Постижение пендерецкого.

Композитор Кшиштоф Пендерецкий о том, как посадить дерево, построить дом и написать музыку.

В профессиональных кругах не принято называть кого–то великим или величайшим. Хотя бы потому, что мир искусства неслыханно разнообразен и каждый творец - большой и малый - находит в нем свое место.

Но Бах, Моцарт, Бетховен, Чайковский, Шостакович - имена особенные. Мы часто спорим, попадет ли кто–нибудь из живущих в этот пантеон.

Те, кому посчастливилось 7 октября побывать в этот исторический день в Белорусской филармонии на концерте XII Международного фестиваля Юрия Башмета «Легенды современной классики. Кшиштоф Пендерецкий», точно знают - такой композитор на земле есть.

84–летний маэстро лично прибыл на фестиваль в Минск по приглашению своего друга и коллеги, известного пианиста Ростислава Кримера.

В исполнении Кримера в первом отделении концерта пронзительно и нежно прозвучал уникальный по сложности фортепианный концерт К. Пендерецкого «Воскресение» памяти жертв нью–йоркского теракта 11 сентября 2001 года.

За дирижерским пультом стоял польский дирижер и правая рука композитора Матеуш Творек. Публика аплодировала стоя.

Гранд–маэстро встал за пульт во втором отделении и продирижировал своей самой масштабной Седьмой симфонией «Семь врат Иерусалима», сочиненной по заказу иерусалимской мэрии в честь 3000–летия священного города.

200 человек - хоры, оркестры, солисты, чтец - участвовали в исполнении этого грандиозного музыкального полотна, по силе сравнимого разве что с баховскими «Страстями по Матфею» и «Реквиемом» Верди.

Грозно и величественно, как глас с неба, звучали в устах стоголосого хора библейские тексты. Неистовствовал специально привезенный из Варшавы громадный тубафон, похожий на зенитную установку.

Овации после концерта были такие, что в филармонии чуть не обрушились стены. Публика буквально искупала маэстро в своей восторженной любви.

«Я не оставляю в своих произведениях никакой свободы для исполнителя, поэтому репетиции для меня очень важны»,

Сказал Пендерецкий в одном из своих интервью. А потому подготовка к концерту была яростной, нервной и изматывающей.

Сам же маэстро присутствовал на всех без исключения репетициях, давал детальные советы Кримеру и Твореку, работал с оркестром и хором. Он все наполнял своим духом, своей животворной энергией. И при этом был спокоен, как олимпийский бог, и, ко всеобщему удивлению, не выказывал ни малейших признаков усталости.

В получасовом перерыве между репетициями мне повезло поговорить с ним о музыке и жизни. Я пыталась понять, в чем же его секрет, но он в ответ лишь загадочно улыбался.

- Пан профессор, вы сочиняете музыку уже 70 лет…

Даже больше! Мой издатель тоже удивляется, что я в своем возрасте еще сочиняю музыку. Он считает, что к семидесяти годам творчество заканчивается. Но у меня оно продолжается, и это нормально. Ведь даже Верди сочинял музыку в весьма преклонном возрасте, и очень хорошо сочинял!

- Вы родились и учились в Кракове. Как повлияла на вас особенная атмосфера этого города?

На меня больше всего повлияло творчество Тадеуша Кантора. Это брат моей матери - выдающийся человек, совершивший революцию в театре. Он был еще и художником–абстракционистом. Так что в Кракове я был не одинок.

- Но вы же не сразу стали авангардистом?

Конечно, нет! Я увлекался народной музыкой и продолжал писать полонезы и куявяки.

- А почему же потом все изменилось?

Потому что я начал слушать разную музыку, которая сочинялась в послевоенные годы. В ту пору в Европе уже был авангард. Он начался во Франции и в Германии, но и в Польше тоже. Мои старшие товарищи - Гражина Бацевич, Сероцкий, Тадеуш Бэрд и, конечно, Лютославский - создали польскую авангардную школу.

Как авангард проник в Польшу? Ведь в те годы путь преграждал железный занавес, ставивший жесткую преграду любым «идеологическим диверсиям»?

