Роберт Вудворд: евангелист органической химии. Нобелевские лауреаты: Роберт Бёрнс Вудворд Дальнейшие работы и их значение
Американский биохимик Роберт Бернс Вудворд родился в Бостоне (штат Массачусетс), в семье Маргарет (Бернс) Вудворд и Артура Честера Вудворда. Его отец умер через год после рождения сына. Будучи ребенком, Вудворд проводил много времени за работой в домашней химической лаборатории. В 16 лет он окончил среднюю школу Куинси. Уже тогда поразительное знание органической химии выделяло Вудворда среди студентов научных колледжей. Когда в 1933 г. он, получив стипендию, поступил в Массачусетский технологический институт, ему позволили самому составлять себе расписание. Ему была также предоставлена возможность работать в лаборатории над самостоятельно спланированными исследованиями гормонов. В 1936 г. Вудворд получил степень бакалавра естественных наук, а в 1937 г. – докторскую степень.
В течение летнего семестра 1937 г. Вудворд занимался в Иллинойском университете, а потом поступил в Гарвардский, став ассистентом Элмера П. Кохлера, руководителя отделения органической химии. Он остался в Гарварде до конца своей научной карьеры, пройдя путь от ассистент-профессора в 1944 г. до полного профессора в 1950 г. (адъюнкт-профессором Вудворд стал в 1946 г.). В 1953 и 1960 гг. он был удостоен почетных профессорских званий. Человек, о котором позднее отзывались как о «величайшем специалисте своего времени в области синтетической и структурной органической химии», Вудворд сделал свой первый вклад в химию, будучи консультантом «Полароид корпорейшн» во время второй мировой войны. Война вызвала нехватку хинина, ценного антималярийного препарата, который также применяется при изготовлении линз. Располагая стандартным оборудованием и легкодоступными материалами, Вудворд и его коллега Уильям Э. Дёринг в 1944 г. впервые синтезировали хинин после всего лишь 14 месяцев работы. Характерно, что метод Вудворда заключался в том, чтобы начинать с простой молекулы и, добавляя или устраняя атомы углерода, формировать основу желаемого продукта. Затем он «привязывал» боковые группы для завершения структуры необходимой молекулы. В случае с хинином в этом процессе использовалось 17 превращений для создания углеродной структуры и еще много реакций для воспроизведения природных свойств хинина.
Три года спустя в сотрудничестве с химиком-органиком К. Г. Шраммом Вудворд создал белковый аналог, соединяя звенья аминокислот в длинную цепь. Получившиеся в результате полипептиды, которые были использованы при производстве пластмасс и искусственных антибиотиков, стали ценным инструментом для изучения метаболизма белков. В 1951 г. Вудворд возглавил первую исследовательскую группу, которая приступила к синтезу стероидов. Примером их чрезвычайно сложной структуры могут служить холестерин и кортизон. Вудворд продолжал осуществлять кажущиеся невозможными синтезы, причем некоторые из них, такие, как синтез стрихнина, до сих пор повторить не удалось. Среди соединений, которые он получил, были хлорофилл, ланостерин, лизергиновая кислота, резерпин, простагландин F2а, колхицин и витамин B12.
Часть этой работы была осуществлена в Вудвордском научно-исследовательском институте в Базеле (Швейцария), который был создан в 1963 г. «Сиба корпорейшн». Институт был назван в честь ученого, он был его директором, совмещая этот пост с работой в Гарвардском университете. Под его руководством ученые и сотрудники института синтезировали много соединений, которые нашли применение в промышленности. Одним из таких наиболее значительных соединений был нефалоспорин C, антибиотик типа пенициллина, применяемый против вызываемых бактериями инфекционных заболеваний. Вудворд умер, не завершив работы над синтезом антибиотика эритромицина.
Хотя Вудворд больше всего известен благодаря своим работам по синтезу, его вклад в органическую химию гораздо шире и фундаментальнее. Когда он начинал свою научную карьеру, принципы органической химии уже прочно установились. Были известны тетраэдрическое строение углерода, природа присоединенных к нему боковых цепей и их химическая активность. В основе анализа неизвестных веществ лежали классические методы, которые брали свое начало в XIX в. После того как соединение разлагали на компоненты и эти компоненты идентифицировались, на основании реакций, в которые вступало это вещество, делалось заключение о его структуре.
Вудворд произвел революцию в области применения методов физической химии. Он использовал электронную теорию строения молекул для анализа механизма реакций и предсказания выхода конечных продуктов, что совершенно необходимо при планировании органического синтеза. Ученый популяризировал применение спектроскопии для более быстрого и точного прояснения молекулярной структуры. Правило, которое устанавливает соотношение между ультрафиолетовым спектром, числом и типом связей между атомами углерода и боковыми группами, носит его имя. В сотрудничестве с Роалдом Хофманом Вудворд сформулировал основанные на квантовой механике правила сохранения орбитальной симметрии для согласованных химических реакций (когда образование химических связей атомов происходит во время химических реакций). Этот метод позволил Вудворду воспользоваться естественными условиями, которые способствуют осуществлению реакции, для получения именно такой молекулы, какая ему была нужна.
В 1965 г. Вудворду была присуждена Нобелевская премия по химии «за выдающийся вклад в искусство органического синтеза». В своей вступительной речи от имени Шведской королевской академии наук Арне Фредга так пошутил по поводу верховенства Вудворда в области органической химии: «Иногда говорят, что органический синтез представляет собой одновременно точную науку и изящное искусство. Здесь неоспоримый Мастер – природа. Но я осмелюсь утверждать, что лауреат премии нынешнего года доктор Вудворд по праву занимает второе место».
В 1938 г. Вудворд женился на Ирже Пуллман. У супругов было две дочери. Его вторая жена, Евдоксия Мюллер (этот брак был заключен в 1946 г.), работала консультантом в «Полароид корпорейшн». У них родились сын и дочь. Блестящий и вдохновенный лектор, Вудворд обычно не пользовался записями или конспектами. Вместе с Робертом Робинсоном он основал журналы органической химии «Тетраэдр» («Tetrahedron») и «Записки "Тетраэдра"» («Tetrahedron Letters»), был членом их редакционных советов. Вудворд также являлся членом совета управляющих Вейцмановского научно-исследовательского института в Израиле. Заядлый курильщик, он любил отдыхать, играя в футбол. Умер ученый от сердечного приступа в возрасте 62 лет в своем доме в Кембридже (штат Массачусетс).
Помимо Нобелевской премии, Вудворд был награжден премией Джорджа Ледли Гарвардского университета (1955), медалью Дэви Лондонского королевского общества (1959), национальной медалью «За научные достижения» Национального научного фонда (1964), медалью Уилларда Гиббса Американского химического общества (1967), медалью Лавуазье Французского химического общества (1968), премией Артура К. Коупа Американского химического общества (1973) и многими другими наградами. Он был членом американской Национальной академии наук и Американской академии наук и искусств, а также иностранным членом Лондонского королевского общества и профессиональных обществ многих других стран. Вудворду были присвоены почетные степени Йельского и Гарвардского университетов, университета Южной Калифорнии, Чикагского, Кембриджского, Колумбийского и многих других университетов.
Когда один из авторов этого блога готовил к публикации на «Биомолекуле» статью о Роберте Вудворде, первую в цикле текстов, посвященных нобелевским лауреатам по химии и по физиологии и медицине, в моей голове постоянно вертелись слова «...этим стулом мастер Гамбс...» Как тут не вспомнить бессмертных Ильфа и Петрова! Тем не менее, есть момент, о котором стоит рассказать отдельно.
Главное правило научного журналиста: хочешь в чём-то разобраться, напиши об этом. Именно поэтому мы взялись за написание огромного корпуса текстов про нобелевских лауреатов в области естественных наук. Ну и, конечно, те, кто имеют отношение к биомедицине, появляются и будут появляться тут.
Роберт Бёрнс Вудворд.
Родился 10 апреля 1917 года, Бостон, США.
Умер 8 июля 1979 года, Кембридж, США.
Помните, в фильме «День выборов» Леша предлагает наградить генерала Бурдуна орденом за то, «что он молодец»? В случае с Нобелевскими премиями дело обстоит не так. Почти всегда премию дают за какое-то открытие или изобретение. Однако минимум один раз Нобелевский комитет дал премию именно за то, что лауреат - молодец. Ну а как еще расшифровать формулировку «за выдающийся вклад в искусство органического синтеза»? Потому что Роберт Бёрнс Вудворд должен был по праву получить минимум три Нобелевские премии по химии. Но обо всем по порядку.
