре. Вошедшие в труппу МХТ его ученики (Москвин, Книппер, Мейерхольд, Савицкая, Роксанова, Германова) выделялись непосредственностью контакта с литературным материалом, тонким чувством исторического стиля эпохи. Работавшие с ним актеры говорили об умении режиссера подобрать потайные ключи к каждой индивидуальности, найти «петушиное» слово для любого актера, расколдовать его. Для Немировича-Данченко было характерно тяготение к «большой линии». Находясь рядом с одаренным гениальной режиссерской фантазией Станиславским, он сумел выработать свой индивидуальный стиль и почерк. В отличие от Станиславского был чуток к трагическим и тревожным нотам жизни, увлекался исторической трагедией – Юлий Цезарь (1903) У.Шекспира стал одной из его крупнейших режиссерских побед.

После событий 1905, смерти Чехова и разрыва с Горьким Немирович-Данченко обратился к русской классике. Им поставлены Горе от ума А.С.Грибоедова (1906) и Ревизор Н.В.Гоголя (1908, оба спектакля совм. с Станиславским), Борис Годунов А.С.Пушкина (1907), На всякого мудреца довольно простоты А.Н.Островского (1910), Живой труп Л.Н.Толстого (1911), Нахлебник И.С.Тургенева (1912), Смерть Пазухина М.Е.Салтыкова-Щедрина (1914), Каменный гость Пушкина (1915). Он сам увлекался и умел увлечь исполнителей духом ушедшего быта барского дома Фамусовых, эпическим покоем Островского, монументальной сатирой Салтыкова-Щедрина, звуком шагов судьбы и возмездия – шагов Каменного гостя.

Отсутствие современной «боевой пьесы» грозило театру потерей слуха на современность, потерей связи с публикой, и режиссер проявлял настойчивый интерес к драматургам-экспрессионистам (Анатэма, 1909, Екатерина Ивановна, 1912, Мысль, 1914, Андреева; Miserere Юшкевича, 1910). Немирович-Данченко искал драматурга, способного связать «общественно-политическую линию» и поиски «нового искусства». В поисках русской трагедии Немирович-Данченко обращается к инсценировке романа Ф.М.Достоевского Братья Карамазовы (1910). Впервые возник двухвечеровой спектакль, состоящий из глав различной длительности (от 7 минут до 1 часа 20 минут), появилась фигура чтеца. В 1913 была поставлена инсценировка Бесов Достоевского (под назв. Николай Ставрогин, 1913). Его появление на сцене МХТ вызвало гневный протест Горького.

С Первой мировой войной 1914–1918 и Октябрьской революцией 1917 в МХТ обозначился кризис, усугубленный тем обстоятельством, что значительная часть труппы во главе с В.И.Качаловым, выехавшая в 1919 в гастрольную поездку, оказалась отрезанной военными событиями от метрополии и несколько лет гастролировала по Европе. Нужны были крайние меры, чтобы начать сезон 1919–1920 в отсутствие Качалова, Книппер, Германовой – основных исполнителей главных пьес репертуара. Немирович-Данченко создал Музыкальную студию (Комическая опера) и с ее актерами поставил на сцене МХАТ Дочь Анго Лекока и Периколу Оффенбаха, решенную как «мелодрама-буфф». Когда летом 1922 основная труппа уехала на длительные зарубежные гастроли, Немирович-Данченко остался с Комической оперой (постановка Лизистраты Аристофана,1923; Карменсита и солдат, 1924) и остальными студиями в России. В постановке Лизистраты задачей было соединить героизм и веселье, монументальность и динамичность, требуемые жанром «патетической комедии».