Среди так называемых стран народной демократии Польша была самой бунтарской. Именно в коммунистической Польше в 1956 году состоялся первый фестиваль современной авангардной музыки, который стал нашим окном в мир. Он с тех пор проводился каждый год и назывался «Варшавская музыкальная осень».

Помню, как приехал итальянский авангардист Луиджи Ноно и привез музыку дармштадтской школы, которую в тогдашней Польше почти никто не знал.

И потом, музыканты имели возможность ездить. Даже я, будучи совсем молодым композитором, познакомился с министром культуры, он выдал мне паспорт и сказал: «Если ты не вернешься, меня уволят». И я дал ему честное слово, что вернусь, и действительно вернулся.

Но для меня главным импульсом стала работа в студии электронной музыки, которая возникла в Варшаве еще в 1950–х годах. Я слушал много музыки, причем такой, какую раньше не мог себе даже вообразить.

Именно из–за этого я заинтересовался авангардом. Так появились мои первые по–настоящему авангардные сочинения - «Флуоресценции», «Анакласис», «Полиморфия», «Плач по жертвам Хиросимы»…

- Тогда же вы победили на всепольском конкурсе молодых композиторов?

Это случилось чуть раньше, в 1959 году. Я очень хотел победить, потому что наградой была поездка за границу. Я представил на конкурс сразу три сочинения - «Строфы», «Эманации» и «Псалмы Давидовы».

Одну партитуру написал правой рукой, другую левой, а третью дал переписать своему товарищу, чтобы везде почерк был разный. И представляете, я тогда все премии взял!

- А потом стали получать заказы из Западной Германии?

Да, мне поступил заказ от Deutsche Rundfunk, и я написал «Страсти по Луке». Вскоре две звукозаписывающие фирмы - Harmonia Mundi и Philips - записали «Страсти» на пластинки. Одну я подарил Шостаковичу и сказал жене: «Шостакович никогда не будет ее слушать».

Но буквально через 6 недель мы получили из Москвы письмо: «Дорогой Кшиштоф, ты сделал мне большой подарок. Это самое грандиозное сочинение XX века. Твой Дмитрий». Для меня это была огромная радость, ведь я всегда восхищался Шостаковичем как великим симфонистом.

- Вы с ним дружили?

Мы познакомились с Шостаковичем в наш первый приезд в Москву в 1966 году и вплоть до его смерти с ним общались. Мы тогда познакомились и с Шостаковичем, и с Вайнбергом, и с множеством других выдающихся музыкантов. Потом мы часто ездили в Россию.

- В 1966 году вы могли уже свободно разъезжать. Почему вы потом вернулись?

Я воспитывался в доме, где были очень сильны польские традиции. В 1972 году я купил в Люславице, в 80 километрах от Кракова, дворец XVIII века, где когда–то жила сестра великого польского художника Яцека Мальчевского.

Я купил его вместе с землей, отреставрировал и стал высаживать деревья самых разных сортов. Вначале мой дендрарий занимал 3 гектара, а сейчас у меня на 32 гектарах располагаются 1.800 сортов деревьев.

Кшиштоф Пендерецкий. Фото – Юрий Мозолевский

- Говорят, вы знаете наизусть все их латинские названия?

Этому меня научил мой дед, когда я был совсем мальчишкой. Он тоже был любителем деревьев и природы и знал все названия, но не по–польски, а по–латыни. Парк - это мое хобби, в которое я вложил много денег и души.

Если хочешь создать большой парк, нужно ждать полвека или больше, пока вырастут деревья. И нужно точно представлять, как будет выглядеть парк через 100 лет. Это как симфония - сочиняя ее за столом, нужно точно представлять, как она будет звучать в зале.

Почему вы в свое время ушли от авангарда? Я была тогда еще девчонкой и помню, как мы были потрясены, когда в 1981 году вышла пластинка с вашим скрипичным концертом в исполнении Жислина. Это была абсолютно традиционная музыка. А до этого мы знали на пластинках вашу авангардную музыку.

Это нормально. Композитор не пишет в одном стиле, а ищет разные другие возможности.

- А почему, что вас к этому побудило?