Несмотря на то что Роберт Бёрнс Вудворд более чем на 20 лет младше героя первой статьи «нобелевского цикла» на Политехе, Петра Леонидовича Капицы, у которого болезнь унесла жену, отца и двух детей, пандемия испанки коснулась и семьи Вудворда. Когда Роберту был год, грипп унес жизнь его отца, Артура Честера Вудворда. Кстати, свое второе имя Вудворд-младший получил по девичьей фамилии матери, Маргарет Бёрнс, в замужестве - Вудворд. Вудворд был настоящим, «классическим» гением. Органическую химию выучил уже в детстве и еще в возрасте 11 лет получил через консула Германии копии новых статей по органике (языком химии тогда во многом был немецкий). Потом Вудворд часто вспоминал, что среди этих статей была и статья двух будущих нобелевских лауреатов по химии (1950 года) Отто Дильса и Курта Альдера об открытии их знаменитой реакции. Красивейшая реакция циклизации, ставшая одним из мощнейших инструментов в руках химиков-синтетиков, потрясла Вудворда - и наука захватила его еще больше.
Отто Дильс и Курт Альдер. Лауреаты Нобелевской премии по химии 1950 года.
Реакция Дильса-Альдера. Та самая, которая вдохновила Роберта Вудворда на занятия химией.
Вудворд поступил в МТИ (1933), но занимался там только химией, забывая про остальные предметы, и в итоге был отчислен. Правда, в институте быстро поняли, кого отчислили, дали Вудворду свободный график, возможность работать в лаборатории над исследованиями гормонов, которые он сам и спланировал, и уже в 1937 году Роберт получает докторскую степень (его однокурсники стали в этот год лишь бакалаврами).
Впервые слава пришла к Вудворду во время войны, когда он помог наладить синтез противомалярийного препарата хинина. Первые работы его по этой теме относятся к 1940 году, но несколькими годами позже, к 1944 году, вместе с Уильямом Доэрингом он разработал полноценный промышленный синтез хинина всего за 14 месяцев работы, при этом имея под рукой стандартную органическую лабораторию и распространенные реактивы .
Здесь впервые проявился синтетический метод Вудворда - от простого к сложному. Сначала формируется углеродный скелет, который затем «обвешивается» функциональными группами. Только чтобы «собрать» скелет хинина, потребовалось 17 стадий синтеза, а ведь впереди были гораздо более сложные соединения. Однако Вудворд мог все. Он синтезировал десятки природных соединений, в том числе и тех, которые считались невозможными. И еще установил (в том числе, синтезируя искусственные аналоги) структуры множества соединений. Кортизон, резерпин, лизергиновая кислота (да, полный синтез ЛСД - тоже его творение ), колхицин - лекарство от подагры, порфирин, цефалоспорин и так далее. Многие из этих синтезов сами по себе достойны «нобеля». Тот же стрихнин, синтезированный Вудвордом совместно с другим нобелиатом, Робертом Робинсоном (получившим премию в 1947 году за исследования алкалоидов), в 1954 году, другие исследователи смогли синтезировать только 40 лет спустя .
Некоторые из тех соединений, которые Вудворду удалось синтезировать или установить их стуктуру.
Роберт Робинсон. Лауреат Нобелевской премии по химии 1947 года.
Многое о таланте Вудворда в области установления структуры говорит цитата нобелевского лауреата по химии 1969 года Дерека Бартона (кстати, редактора огромного руководства по органической химии, по которому учился ваш покорный слуга): «Самое блестящее решение структурной головоломки, сделанное когда-либо, было, конечно, решение проблемы террамицина (рис. 5) в 1953 году. Это была проблема большой индустриальной важности, и много способных химиков выполнили огромный объем работы по определению его структуры. В результате собрался впечатляющий объем противоречивых фактов. Вудворд взял большой кусок картона, выписал на него все данные и, подумав в одиночестве, вывел правильную структуру террамицина. Никто больше не смог бы этого сделать в то время».
Дерек Бартон
При этом «походя» Вудворд делал работы, за которые другие получали Нобелевские премии. К примеру, одновременно с британцем Джефри Уилкинсоном предложил вариант строения молекулы ферроцена , удивительного соединения углеводородов с железом, структуру которого долго никто не мог понять. Оказалось, что ферроцен представляет собой своеобразный «бутерброд» из двух пятичленных углеводородных ароматических колец (подобных бензолу, но отрицательно заряженных) и иона железа посередине, а химическая связь между кольцами и железом осуществляется не с отдельными атомами углерода, а сразу со всеми кольцами с использованием «групповых» электронов. Это соединение дало начало целой группе веществ «сэндвичевой» структуры - металлоценам. Уилкинсону «нобелевку» в 1973 году дали (вместе с Эрнстом Отто Фишером), Вудворду - нет (говорят, он даже написал в Нобелевский комитет гневное письмо по этому поводу).
Джеффри Уилкинсон. Лауреат Нобелевской премии по химии 1973 года
Еще один пример. Вудворд взялся за сверхсложный синтез витамина B12 или цианокобаламина . В работе участвовало более 100 студентов и постдоков Вудворда, среди которых, к примеру, был будущий лауреат Нобелевской премии по химии и основатель супрамолекулярной химии Жан-Мари Лен. Синтез был проведен почти в сотню стадий и опубликован в 1973 году (в литературе подобных синтезов не появлялось до 2006 года).
Жан-Мари Лен. Лауреат Нобелевской премии по химии 1987 года
Параллельно этому длинному синтезу вместе с Роалдом Хоффманом Вудворд формулирует правила симметрии молекулярных орбиталей , которые могут объяснить стереохимию реакций. В общем виде они гласят, что орбитальная симметрия сохраняется в синхронных реакциях. То есть реакция протекает легко, если существует соответствие между характеристиками орбитальной симметрии молекулярных орбиталей, если такого соответствия нет, то реакция протекает трудно. Это правило применяют к реакциям электроциклизации, циклоприсоединения и сигматропным перегруппировкам.
Для примера, при циклизации линейной системы из шести правило будет таково (нужно перекрывание полуорбиталей, лежащих по одну сторону от плоскости симметрии), что будет идти та реакция, которая приведёт к образованию цис-продукта. Теперь правило Вудворда-Хоффмана - это основа органического синтеза, а до второй своей «нобелевки» 1981 года Вудворд, увы, не дожил.
Роальд Хоффман. Лауреат Нобелевской премии по химии 1981 года
Нобелевская премия была ожидаема. Вопрос, за что. Формулировка комитета сделала Вудворда уникальным лауреатом (разумеется, рядом с ним не поставили никого, и премию Вудворд получил единолично), и он ответил весьма интересно. Как мы помним, между присуждением премии и ее вручением проходит два месяца. И, как мы помним, нобелевский лауреат читает лекцию, посвященную тематике премии. Выбор тем у лауреата 1965 года, как мы понимаем, был огромный. И Вудворд не удержался, как сейчас принято говорить, от троллинга. За оставшиеся два месяца он ускорился, закончил синтез антибиотика цефалоспорина. И, разумеется, упомянул в нобелевской лекции, что специально спешил, чтобы успеть к вручению Нобелевской премии.
В своем выступлении на банкете по поводу вручения Нобелевской премии Вудворд сказал, что его работы были проведены в сотрудничестве с более чем 250 сотрудниками. «С ними я делил проблемы, сюрпризы и удовольствия, и их руки, умы и сердца привели меня сюда сегодня вечером. [...] Как известно, Альфред Нобель учредил свою премию для вручения за личные достижения. Если бы я искал личных достижений, то, наверное, считал бы ими то, что я привел всех этих людей во власть и красоту науки органической химии».
О Вудворде и его заслугах можно писать бесконечно. О том, что он был блестящим лектором. О том, что если с кем его и сравнивали на лекциях, так только с евангелистами. О том, что он мог начать писать формулу огромного соединения (или реакцию) с разных сторон доски, и формула точно сходилась в середине. О том, что он был основателем и редактором таких знаковых журналов по органике как Tetrahedron и Tetrahedron Letters. О том, что он не успокоился, получив премию, и работал до последних дней, умерев, к сожалению, в 62 года от сердечного приступа (заядлый курильщик!), так и не закончив синтез эритромицина. О том, что тот же Дерек Бартон говорил, что Вудворд научил всех органиков думать...
Структура эритромицина
Вручавший нобелевскую премию упсальский химик Арне Фредга сказал: «Иногда говорят, что органический синтез представляет собой одновременно точную науку и изящное искусство. Здесь неоспоримый мастер - Природа. Но я осмелюсь утверждать, что лауреат премии нынешнего года доктор Вудворд по праву занимает второе место». С момента присуждения Вудворду Нобелевской премии прошло ровно полвека, однако нужно сказать, что равных претендентов на второе место не появилось.