Перед возвращением «старшей» труппы оба основателя Художественного театра должны были решить, в каком составе и с какими творческими задачами будет работать театр дальше. Весной 1924 Немирович-Данченко направил в Государственный ученый совет официальную бумагу с планами предстоящего сезона: «Из старого репертуара Московского Художественного театра надо исключить: а) произведения литературы, неприемлемые для нашей современности (пример: весь чеховский репертуар, – по крайней мере в той интерпретации, в какой эти пьесы шли в Художественном театре до сих пор); б) спектакли хотя и вполне приемлемые как литературные произведения, но утратившие интерес по своей устаревшей сценической форме (пример: На всякого мудреца довольно простоты)». Предлагалось возобновление Драмы жизни, Братьев Карамазовых, постановка пьесы французского писателя из группы унанимистов Ж.Ромена Старый Кромдейр (ее перевод был сделан О.Э.Мандельштамом и появился в дальнейшем с предисловием поэта; художником должен был стать Р.Р.Фальк). Ни одно из этих намерений не было реализовано. После долгих колебаний самостоятельными театрами в 1924 становятся 1-я и 3-я Студии Художественного театра, в труппу театра вливаются студийцы 2-й Студии А.К.Тарасова, О.Н.Андровская, К.Н.Еланская, А.П.Зуева, В.Д.Бендина, В.С.Соколова, Н.П.Баталов, Н.П.Хмелев, М.Н.Кедров, Б.Н.Ливанов, В.Я.Станицын, М.И.Прудкин, А.Н.Грибов, М.М.Яншин, В.А.Орлов, И.Я.Судаков, Н.М.Горчаков, И.М.Кудрявцев и др.

Реорганизация театра, продолжавшего носить имя Художественного, предполагала появление новых авторов, и до своего отъезда с Комической оперой на гастроли за границу Немирович-Данченко поставил Пугачевщину К.А.Тренева (1925). С октября 1925 по январь 1928 он оставался за границей, некоторое время работал в Голливуде (одной из причин его задержки было негативное отношение «стариков» МХАТа к Комической опере, в дальнейшем работавшей отдельно как Музыкальный театр им. Немировича-Данченко). Возвращение в Москву совпало с резкими политическими переменами в СССР. С осени 1928 из-за болезни сердца Станиславский прекратил не только актерские выступления, но и деятельность режиссера-постановщика, сосредоточившись на завершении своих трудов по «системе». Вся полнота ответственности за сохранение МХТа легла на Немировича-Данченко. Он ставит революционные пьесы современных авторов – Блокаду Вс.Иванова (1929), Любовь Яровую Тренева (1936), продолжает опыты в постановках классической романной прозы – в 1930 ставит Воскресение по Толстому, впервые пригласив художником В.В.Дмитриева, с которым с 1935 работал неразлучно (7 спектаклей, включая новые декорации к Дядюшкину сну, 1941, и сценическое решение Гамлета).

В искусстве тех лет утверждается метод социалистического реализма, его сценические образцы дает МХАТ. В 1934 Немирович-Данченко ставит Егора Булычева и других, в 1935 совместно с М.Н.Кедровым – Врагов Горького, образцовый спектакль «большого стиля» империи победившего социализма. Премьера Анны Карениной (1937) была приравнена к событиям государственного значения. Роли Анны и Каренина стали одними из высших сценических достижений Тарасовой и Хмелева. В 1940 Немирович-Данченко выпускает Трех сестер, определив сквозное действие пьесы: «тоска по лучшей жизни».

Собственную теорию актерского искусства Немирович-Данченко не оформил в законченную систему, как это сделал Станиславский, хотя в его рукописях, в записях репетиций, которые велись с середины 1930-х годов, им были разработаны понятия «второго плана сценической жизни актера», «физического самочувствия», «зерна образа» и др. В последние годы он приглядывал конкретные фигуры, которые могли бы принять на себя ответственность за дальнейшую судьбу Художественного театра.

Высоко ценил помощь В.Г.Сахновского, особенно в постановках Анны Карениной и Половчанских садов. Когда осенью 1941 Сахновский был арестован, руководитель МХАТа проявил необычную и опасную настойчивость, добиваясь его возвращения в МХАТ, и обратился лично к Сталину. В войну он добился организации Школы-студии при МХАТ (1943), которая носит его имя.

ВЛАДИМИР НЕМИРОВИЧ-ДАНЧЕНКО (справа) и Константин Станиславский