Всегда есть что–то толкающее человека не останавливаться на достигнутом, а искать дальше и дальше. Причем искать не только впереди, но и позади. Нельзя слишком удаляться от истоков, из которых мы черпаем.

Кроме того, я долгое время жил за счет сочинения музыки для театра. У меня были тесные контакты с самыми разными театрами, в том числе кукольными. В те годы я сочинил музыку к 84 спектаклям. А еще я писал музыку для фильмов, особенно короткометражных.

Был период, когда я занимался самыми разными вещами, в том числе такими, которые мне самому претили. Но я должен был доказать, что у меня есть индивидуальность, что я пишу музыку, какой никто другой не напишет. Многие из тех, кто пошел за авангардом, не осмелились вернуться назад. А я осмелился.

Кшиштоф Пендерецкий родился 23 ноября 1933 года в небольшом польском городке Дебице. Музыкальные способности мальчика проявились рано, и еще в школе с ним начал заниматься известный польский композитор Артур Малявский. Закончив школу, Кшиштоф поступил в Ягеллонский университет в Кракове, однако вскоре оставил его и стал учиться в Краковской музыкальной академии в классе композитора Станислава Верховича. Там он и начал сочинять музыку.

К концу обучения молодой композитор успел создать несколько интересных произведений, три из которых - «Строфы», «Эманации» и «Псалмы Давида» - он представил в качестве своей дипломной работы. Эти его сочинения не только заслужили высокую оценку комиссии, но в 1959 году получили три первых премии на конкурсе, объявленном Союзом польских композиторов.

Уже в своих первых произведениях Пенде­рецкий показал, что его не удовлетворяют традиционные музыкальные жанры, и он стал не только нарушать их границы, но и использовать нетрадиционные сочетания музыкальных инструментов. Так, кантату «Тренос», посвященную памяти жертв бомбардировки Хиросимы, он написал для ансамбля из пятидесяти трех струнных инструментов. Среди них были скрипки, альты, виолончели и контрабасы.

В 1962 году Пендерецкий получил Гран-при на музыкальном конкурсе в Западной Германии и право на четырехлетнюю стажировку в Берлинской Академии музыки. К этому времени композитор написал ряд сочинений для струнных инструментов, которые сделали его имя еще более известным. Это, в частности:, «Полиморфия» для сорока восьми скрипок, «Канон» для пятидесяти двух скрипок и литавр, а также крупные работы на библейские тексты --«Страсти по Луке» и «Диес Ире» (Судный день) - оратории в память жертв Освенцима.

В отличие от авангардистов, использующих нетрадиционные ритмы, Пендерецкий свободно сочетает самые различные звуки, как музыкальные, так и немузыкальные. В первую очередь это касается использования ударных инструментов. Они помогают композитору расширить границы и звучание традиционных музыкальных жанров. Так, его «Заутреня» стала образцом нетрадиционного прочтения канонического текста. Не менее показательно и сочинение «De nattira sonoris» (Звуки природы) где композитор пытается с помощью музыки передать очарование ночного леса.

В конце 60-х годов Пендерецкий обращается к оперному жанру. Первая его опера - «Дьявол из Лудена» - была написана в 1968 году на реальный исторический сюжет - историю суда ‘ над священником Урбеном Грандье, которого монахи обвинили в том, что он одержим дьяволом, после чего несчастного предали суду и казнили. Эта опера прошла по сценам всех крупнейших театров мира. Она стала восприниматься как своеобразный реквием в память всех тех, кто погиб за свои убеждения.

Вслед за этим появились оперы «Черная мас­ка» и «Король Уго». В них Пендерецкий также свободно сочетает музыку, вокал и драматическое действие, включая в музыкальную ткань произведений монологи актеров.

Любопытна позиция самого композитора, который не относит себя к числу авангардистов и говорит, что он никогда не порывал с музыкальной традицией. Он часто выступает с исполнением своих произведений как дирижер, считая, что это является необходимым компонентом сочинения. «Дирижируя, я стараюсь сделать свою музыку более понятной дирижеру и музыкантам. Поэтому во время репетиций я часто добавлю в партитуру что-то новое», - сказал он в одном интервью.