Фрагмент лекции Вудворда в Гарварде
Следить за обновлениями нашего блога можно и через его
Вудворд родился в Бостоне, в семье Маргарет (урожденной Бёрнс), дочери выходца из Шотландии, и Артура Честера Вудворда, сына аптекаря из Роксбери (Массачусетс). В 1918 году, когда Роберту исполнился один год, его отец умер от пандемии гриппа.
С раннего возраста Вудворда привлекала химия, он с увлечением самостоятельно постигал этот предмет ещё в период обучения в школе первой и второй ступени в Куинси, штат Массачусетс. К старшим классам он уже мог справиться почти со всеми опытами, описанными в широко известном руководстве Людвига Гаттермана для практических занятий по органической химии. В 1928 году Вудворд связался с генеральным консулом Германии в Бостоне, и через него ему удалось получить копии нескольких новых статей, опубликованных в немецких журналах. Позже, в своей Коуповской лекции, он вспоминал, как был очарован, когда среди этих статей случайно наткнулся на первое сообщение Л. Дильса и К. Альдера об открытой ими реакции. На всём протяжении своей карьеры Вудворд часто использовал и изучал эту реакцию, как в теоретическом плане, так и экспериментально. В 1933 году он поступил в Массачусетский Технологический Институт (МТИ), но так запустил некоторые стороны своего обучения, что был отчислен в следующем году. В 1935 году МТИ восстановил его и к 1936 году он получил степень бакалавра. Уже через год институт присудил ему докторскую степень, в то время как его однокурсники только оканчивали бакалавриат. Докторская работа Вудворда представляла собой исследования, связанные с синтезом женского полового гормона эстрона. По правилам МТИ необходимо, чтобы выпускники имели руководителей. Руководителем Вудворда был Эйвери А. Эшдаун, хотя до сих пор неизвестно, пользовался ли он его советами. После недолгого преподавания в университете Иллинойса он получил годичную стипендию в Гарвардском университете (на 1937-1938 гг.) и проработал в Гарварде на различных должностях всю оставшуюся жизнь. В 1960-м году Вудворд был удостоен звания Доннеровского профессора, этот титул освободил его от преподавания обязательных курсов, и он смог посвятить всё своё время научным исследованиям.
Ранние работы
Первым крупным достижением Вудворда в начале 1940-х годов была серия статей, описывающая применение ультрафиолетовой спектроскопии в объяснении структуры природных продуктов. Вудворд собрал большое количество эмпирических данных и разработал ряд правил, позднее названных «правилами Вудворда», которые могли применяться для выяснения структур как природных веществ, так и синтезированных молекул, не встречающихся в природе. Рациональное использование новейших инструментальных методов было «визитной карточкой» работ Вудворда в течение всей его карьеры; при этом он постоянно переходил от монотонных и длительных методов определения структуры к более современным.
В 1944 году, вместе со своим подопечным, постдокторантом Уильямом Э. фон Дерингом Вудворд сообщил о синтезе алкалоида хинина, используемого в лечении малярии. Хотя синтез был преподнесён как успех, позволяющий преодолеть трудности в обеспечении лекарственными препаратами, закупаемыми в Южной Азии, в действительности синтез был слишком длинным и трудоёмким, чтобы применять его в практических масштабах. Тем не менее он стал поворотным пунктом для химического синтеза в целом. Находкой Вудворда, важной для данного синтеза, было использование факта почти 40-летней давности, когда немецкий химик Пауль Рабе получил хинин из его предшественника (прекурсора) - хинотоксина (1905). Следовательно, синтез хинотоксина (который Вудворд фактически и синтезировал), должен открыть дорогу к синтезу хинина. Когда Вудворд осознал это, органический синтез был ещё в стадии «проб и ошибок», и никто не думал, что можно создавать такие сложные структуры. Вудворд показал, что органический синтез можно превратить в рациональную науку и что помочь этому могла бы разработка теоретических знаний о реакционной способности и структуре. Этот синтез был первым из серии чрезвычайно сложных и элегантных синтезов, которые он проделал.
Дальнейшие работы и их значение
В 1930-х годах британские химики Кристофер Ингольд и Роберт Робинсон занялись исследованием механизмов органических реакций и предложили эмпирические правила, с помощью которых можно было прогнозировать реакционную способность органических молекул. Вудворд, видимо, был первым химиком-синтетиком, кто использовал эти идеи для прогнозирования структуры в синтезе. Пример Вудворда вдохновлял сотни других химиков-синтетиков, которые работали в области создания сложных структур природных продуктов, важных в медицинском отношении.
Органические синтезы и Нобелевская премия
В течение 1940-х годов Вудворд синтезировал много сложных природных продуктов, таких как хинин (1944), кортизон (1951), резерпин (1956), хлорофилл (1960), тетрациклин (1962), холестерин, лизергиновая кислота, цефалоспорин и колхицин а также установил строение ряда важных природных соединений: стрихнина, террамицина (окситетрациклин) (1953) и ауреомицина, магнамицина. Вместе с тем, Вудворд открыл новую эру в синтезе (иногда её называют «эпохой Вудворда»), в которой он показал, что природные продукты можно синтезировать, только тщательно соблюдая принципы физической органической химии и детально планируя все шаги.
Большинство синтезов Вудворда были очень эффектно описано его коллегами, и до того, как он их сделал, некоторые думали, что невозможно создать эти вещества в лабораторных условиях. Его синтезы несли в себе элемент искусства, и с тех пор химики-синтетики обращали внимание не только на удобство и практичность синтеза, но и на его красоту. Работы Вудворда часто включали активное использование новых методов - ИК-спектроскопии, а позднее и ядерного магнитного резонанса (ЯМР). Другая важная особенность синтезов Вудворда была в том, что он обратил внимание на стереохимию, или особую конфигурацию молекул в трёхмерном пространстве. В большинстве случаев природные вещества, использующиеся в медицине, обладают необходимой биологической активностью только в виде чистых энантиомеров. Это привело к востребованности «стереоспецифического синтеза», в результате которого получался продукт с определённой конфигурацией. Сегодня методы стереспецифического синтеза широко используются, Вудворд же в своё время первым показал, что для осуществления такого (стереоспецифического) синтеза нужна основательная подготовка и тщательное планирование. Многие его синтезы были направлены на изменение конфигурации молекул посредством внедрения в них жесткого структурного элемента; эта методика сегодня стала обычной. Особенно показательными в этом отношении были синтезы резерпина и стрихнина.
Во время Второй мировой войны Вудворд был консультантом Военного совета по производству в связи с пенициллиновым проектом. Хотя многие предполагали бета-лактамную структуру пенициллина, фактически первыми это предложили химики Оксфорда и компании Мерк, а затем в исследования включились и другие группы учёных (в частности, из компании Шелл). Вудворд первым высказал мысль о неправильности трициклической структуры (тиазолидин соединялся амино-мостом оксазинона), выдвинутой группой исследователей пенициллина из Пеории. Впоследствии он согласился с бета-лактамной структурой (вместо тиазолидин-оксазолоновой), предложенной Робертом Робинсоном, в дальнейшем - ведущим химиком-органиком своего времени. В конечном итоге Дороти Ходжкин в 1945 году с помощью рентгеновской кристаллографии подтвердила для пенициллина именно бета-лактамную структуру.
Для определения структуры сложных молекул Вудворд применял инфракрасную спектроскопию и химическую деградацию. Здесь заметными примерами стали сантониновая кислота, стрихнин, магнамицин и террамицин. Коллега Вудворда и Нобелевский лауреат Дерек Бартон сказал о терамицине следующее:
Все эти случаи показывают, как рациональные факты и химические принципы, объединённые с интуицией, могут быть использованы для достижения цели.
В начале 1950-х годов Вудворд и британский химик Джефри Уилкинсон предложили новую структуру ферроцена - соединения, состоящего из комбинации органических молекул с железом. Это стало началом металлоорганической химии, которая выросла в индустриально значимую область. За эту работу Уилкинсон (вместе с Эрнстом Отто Фишером) получил в 1973 году Нобелевскую премию. Некоторые историки считали, что Вудворд должен был получить эту премию вместе с Уилкинсоном. Интересно, что так думал и Вудворд: позднее он даже написал об этом в Нобелевский комитет.
Вудворд получил Нобелевскую премию в 1965 году за синтез сложных органических молекул. В своей Нобелевской лекции он описывал полный синтез антибиотика цефалоспорина, отметив, что ему пришлось ускорить синтез, чтобы успеть закончить его до Нобелевской церемонии.
Синтез витамина B12 и правила Вудворда-Хоффмана
В начале 1960-х годов Вудворд приступил к сложнейшему по тем временам синтезу природного продукта - синтезу витамина B12. Плодотворно сотрудничая с коллегой из Цюриха Альбертом Эшенмозером (), Вудворд с командой из почти 100 студентов и постдоков несколько лет трудились над синтезом этой молекулы. Работа была окончена и опубликована в 1973 году, она явилась поворотным пунктом в истории органической химии. Синтез включал почти 100 стадий, каждая из которых тщательно планировалась и анализировалась, что было характерно для всех работ Вудворда. Он более других убедил химиков-органиков в том, что синтез любого сложного вещества возможен при достаточном времени и разумном планировании. Однако до 2006 года практически никаких публикаций по вопросу полного синтеза витамина B12 не было.
В том же самом году, основываясь на наблюдениях, сделанных Вудвордом в процессе синтеза B12, он и Роалд Хофман разработали правила (известные ныне как правила Вудворда-Хофмана), объясняющие стереохимию продуктов органических реакций. Вудворд сформулировал свои идеи (базирующиеся на симметричных свойствах молекулярных орбиталей), основываясь на своём опыте химика-синтетика, а затем попросил Хофмана выполнить теоретические вычисления для подтверждения этих идей. Эти вычисления были сделаны с помощью метода Хюккеля (). Корректность этих правил была подтверждена многими экспериментами. Хоффман получил Нобелевскую премию в 1981 году за свою работу (вместе с Кэнъити Фукуи, японским химиком, который выполнил ту же работу, используя другой подход); Вудворд несомненно получил бы вторую Нобелевскую премию, если был бы жив. Отметим, что в недавней статье в журнале «Nature» описывается, как можно использовать механическое напряжение, чтобы изменить ход химической реакции, продукты которой не подчиняются правилам Вудворда-Хоффмана.
Институт Вудворда и последний период жизни
Параллельно с работой в Гарварде Вудворд руководил Исследовательским институтом (Woodward Research Institute), основанным в 1963 году в Базеле (Швейцария). Он также стал членом попечительского совета МТИ (1966-1971) и Института науки Вейцмана в Израиле.
Вудворд умер в Кембридже, штат Массачусетс от сердечного приступа во время сна. В этот период он работал над синтезом антибиотика эритромицина. Его студент сказал о нем:
Семья
В 1938 году он женился на Ирже Пульман; у них было две дочери. В 1946 году он заключил второй брак - с Евдоксией Мюллер, с которой познакомился в Polaroid Corporation. Она была художником и инженером. В этом браке родились сын и дочь.
Публикации
Вудворд был автором (или соавтором) почти 200 публикаций, из которых 85 - это большие статьи, а остальное - предварительные сообщения, тексты лекций и обзоры. Темп его научной деятельности не давал возможности публиковать подробности эксперимента, и большая часть работ была издана лишь спустя несколько лет после его смерти. Вудворд руководил работами более двухсот аспирантов и исследователей, у которых впоследствии получилась успешная карьера. Вместе с Робертом Робинсоном он основал журналы по органической химии «Tetrahedron» и «Tetrahedron Letters», был членом их редколлегий.
Среди учеников Вудворда: Роберт М. Уильямс (штат Колорадо), Гарри Вассерман (Йель), Ёсито Киши (Гарвард), Стюарт Шребер (Гарвард), Уильям Руш (Скрипс-Флорида), Стивен А. Беннер (Университет Флориды), Кристофер С. Фут (Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе), Кендалл Хоук (Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе), Кевин М. Смит, работающий в области порфиринов.
Вудворд имел энциклопедические знания по химии и необычайную память на подробности. Качеством, выделяющим его среди коллег, была замечательная способность извлекать и увязывать данные из научной литературы и использовать их для решения данной химической проблемы.
Особенности характера, интересные факты
Его лекции стали легендой, они часто длились по три-четыре часа. Во многих из них он избегал использования слайдов, а имел обыкновение рисовать структуры цветными мелками. Поэтому его лекции было легко записывать. По словам профессора МГУ А. Н. Коста:
Как правило, перед началом лекции Вудворд всегда клал на рабочий стол два носовых платка. На один носовой платок он помещал ряд из 4-5 кусков мела разного цвета. На другом размещался внушительный ряд сигарет. Предыдущая сигарета использовалась, чтобы зажечь следующую. Его известные семинары по четвергам в Гарварде тянулись до ночи.
Вудворду очень нравился синий цвет. Его костюм, машина и даже парковочная стоянка были синего цвета. В одной из его лабораторий, студенты повесили огромную чёрно-белую фотографию учителя с большим синим галстуком. Она висела там несколько лет (до начала 1970-х годов), пока не сгорела при небольшом лабораторном пожаре.
При своей неутомимости Вудворд не смог бы сделать так много, если бы не был предельно организованным человеком. Большую часть проблем он решал самостоятельно, продумывая до мелочей план дальнейшей работы. Каждое утро сутуловатый, крепкого сложения профессор в строгом костюме с обязательным синим галстуком садился в машину и за полчаса покрывал 50 миль, отделявших его коттедж от Гарвардского университета. К девяти часам, после такой скоростной «автозарядки», которую он предпочитал другим видам спорта, Вудворд приступал к работе. Он мог ограничиться несколькими часами сна ночью, был заядлым курильщиком, предпочитал виски и мартини и любил отдыхать, играя в футбол.
Коллеги-химики о Вудворде
Дерек Бартон, позднее приобретший известность своей работой по конформационному анализу (за которую он был удостоен Нобелевской премии в 1969 году), так описывает одну из лекций Вудворда:
С поездки Вудворда 1948 года началась череда почётных лекций, которая забрасывала его во многие страны в течение всей жизни. Лорд Александер Тодд вспоминал:
Арне Фредга (Шведская королевская академия наук), при вручении Нобелевской премии сказал:
Премии и почести
За свои работы Вудворд получил немало наград, премий и почётных степеней, включая членство в
, Кембридж , Массачусетс) - американский химик-органик . Внёс значительный вклад в современную органическую химию , в особенности, в синтез и определение структуры сложных природных продуктов. Тесно работал с Роалдом Хофманом в области теоретических исследований химических реакций. Вудворд - лауреат Нобелевской премии по химии за 1965 год.
Молодые годы, образование
Институт Вудворда и последний период жизни
Параллельно с работой в Гарварде Вудворд руководил Исследовательским институтом (Woodward Research Institute), основанным в 1963 году в Базеле (Швейцария) . Он также стал членом попечительского совета МТИ (1966-1971) и в Израиле .
Как правило, перед началом лекции Вудворд всегда клал на рабочий стол два носовых платка. На один носовой платок он помещал ряд из 4-5 кусков мела разного цвета. На другом размещался внушительный ряд сигарет. Предыдущая сигарета использовалась, чтобы зажечь следующую. Его известные семинары по четвергам в Гарварде тянулись до ночи.
Вудворду очень нравился синий цвет. Его костюм, машина и даже парковочная стоянка были синего цвета. В одной из его лабораторий, студенты повесили огромную чёрно-белую фотографию учителя с большим синим галстуком. Она висела там несколько лет (до начала 1970-х годов), пока не сгорела при небольшом лабораторном пожаре.
При своей неутомимости Вудворд не смог бы сделать так много, если бы не был предельно организованным человеком. Большую часть проблем он решал самостоятельно, продумывая до мелочей план дальнейшей работы. Каждое утро сутуловатый, крепкого сложения профессор в строгом костюме с обязательным синим галстуком садился в машину и за полчаса покрывал 50 миль, отделявших его коттедж от Гарвардского университета . К девяти часам, после такой скоростной «автозарядки», которую он предпочитал другим видам спорта, Вудворд приступал к работе. Он мог ограничиться несколькими часами сна ночью, был заядлым курильщиком, предпочитал виски и мартини и любил отдыхать, играя в футбол .
Коллеги-химики о Вудворде
|
||||||||||
Ошибка Lua в Модуль:External_links на строке 245: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Отрывок, характеризующий Вудворд, Роберт Бёрнс
Врач долго изучающе на меня смотрел.– Ты кому-то об этом сказала? – спросил он.
– Нет, пока никому, – ответила я. И рассказала ему во всех подробностях случай на катке.
– Ну, ладно, давай попробуем, – сказал врач. – Но, если будет больно, ты уже не сможешь мне об этом сказать, поняла? Поэтому, сразу же подними руку, если только почувствуешь боль, договорились? Я кивнула.