В своих сочинениях Пендерецкий широко использует мелодии европейской музыки. Так, на основе традиционных мелодий была написана опера «Потерянный рай» (по одноименной поэме Дж.Мильтона). Но он никогда не цитирует их прямо, а всегда передает своими средствами, считая, что в наше время возможности музыки гораздо шире и разнообразнее, чем в прошлом.

Кроме музыки, Кшиштоф Пендерецкий увлекается ботаникой. Все свободное время он проводит в своем саду, где ухаживает за деревьями и выращивает цветы. Но музыка не оставляет его и здесь. Он сочиняет ее повсюду: на творческих встречах, во время занятий с учениками, в многочисленных поездках. Так, например, мелодию «Канона» - хоровой сюиты, посвященной трехсотлетию постройки собора в Майнце, - он написал в Кракове в кафе «Яна Михаликова». Сам композитор говорит, что больше всего любит работать не в тиши кабинета, а среди людей.

Успех композитора во многом объясняется неустанной заботой о нем и помощью жены Эльжбеты, которая снимает с него все бытовые проблемы и одновременно выполняет обязанности импресарио, организуя его концерты и выступления.

О неизменном в музыке

Понятие хорошей музыки ныне значит ровным счётом то же, что оно значило раньше.

(К. Пендерецкий, композитор)

Как бы точно ни выражала музыка дух своего времени, к каким бы новым, оригинальным идеям ни стремился её язык, всё же есть что-то, с чем она не может расстаться по самой своей природе. Это «что-то» присутствует и в её содержании, и в композиции, и в тех особенностях формы, которые мы определяем при помощи словосочетания «музыкальный язык». Речь идёт о художественном воздействии, вызывающем у слушателя подлинное эстетическое переживание. Такое воздействие вызвано обращением к человеческой мысли и чувствам, к образам окружающего мира, всегда живого и привлекательного.

Любая подлинная музыка, какой бы сложной она ни была, никогда не отказывается от того, что её одухотворяет: это и человек во всей его сложности, и жизнь с её испытаниями и радостями, и природа, и многое другое, что было предметом интереса искусства во все времена.

Возможно, поэтому в творчестве одного и того же композитора можно встретить самую разную музыку - от тревожной и даже трагической до самой светлой и радостной. Современный композитор, как и композитор любой эпохи, по-прежнему может воплощать в своих произведениях образы разрушения и в то же время создавать прекрасные, возвышенные мелодии.

Поэтому обратимся снова к музыке Бориса Чайковского - на этот раз к его Концерту для кларнета с оркестром.

Борис Чайковский. Концерт для кларнета и камерного оркестра, I часть

В этой музыке нашли своё воплощение важнейшие особенности художественного стиля композитора, его образного мира, отмеченного красотой мелодизма, русской характерностью тем - неспешных, проникновенно-лирических. Такая музыка возвращает слушателя в мир естественных, живых чувств и настроений. Именно это свойство музыки выражает глубинную веру композитора в нравственную чистоту человека, его природное стремление к гармонии и красоте, как и в то, что традиционные человеческие ценности и в наши дни не утрачивают своего значения.

Из отзывов о произведениях Б. Чайковского

«Пропуская через своё большое сердце волнующие художественные проблемы современности, человеческие горести и радости, душевные переживания, композитор умел сказать искренне и глубоко самое главное об окружающем мире. И может быть, именно это свойство его творчества так сильно притягивает нас, завораживает, заставляет возвращаться к его сочинениям вновь и вновь» (Ю. Серов, пианист).

«Он даёт тебе ощущение, что ты попал в какой-то богатый мир, богатый подробностями, как природа бывает богата, как бывает богат берег моря... Даже, скорее, не берег моря, а просто берег русской реки, берег озера, заросшего камышами, по которому плывут лебеди или утки и шелестит листва. Какое-то счастье есть в музыке» (А. Митта, кинорежиссёр).