Если честно, я абсолютно не была уверена, зачем я всё это затеваю. А также, не была полностью уверена и в том, смогу ли по-настоящему с этим справиться, и не придётся ли обо всей этой сумасшедшей истории горько пожалеть. Я видела, как врач подготавливает обезболивающий укол и ставит шприц на столик рядом с собой.
– Это на случай непредвиденного провала, – тепло улыбнулся он, – Ну что, поехали?
На секунду мне показалась дикой вся эта затея, и вдруг очень захотелось быть такой же, как все – нормальной, послушной девятилетней девочкой, которая закрывает глаза, просто потому, что ей очень страшно. А ведь мне и в правду было страшно… но так как не в моей привычке было отступать, я гордо кивнула и приготовилась наблюдать. Только много лет спустя я поняла, чем по-настоящему рисковал этот милый врач… И ещё, для меня навсегда осталось «тайной за семью печатями», почему он это сделал. Но тогда всё это казалось совершенно нормальным и, честно говоря, у меня не было времени, чтобы удивляться.
Операция началась, и я как-то сразу успокоилась – как будто откуда-то знала, что всё будет хорошо. Теперь я уже не смогла бы вспомнить всех подробностей, но очень хорошо помню то, как потряс меня вид «того», что столько лет беспощадно мучило меня и маму после каждого малейшего перегрева или простуды… Это оказались два серых, жутко сморщенных комочка какой-то материи, которая не была похожа даже на нормальную человеческую плоть! Наверное, увидя такую «гадость», у меня глаза стали, как ложки, потому что врач рассмеялся и весело сказал:
– Как видишь, не всегда из нас удаляется что-то красивое!
Через несколько минут операция была закончена и я не могла поверить, что всё уже позади. Мой отважный доктор мило улыбался, вытирая полностью вспотевшее лицо. Выглядел он почему-то, как «выжатый лимон»… Видимо мой странный эксперимент обошёлся ему не так уж и легко.
– Ну что, герой, всё ещё не больно? – внимательно глядя мне в глаза спросил он.
– Только чуть-чуть першит, – ответила я, что было искренней и абсолютной правдой.
В коридоре нас ждала очень расстроенная мама. Оказалось, что на работе у неё случились непредвиденные проблемы и, как бы она не просилась, начальство не захотело её отпускать. Я тут же постаралась её успокоить, но рассказывать обо всём пришлось, конечно же, врачу, так как разговаривать мне пока ещё было чуточку трудновато. После этих двух примечательных случаев, «самообезболивающий эффект» у меня начисто исчез и не появлялся больше уже никогда.
Насколько я себя помню, меня всегда привлекала в людях жажда жизни и умение находить радость даже в самых безнадёжных или грустных жизненных ситуациях. Сказать проще – я всегда любила «сильных духом» людей. Настоящим примером «выживания» в то время была для меня наша молодая соседка – Леокадия. Мою впечатлительную детскую душу поражало её мужество и её по-настоящему неистребимое желание жить. Леокадия была моим светлым кумиром и наивысшим примером того, как высоко человек способен вознестись над любым физическим недугом, не давая этому недугу разрушить ни его личность, ни его жизнь…
Некоторые болезни излечимы и нужно только лишь терпение, чтобы дождаться, когда же это наконец-то произойдёт. Её же болезнь была с ней на всю её оставшуюся жизнь и никакой надежды когда-то стать нормальным человеком у этой мужественной молодой женщины, к сожалению, не было.
Судьба-насмешница обошлась с ней очень жестоко. Когда Леокадия была ещё совсем маленькой, но абсолютно нормальной девочкой, ей «посчастливилось» очень неудачно упасть с каменных ступенек и сильно повредить себе позвоночник и грудную кость. Врачи поначалу даже не были уверены, сможет ли она вообще когда-то ходить. Но, спустя какое-то время, этой сильной, жизнерадостной девочке всё-таки удалось, благодаря её решительности и упорству, подняться с больничной койки и медленно, но уверенно начать заново делать свои «первые шаги»...
Вроде бы всё кончилось хорошо. Но, через какое-то время, к всеобщему ужасу, у неё спереди и сзади начал расти огромный, совершенно жуткий горб, который позже буквально изуродовал её тело до полной неузнаваемости… И, что было самое обидное – природа, как бы издеваясь, наградила эту голубоглазую девочку изумительно красивым, светлым и утончённым лицом, тем самым, как бы желая показать, какой дивной красавицей она могла бы быть, если бы ей не была приготовлена такая жестокая судьба...
Я даже не пытаюсь себе представить, через какую душевную боль и одиночество должна была пройти эта удивительная женщина, пытаясь, ещё маленькой девочкой, как-то привыкнуть к своей страшной беде. И как она могла выжить и не сломаться когда, много лет спустя, став уже взрослой девушкой, должна была смотреться на себя в зеркало и понимать, что простое женское счастье ей не дано испытать никогда, каким бы хорошим и добрым человеком она не являлась… Она принимала свою беду с чистой и открытой душой и, видимо, именно это помогло ей сохранить очень сильную веру в себя, не обозлившись на окружающий мир и не плача над своей злой, исковерканной судьбой.
До сих пор я, как сейчас помню, её неизменную тёплую улыбку и радостные светящиеся глаза, встречавшие нас каждый раз, вне зависимости от её настроения или физического состояния (а ведь очень часто я чувствовала, как по-настоящему ей было тяжело)… Я очень любила и уважала эту сильную, светлую женщину за её неиссякаемый оптимизм и её глубокое душевное добро. А уж, казалось, как раз она-то и не имела ни малейших причин верить тому же самому добру, потому, что во многом никогда так и не смогла почувствовать, что это такое по-настоящему жить. Или, возможно, почувствовала намного глубже, чем могли чувствовать это мы?..
Я была тогда ещё слишком маленькой девочкой, чтобы понять всю бездну различия между такой искалеченной жизнью и жизнью нормальных здоровых людей, но я прекрасно помню, что даже много лет спустя, воспоминания о моей чудесной соседке очень часто помогали мне переносить душевные обиды и одиночество и не сломаться когда было по-настоящему очень и очень тяжело.
Я никогда не понимала людей, которые вечно были чем-то недовольны и постоянно жаловались на свою, всегда неизменно «горькую и несправедливую», судьбу... И я никогда не понимала причину, которая давала им право считать, что счастье заранее предназначено им уже с самого их появления на свет и, что они имеют, ну, прямо-таки «законное право» на это ничем не нарушаемое (и совершенно незаслуженное!) счастье...
Я же такой уверенностью об «обязательном» счастье никогда не страдала и, наверное, поэтому не считала свою судьбу «горькой или несправедливой», а наоборот – была в душе счастливым ребёнком, что и помогало мне преодолевать многие из тех препятствий, которые очень «щедро и постоянно» дарила мне моя судьба… Просто иногда случались короткие срывы, когда бывало очень грустно и одиноко, и казалось, что стоит только внутри сдаться, не искать больше причин своей «необычности», не бороться за свою «недоказанную» правду, как всё сразу же станет на свои места… И не будет больше ни обид, ни горечи незаслуженных упрёков, ни, ставшего уже почти постоянным, одиночества.
Но на следующее утро я встречала свою милую, светящуюся, как яркое солнышко, соседку Леокадию, которая радостно спрашивала: – Какой чудесный день, не правда ли?.. – И мне, здоровой и сильной, тут же становилось очень стыдно за свою непростительную слабость и, покраснев, как спелый помидор, я сжимала свои, тогда ещё маленькие, но достаточно «целеустремлённые» кулаки и снова готова была кинуться в бой со всем окружающим миром, чтобы ещё более яростно отстаивать свои «ненормальности» и саму себя…
Помню, как однажды, после очередного «душевного смятения», я сидела одна в саду под своей любимой старой яблоней и мысленно пыталась «разложить по полочкам» свои сомнения и ошибки, и была очень недовольна тем, какой получался результат. Моя соседка, Леокадия, под своим окном сажала цветы (чем, с её недугом было очень трудно заниматься) и могла прекрасно меня видеть. Наверное, ей не очень понравилось моё тогдашнее состояние (которое всегда, несмотря на то, хорошее или плохое, было написано на моём лице), потому что она подошла к забору и спросила – не хочу ли я позавтракать с ней её пирожками?
Я с удовольствием согласилась – её присутствие всегда было очень приятным и успокаивающим, так же, как всегда вкусными были и её пирожки. А ещё мне очень хотелось с кем-то поговорить о том, что меня угнетало уже несколько дней, а делиться этим дома почему-то в тот момент не хотелось. Наверное, просто иногда мнение постороннего человека могло дать больше «пищи для размышлений», чем забота и неусыпное внимание вечно волновавшихся за меня бабушки или мамы. Поэтому я с удовольствием приняла предложение соседки и пошла к ней завтракать, уже издали чувствуя чудодейственный запах моих любимых вишнёвых пирожков.
Я не была очень «открытой», когда дело касалось моих «необычных» способностей, но с Леокадией я время от времени делилась какими-то своими неудачами или огорчениями, так как она была по-настоящему отличным слушателем и никогда не старалась просто «уберечь» меня от каких либо неприятностей, что, к сожалению, очень часто делала мама и, что иногда заставляло меня закрыться от неё намного более, чем мне этого хотелось бы. В тот день я рассказала Леокадии о своём маленьком «провале», который произошёл во время моих очередных «экспериментов» и который меня сильно огорчил.
– Не стоит так переживать, милая, – сказала она. – В жизни не страшно упасть, важно всегда уметь подняться.
Прошло много лет с того чудесного тёплого завтрака, но эти её слова навсегда впечатались в мою память и стали одним из «неписанных» законов моей жизни, в которой «падать», к сожалению, мне пришлось очень много раз, но до сих пор всегда удавалось подняться. Проходили дни, я всё больше и больше привыкала к своему удивительному и такому ни на что не похожему миру и, несмотря на некоторые неудачи, чувствовала себя в нём по-настоящему счастливой.
К тому времени я уже чётко поняла, что не смогу найти никого, с кем могла бы открыто делиться тем, что со мной постоянно происходило, и уже спокойно принимала это, как должное, больше не огорчаясь и не пытаясь кому-то что-то доказать. Это был мой мир и, если он кому-то не нравился, я не собиралась никого насильно туда приглашать. Помню, позже, читая одну из папиных книг, я случайно наткнулась на строки какого-то старого философа, которые были написаны много веков назад и которые меня тогда очень обрадовали и несказанно удивили:
«Будь, как все, иначе жизнь станет невыносимой. Если в знании или умении оторвёшься от нормальных людей слишком далеко, тебя перестанут понимать и сочтут безумцем. В тебя полетят камни, от тебя отвернётся твой друг»…
Значит уже тогда (!) на свете были «необычные» люди, которые по своему горькому опыту знали, как это всё непросто и считали нужным предупредить, а если удастся – и уберечь, таких же «необычных», какими были они сами, людей!!!
Эти простые слова, когда-то давно жившего человека, согрели мою душу и поселили в ней крохотную надежду, что когда-нибудь я возможно и встречу кого-то ещё, кто будет для всех остальных таким же «необычным», как я сама, и с кем я смогу свободно говорить о любых «странностях» и «ненормальностях», не боясь, что меня воспримут «в штыки» или, в лучшем случае, – просто безжалостно высмеют. Но эта надежда была ещё настолько хрупкой и для меня невероятной, что я решила поменьше увлекаться, думая о ней, чтобы, в случае неудачи, не было бы слишком больно «приземляться» с моей красивой мечты в жёсткую реальность…
Даже из своего короткого опыта я уже понимала, что во всех моих «странностях» не было ничего плохого или отрицательного. А если иногда какие-то из моих «экспериментов» и не совсем получались, то отрицательное действие теперь проявлялось уже только на меня, но не на окружающих меня людей. Ну, а если какие-то друзья, из-за боязни быть вовлечёнными в мои «ненормальности», от меня отворачивались – то такие друзья мне были просто не нужны…
И ещё я знала, что моя жизнь кому-то и для чего-то видимо была нужна, потому, что в какую бы опасную «передрягу» я не попадала, мне всегда удавалось из неё выйти без каких-либо негативных последствий и всегда как-будто кто-то неизвестный мне в этом помогал. Как, например, и произошло тем же летом, в момент, когда я чуть было не утонула в нашей любимой реке Нямунас...
Был очень жаркий июльский день, температура держалась не ниже +40 градусов. Накалившийся «до бела» воздух был сухим, как в пустыне и буквально «трещал» в наших лёгких при каждом вздохе. Мы сидели на берегу реки, бессовестно потея и ловили ртами воздух, как выброшенные на сушу перегревшиеся караси… И уже почти что полностью «поджарившись» на солнышке, тоскующими глазами смотрели на воду. Привычной влаги абсолютно не чувствовалось и поэтому всей ребятне дико хотелось как можно быстрее окунуться. Но купаться было немножко боязно, так как это был другой, не привычный нам берег реки, а Нямунас, как известно, издавна была той глубокой и непредсказуемой рекой, с которой шутки шутить не советовалось.
Наш старый любимый пляж был на время закрыт для чистки, поэтому мы все временно собрались на месте более или менее кому-то знакомом, и все пока что дружно «сушились» на берегу, никак не решаясь купаться. У самой реки росло огромное старое дерево. Его длинные шелковистые ветви, при малейшем дуновении ветра, касались воды, тихо лаская её нежными лепестками, а мощные старые корни, упираясь в речные камни, сплетались под ним в сплошной «бородавчатый» ковёр, создавая своеобразную, нависающую над водой, бугристую крышу.
Вот это-то старое мудрое дерево, как ни странно, и являло собой реальную опасность для купающихся… Вокруг него, по какой-то причине, в воде создавалось множество своеобразных «воронок», которые как бы «всасывали» попавшегося человека в глубину и надо было быть очень хорошим пловцом, чтобы суметь удержаться на поверхности, тем более, что место под деревом как раз было очень глубоким.
Но детям говорить об опасности, как известно, почти что всегда бесполезно. Чем больше их убеждают заботливые взрослые, что с ними может произойти какая-то непоправимая беда, тем больше они уверенны, что «может быть с кем-то это и может случиться, но, конечно же, только не с ними, не здесь и не сейчас»… А само ощущение опасности, наоборот – их только ещё больше притягивает, тем самым, провоцируя иногда на глупейшие поступки.
Вот примерно так же думали и мы – четверо «бравых» соседских ребят и я, и, не вытерпев жары, всё же решили искупаться. Река выглядела тихой и спокойной, и никакой опасности вроде бы собой не представляла. Мы договорились наблюдать друг за другом и дружно поплыли. В начале вроде бы всё было, как обычно – течение было не сильнее, чем на нашем старом пляже, а глубина не превышала уже знакомой привычной глубины. Я расхрабрилась и поплыла уже более уверенно. И тут же, за эту же слишком большую уверенность, «боженька стукнул меня по головушке, да не пожалел»… Я плыла недалеко от берега, как вдруг почувствовала, что меня резко потащило вниз… И это было столь внезапно, что я не успела никак среагировать, чтобы удержаться на поверхности. Меня странно крутило и очень быстро тянуло в глубину. Казалось, время остановилось, я чувствовала, что не хватает воздуха.
Тогда я ещё ничего не знала ни о клинической смерти, ни о светящихся туннелях, появлявшихся во время неё. Но то, что случилось далее, было очень похожим на все те истории о клинических смертях, которые намного позже мне удалось прочитать в разных книжках, уже живя в далёкой Америке…
Я чувствовала, что если сейчас же не вдохну воздуха, мои лёгкие просто-напросто разорвутся, и я, наверняка, умру. Стало очень страшно, в глазах темнело. Неожиданно в голове вспыхнула яркая вспышка, и все чувства куда-то исчезли... Появился слепяще-яркий, прозрачный голубой туннель, как будто весь сотканный из мельчайших движущихся серебристых звёздочек. Я тихо парила внутри него, не чувствуя ни удушья, ни боли, только мысленно удивляясь необыкновенному чувству абсолютного счастья, как будто наконец-то обрела место своей долгожданной мечты. Было очень спокойно и хорошо. Все звуки исчезли, не хотелось двигаться. Тело стало очень лёгким, почти что невесомым. Вероятнее всего, в тот момент я просто умирала...
Я видела какие-то очень красивые, светящиеся, прозрачные человеческие фигуры, медленно и плавно приближающиеся по туннелю ко мне. Все они тепло улыбались, как будто звали к ним присоединиться… Я уже было потянулась к ним… как вдруг откуда-то появилась огромная светящаяся ладонь, которая подхватила меня снизу и, как песчинку, начала быстро подымать на поверхность. Мозг взорвался от нахлынувших резких звуков, как будто в голове внезапно лопнула защищающая перегородка... Меня, как мячик, вышвырнуло на поверхность… и оглушило настоящим водопадом цветов, звуков и ощущений, которые почему-то воспринимались мной теперь намного ярче, чем это было привычно.