Стремление к осознанию природных основ искусства характерно не только для музыки, но и для других видов художественной деятельности - поэзии, прозы, живописи. В этом художники пытаются противостоять таким тенденциям времени, когда сферу главных интересов составляют вещи прежде всего практичные, как, например, автомобили или электронные устройства.

Каковы же эти природные основы?

Один из ответов даётся в стихотворении «Вернулся я...» Расула Гамзатова.

Вернулся я, спустя сто лет,
Из темноты на землю эту.
Зажмурился, увидев свет.
Едва узнал свою планету...
Вдруг слышу: шелестит трава,
В ручье бежит вода живая.
«Я вас люблю!..» - звучат слова
И светят, не устаревая...
Тысячелетие прошло.
На землю я вернулся снова.
Всё, что я помнил, замело
Песками времени иного.
Но так же меркнут звёзд огни,
Узнав, что скоро солнце выйдет.
А люди - как и в наши дни -
Влюбляются и ненавидят...
Ушёл я и вернулся вновь,
Оставив вечность за спиною.
Мир изменился до основ.
Он весь пронизан новизною.
Но всё-таки - зима бела.
Цветы в лугах мерцают сонно.
Любовь осталась как была.
И прежнею осталась ссора.

(Перевод Я. Козловского)

Вопросы и задания:

1. Как ты понимаешь слова польского композитора К. Пендерецкого, вынесенные в эпиграф этого параграфа?
2. Почему, по-твоему, в произведениях одного композитора можно встретить самые разные темы, чувства, настроения? Объясни свой ответ на примере творчества Б. Чайковского.
3. Можешь ли ты согласиться, что музыка Концерта для кларнета и камерного оркестра Б. Чайковского наследует лучшие традиции русской музыки? В чём это выражается? В чём новизна этой музыки?
4. Что стало бы с искусством, если бы оно отказалось от воплощения мира человека и отражало лишь приметы времени, технический прогресс и т. д.?
5. Какая главная мысль выражена в стихотворении Р. Гамзатова? Какие вещи поэт считает преходящими, а какие - неизменными?

Ведь, коль лежащему вне, за пределами нашего мира,
Нету пространству границ, то старается ум доискаться.
Что же находится там, куда мысль устремляется наша,
И куда дух наш летит, подымаясь в паренье свободным.
Лукреций. О природе вещей
(К. Пендерецкий. Космогония)

Музыку второй половины XX в. трудно представить себе без творчества польского композитора К. Пендерецкого. В нем наглядно отразились противоречия и поиски, характерные для послевоенной музыки, ее метания между взаимоисключающими крайностями. Стремление к дерзкому новаторству в области средств выражения и ощущение органической связи с культурной традицией, уходящей в глубь веков, предельное самоограничение в некоторых камерных сочинениях и склонность к монументальным, почти "космическим" звучаниям вокально-симфонических произведений. Динамизм творческой личности заставляет художника испытывать "на прочность" разнообразные манеры и стили, овладевать всеми новейшими достижениями техники композиции XX в.

Пендерецкий родился в семье адвоката, где профессиональных музыкантов не было, но музицировали часто. Родители, обучая Кшиштофа игре на скрипке и фортепиано, не думали, что он станет музыкантом. В 15 лет Пендерецкий по-настоящему увлекся игрой на скрипке. В небольшом Денбице единственным музыкальным коллективом был городской духовой оркестр. Его руководитель С. Дарляк сыграл важную роль в развитии будущего композитора. В гимназии Кшиштоф организовал собственный оркестр, в котором был и скрипачом, и дирижером. В 1951 г. он окончательно решает стать музыкантом и уезжает учиться в Краков. Одновременно с занятиями в музыкальной школе Пендерецкий посещает университет, слушая лекции по классической филологии и по философии у Р. Ингардена. Он основательно изучает латынь и греческий, интересуется античной культурой. Занятия теоретическими дисциплинами с Ф. Сколышевским - ярко одаренной личностью, пианистом и композитором, физиком и математиком - привили Пендерецкому умение мыслить самостоятельно. После занятий с ним Пендерецкий поступает в Высшую музыкальную школу Кракова в класс композитора А. Малявского. На молодого композитора особенно сильное влияние оказывает музыка Б. Бартока, И. Стравинского, он изучает манеру письма П. Булеза, в 1958 г. знакомится с Л. Ноно, который посещает Краков.