На берегу была настоящая паника… Соседские мальчишки, что-то крича, выразительно размахивали руками, показывая в мою сторону. Кто-то пытался вытащить меня на сушу. А потом всё поплыло, закружилось в каком-то сумасшедшем водовороте, и моё бедное, перенапряжённое сознание уплыло в полную тишину... Когда я понемножку «очухалась», ребята стояли вокруг меня с расширившимися от ужаса глазами, и все вместе чем-то напоминали одинаковых перепуганных совят… Было видно, что всё это время они находились чуть ли не в настоящем паническом шоке, и видимо мысленно уже успели меня «похоронить». Я постаралась изобразить улыбку и, всё ещё давясь тёплой речной водой, с трудом выдавила, что у меня всё в порядке, хотя ни в каком порядке я в тот момент естественно не была.
Как мне потом сказали, весь этот переполох занял в реальности всего лишь минут пять, хотя для меня, в тот страшный момент, когда я находилась под водой, время почти, что остановилось... Я искренне радовалась, что мамы в тот день с нами не было. Позже мне кое-как удалось упросить «соседскую маму», с которой нас тогда отпустили купаться, чтобы то, что случилось у реки, осталось нашим секретом, так как мне совершенно не хотелось, чтобы моих бабушку или маму хватил сердечный удар, тем более, что всё уже было позади и не имело никакого смысла кого-либо так бессмысленно пугать. Соседка сразу же согласилась. Видимо, для неё это был такой же желанный вариант, так как ей не очень-то хотелось, чтобы кто-то узнал, что общего доверия ей, к сожалению, не удалось оправдать…
Но на этот раз всё кончилось хорошо, все были живы и счастливы, и не было никакой причины об этом более говорить. Только ещё много, много раз после моего неудачливого «купания» я возвращалась во сне в тот же сверкающий голубой туннель, который, по какой-то мне неизвестной причине, притягивал меня, как магнит. И я опять испытывала то необыкновенное чувство покоя и счастья, тогда ещё не зная, что делать это, как оказалось, было очень и очень опасно….
Нам всем навевают глухую тоску вечера.
Нам кажется вечер предвестником горькой утраты.
Ещё один день, точно плот по реке, во «вчера»
Уходит, уходит… ушёл… И не будет возврата.
(Мария Семёнова)
Через пару недель после того злополучного дня на берегу реки, меня начали посещать души (или точнее – сущности) умерших, мне незнакомых людей. Видимо мои частые возвращения к голубому каналу чем-то «разбередили» покой, до того спокойно существовавших в мирной тишине, душ... Только, как оказалось позже, далеко не все из них были по-настоящему так уж спокойны… И только после того, как у меня побывало огромное множество самых разных, от очень печальных до глубоко несчастных и неуспокоенных душ, я поняла насколько по-настоящему важно то, как мы проживаем нашу жизнь и как жаль, что задумываемся мы об этом только тогда, когда уже слишком поздно что-то менять, и когда остаёмся совершенно беспомощными перед жестоким и неумолимым фактом, что уже ничего и никогда не сможем исправить...
Мне хотелось бежать на улицу, хватать людей за руки и кричать всем и каждому, как это дико и страшно, когда всё становится слишком поздно!.. И ещё мне до боли хотелось, чтобы каждый человек знал, что «после» уже не поможет никто и никогда!.. Но, к сожалению, я тогда уже прекрасно понимала, что всё, что я получу за такое «искреннее предупреждение», будет всего лишь лёгкий путь в сумасшедший дом или (в лучшем случае) просто смех… Да и что я могла кому-либо доказать, маленькая девятилетняя девочка, которую никто, не хотел понять, и которую легче всего было считать просто «чуточку странной»…
Я не знала, что я должна делать, чтобы помочь всем этим несчастным, страдающим от своих ошибок или от жестокой судьбы, людям. Я готова была часами выслушивать их просьбы, забывая о себе и желая, как можно больше открыться, чтобы ко мне могли «постучаться» все, кто в этом нуждался. И вот начались настоящие «наплывы» моих новых гостей, которые, честно говоря, поначалу меня чуточку пугали.
Самой первой у меня появилась молодая женщина, которая сразу же мне чем-то понравилась. Она была очень грустной, и я почувствовала, что где-то глубоко в её душе «кровоточит» незаживающая рана, которая не даёт ей спокойно уйти. Незнакомка впервые появилась, когда я сидела, уютно свернувшись «калачиком» в папином кресле и с упоением «поглощала» книжку, которую выносить из дома не разрешалось. Как обычно, с большим удовольствием наслаждаясь чтением, я так глубоко погрузилась в незнакомый и такой захватывающий мир, что не сразу заметила свою необычную гостью.
Сначала появилось беспокоящее чувство чужого присутствия. Ощущение было очень странным – как будто в комнате вдруг подул лёгкий прохладный ветерок, и воздух вокруг наполнился прозрачным вибрирующим туманом. Я подняла голову и прямо перед собой увидела очень красивую, молодую светловолосую женщину. Её тело чуть-чуть светилось голубоватым светом, но в остальном она выглядела вполне нормально. Незнакомка смотрела на меня, не отрываясь, и как бы о чём-то умоляла. Вдруг я услышала:
– Пожалуйста, помоги мне…
И, хотя она не открывала рта, я очень чётко слышала слова, просто они звучали чуть-чуть по-другому, звук был мягким и шелестящим. И тут я поняла, что она говорит со мной точно так же, как я уже слышала раньше – голос звучал только в моей голове (что, как я позже узнала, было телепатией).
– Помоги мне… – опять тихо прошелестело.
– Чем я могу вам помочь? – спросила я.
– Ты меня слышишь, ты можешь с ней говорить… – ответила незнакомка.
"Непревзойденный король синтеза", "он продал душу дьяволу за право стать гением органической химии", "человек, который лепит молекулы".. Такими и еще десятками подобных фраз сопровождается любой разговор, каждая статья о выдающемся американском ученом, лауреате Нобелевской премии по химии за 1965 г. Р. Б. Вудворде.
Роберт Бернс Вудворд родился в Бостоне (штат Массачусетс, США) 10 апреля 1917 г. в семье выходцев из Шотландии Артура Вудворда и Маргарет Бернс. Через полтора года (в октябре 1918 г.) в возрасте 33 лет неожиданно умер отец, и воспитание единственного сына легло на плечи матери.
Роберт заинтересовался химией очень рано. Уже с 12 лет он зачитывался химической литературой, особенно его интересовали реакции синтеза, многие из которых он проводил в домашней лаборатории. Он получал также огромное удовольствие от этой науки в начальной и средней школах Квинцы (пригород Бостона). В 1933 г. Роберт поступил в Массачусетский технологический институт Иллинойского университета. "Поступив в университет 16-летним юнцом, он уже обладал знаниями выпускника". Его интересовала только химия. Это и стало причиной исключения после третьего семестра "за невнимательность к правилам обучения". Однако осенью 1935 г. ему позволили переэкзаменовку, что дало возможность Роберту через год стать бакалавром, а в 1937 г. доктором философии. С этого времени научная и педагогическая деятельность Вудворда связана с Гарвардским университетом (штат Массачусетс) в Кембридже, где в течение 13 лет он прошел путь от ассистента проф. Э. П. Келера (1937-938), затем председателя научного общества молодых ученых (1938-1940), инструктора (1941-1944), ассистента профессора (1944-1946), адъюнкт-профессора (1946-1950) до профессора химии (с 1950 г.).
Вудворд является крупнейшим специалистом нашего времени в области синтетической и структурной органической химии. За 30 лет (1944-1974) он провел около 20 сложных направленных синтезов природных продуктов, которые до него представлялись неосуществимыми. Страстный труженик, великолепный теоретик и уникальный экспериментатор, Вудворд обладает удивительным "химическим чутьем" к особо глобальным вопросам. Все эти качества позволяли и позволяют ему воссоздавать в лаборатории искусственным путем самые сложные молекулярные строения, созданные живой природой.
Впервые 27-летний Вудворд, имеющий уже 22 печатные статьи, проявил свое искусство в 1944 г., когда в J. Am. Chem. Soc. появилось его (в соавторстве с Д. Е. Доерингом) сообщение о полном синтезе важнейшего хинного алкалоида-хинина C 20 H 24 O 2 N 2 , на который было затрачено всего 14 месяцев.
После триумфального дебюта Вудворд продолжает интересоваться химией алкалоидов. Уникальные синтезы следуют один за другим. В 1949 г. он осуществил полный синтез семпервирина - вытяжки из корней семпервириновых растений, в следующем году-полный синтез (в соавторстве с Сингхом) важного антибиотика потулина. Этими работами была создана биогенетическая теория индольных алкалоидов (1948 г.). Одновременно Вудворд обращается к химии стероидов. В течение 1951 г. он сообщил о полных 20-стадийных синтезах жирных жемчужных пластинок холестерина С 27 Н 46 О-стероидного стерина высших животных, впервые выделенного из желчных камней; и кортизона (вещества Е. Кен дал л а) С 21 Н 28 О 5 -одного из кортикостероидов (эффективное лекарство против разнообразных воспалительных процессов), выделенного в 1936 г. из экстракта надпочечников. Прошло всего три года, и в 1954 г. Вудворд сообщил о завершении еще трех крупных синтезов: ланостерина-метилстероидного стерина, присутствующего (наряду с холестерином) в жире шерсти овец, лисергической кислоты и стрихнина C 21 H 22 O 2 N 2 -алкалоида (сильный судорожный яд, в малых количествах-тонизирующее средство), выделенного из тропической челибухи.- Еще через два года был закончен синтез резерпина C 33 H 40 O 9 N 2 -алкалоида редкостного тропического кустарника змеиной раувольфии (средства для лечения психических заболеваний и гипертонии). Известное "расщепление Вудворда" было использовано в этой работе не только для синтеза стрихнина, но и для определения структуры многих индольных алкалоидов.
Наконец, в 1960 г. искусство Вудворда-синтетика достигло апогея - он завершил начатый в 1956 г. полный синтез хлорофиллов а и b (C 55 H 72 O 5 N 4 Mg и C 55 H 70 O 6 N 4 Mg)-пигментов фотосинтезирующих растений, являющихся сенсибилизаторами фотосинтеза. Вудворду и его 17 сотрудникам понадобилось более 20 этапов для восстановления сложнейшей структуры зеленого вещества листьев. Для более полного представления всей уникальности проделанной работы достаточно упомянуть, что известный немецкий химик-органик и лауреат Нобелевской премии 1930 г. Г. Фишер на расшифровку структуры хлорофиллов а и b затратил 10 лет (1930-1940 гг.). Что касается интуиции, которая позволила Вудворду представить, спланировать и точно воспроизвести все стадии синтеза, то она достойна лишь гения. Этим открытием американский химик заложил основы промышленного фотосинтеза.
Прошло еще два года с того времени, когда был синтезирован хлорофилл, и мир узнал о новом достижении Вудворда-получены желтые кристаллы антибиотика тетрациклина. В 1963 г. был закончен сложнейший синтез колхицина C 22 H 25 O 6 N-ядовитого алкалоида безвременника семейства лилиевых (над этим синтезом 4 года работал швейцарский профессор Федерального технического института в Цюрихе А. Эшенмозер и 7 лет Вудворд в Кэмбридже), в 1965 г.-цефалоспорина С из группы пенициллинов.
Наряду с уникальным экспериментальным даром Вудворд обладает даром теоретика. В его работах обнаруживается исследователь, постоянно интересующийся механизмами химических реакций. Разумным и обоснованным использованием стерео-специфических реакций он глубоко повлиял на работу современных органиков. Вудворд внес ощутимый вклад в познание структур многочисленных природных веществ. В числе расшифрованных им структур такие молекулы, как пенициллин (1945), стрихнин (1948), патулин (1949), террамицин и ауреомицин, биомицин (1952), севин (1954), магнамицин (1956), глиотоксин (1958), олеандомицин (1960), стрептомицин (1963), тетрадоксин (1964) и др.
Во всех своих исследованиях Вудворд широко пользуется разнообразными физическими и физико-химическими методами, особенно УФ- и ИК-спектроскопией. Еще в 1941 г. при спектроскопическом изучении структуры кетонов были выведены "правила Вудворда" для определения батохромного эффекта алкильных заместителей в сопряженных диенах, применение которых для определения структур, в частности стероидов, было революционным. В 1952 г. он определил сэндвич-структуру и доказал ароматичность ферроцена (бициклопентадиенилжелеза) и других металлоценов, в которых атом металла находится между двумя циклопентадиенильными остатками и связан не с определенными атомами обоих циклов, а со всеми их атомами посредством нецелочисленных связей. В 1961 г. Вудворд сформулировал "правило октанта" для вращательной дисперсии кетонов, а в 1965 г. (с Гоффманом)- правила сохранения орбитальной симметрии.
Невольно возникает вопрос: "Почему столь плодотворная научная деятельность не была раньше увенчана Нобелевской премией?" Один из членов Нобелевского комитета в 1958 г. так ответил на этот вопрос: "Нобелевскую премию - Вудворду? Не стоит спешить, обязательно придет время!" Время пришло в 1965 г.
После получения Нобелевской премии в Стокгольме Вудворд сказал: "Я почти не сомневаюсь, что можно создать в лабораторных условиях Нечто с характерными признаками жизни. Но я не хотел бы предсказывать, сколько на это потребуется времени". Прошло всего 7 лет на пути к этому "Нечто", и в 1972 г. научный мир облетела еще одна сенсационная весть: Вудворд и Эшенмозер закончили начатый в 1961 г. полный синтез витамина В 12 (цианкобаламина) C e3 H 90 O 11 N 1 4PCo-высшее достижение во всей истории органической химии. Витамин В 12 (мол. в. 1357) является комплексным соединением порфиринового ряда, в котором Со координационно связан с циан-группой и 5 атомами N. Этот синтез достоен еще одной Нобелевской премии, хотя уже сейчас (Вудворду всего 58 лет) лишь перечисление почетных степеней, наград, академий и научных обществ, членом которых он является, займет не одну страницу (основные приведены в "Les Prix Nobel en 1965").
Вудворд создал огромную школу учеников из 300 ученых Кэмбриджа, Базеля и Цюриха, половина которых - члены различных академий. В работе над В 12 , например, принимали участие 8 известных химиков из Цюриха и 17-из Кэмбриджа. "Люди, которые прошли нашу школу, способны выполнить любое задание на самом высоком уровне. Такую подготовку могут дать только фундаментальные исследования",-сказал Вудворд в интервью советским журналистам. Он неоднократно посещал Советский Союз, для чтения советских периодических изданий в оригинале выучил русский язык. Среди его друзей- профессор МГУ А. Н. Кост. Сколь огромен диапазон исследований Вудворда, столь же велика его способность трудиться по 12-15 часов в сутки. Он успевает следить за химической периодикой, каждый месяц летать в Женеву и консультировать швейцарских химиков, работать со стажерами, участвовать почти во всех крупных научных совещаниях органиков. По пятницам Вудворд собирает коллоквиумы, на которые часто приезжают химики из других городов. Вудворд - эстет в химии. По словам А. Н. Коста, "часто на лекциях или докладах, взяв в обе руки по кусочку мела, он с легкостью иллюзиониста начинал с обоих концов доски рисовать химическую структуру, и его пространственное видение молекулы было столь тонко, что не было случая, когда линии на доске не сошлись"
При своей неутомимости Вудворд не смог бы сделать так много, если бы не был предельно организованным человеком. Большую часть исходных проблем он решает в полном одиночестве, продумывая до мелочей план дальнейшей работы. Каждое утро сутуловатый, крепкого сложения профессор в строгом костюме с обязательным голубым галстуком садится в машину и за полчаса "покрывает" 50 миль, отделяющих его коттедж от Гарвардского университета. К девяти часам, после напряженной автозарядки, которую он предпочитает другим видам спорта, Вудворд приступает к работе.
Роберт Вудворд женат дважды: с 1938 г. на Ирже Пуллмен и с 1946 г. на Евдокии Мюллер. У него три дочери - Сиире Анне (род. 1939), Джен Кирстен (род. 1944), Кристал Элизабет (род. 1947) и сын-Эриг Ричард Артур (род. 1953).
ЛИТЕРАТУРА
1. Les Prix Nobel en 1965. Stockholm, 1966.
2. А. Симонян. Комсом. правда, № 297 (12456) от 18 декабря
1965 г.
3. О. Meth-Cohn Tidskr. kjemi, bergvesen og metallurgi, 25,281 (1965).
4. H. Wijnberg. Chem. courant, 64, 857 (1965).
5. H. Frdtman. Svensk kern, tidskr., 77, 555 (1965); Nord, med., 74, 1277 (1965).
6. S. Wideqvist. Elementa, 49, 17 (1966).
7. J. Sass. Lab-Prax., 18, 49, 66, 88 (1966).
8. A. H. Кост. Природа, № 1, 114 (1966).
9. P. Б. Вудворд. Успехи химии, 43, 727 (1974).