В 1959 г. Пендерецкий побеждает на конкурсе, организованном Союзом польских композиторов, представив сочинения для оркестра - "Строфы", "Эманации" и "Псалмы Давида". С этих произведений начинается международная известность композитора: они исполняются во Франции, Италии, Австрии. На стипендию Союза композиторов Пендерецкий едет в двухмесячную поездку по Италии.

С 1960 г. начинается интенсивная творческая деятельность композитора. В этом году он создает одно из самых известных произведений послевоенной музыки "Трен памяти жертв Хиросимы", которое дарит городскому музею Хиросимы. Пендерецкий становится постоянным участником международных фестивалей современной музыки в Варшаве, Донауэшингене, Загребе, знакомится со многими музыкантами, издателями. Произведения композитора ошеломляют новизной приемов не только слушателей, но и музыкантов, которые порой не сразу соглашаются разучивать их. Кроме инструментальных сочинений Пендерецкий в 60-х гг. пишет музыку для театра и кино, для драматических и кукольных спектаклей. Он работает в Экспериментальной студии Польского радио, создает там свои электронные композиции, в том числе пьесу "Экехейрия" для открытия мюнхенских Олимпийских игр 1972 г.

С 1962 г. произведения композитора звучат в городах США и Японии. Пендерецкий выступает с лекциями о современной музыке в Дармштадте, Стокгольме, Берлине. После эксцентрического, крайне авангардистского сочинения "Флуоресценции" для оркестра, пишущей машинки, стеклянных и железных предметов, электрических звонков, пилы композитор обращается к сочинениям для солирующих инструментов с оркестром и произведениям крупной формы: опере, балету, оратории, кантате (оратория "Dies irae", посвященная жертвам Освенцима, - 1967; детская опера "Самый сильный"; оратория "Страсти по Луке" - 1965, монументальное сочинение, выдвинувшее Пендерецкого в число самых исполняемых композиторов XX в.).

В 1966 г. композитор едет на фестиваль музыки стран Латинской Америки, в Венесуэлу и впервые посещает СССР, куда впоследствии приезжает неоднократно в качестве дирижера, исполнителя собственных сочинений. В 1966-68 гг. композитор ведет композиторский класс в Эссене (ФРГ), в 1969 - в Западном Берлине. В 1969 г. в Гамбурге и Штутгарте ставится новая опера Пендерецкого "Дьяволы из Людена", (1968), которая в том же году появляется на сценах 15 городов мира. В 1970 г. Пендерецкий завершает одно из самых впечатляющих и эмоциональных своих сочинений - "Заутреню". Обращаясь к текстам и напевам православной службы, автор применяет средства новейшей композиторской техники. Первое исполнение "Заутрени" в Вене (1971) вызвало огромный энтузиазм слушателей, критики и всей музыкальной общественности Европы. По заказу ООН композитор, пользующийся большим авторитетом во всем мире, создает для ежегодных концертов ООН ораторию "Космогония", построенную на высказываниях философов древности и современности о происхождении вселенной и устройстве мироздания - от Лукреция до Ю. Гагарина. Пендерецкий много занимается педагогикой: с 1972 г. он ректор краковской Высшей музыкальной школы, одновременно ведет класс композиции в Йельском университете (США). К 200-летию США композитор пишет оперу "Потерянный рай" по поэме Дж. Мильтона (премьера в Чикаго, 1978 г.). Из других крупных сочинений 70-х гг. можно выделить Первую симфонию, ораториальные сочинения "Магнификат" и "Песнь песней", а также Скрипичный концерт (1977), посвященный первому исполнителю И. Стерну и написанный в неоромантической манере. В 1980 г. композитор пишет Вторую симфонию и "Те Deum".

В последние годы Пендерецкий много концертирует, занимается со студентами-композиторами из разных стран. В Штутгарте (1979) и Кракове (1980) проходят фестивали его музыки, а в местечке Люславицы Пендерецкий сам организует международный фестиваль камерной музыки молодых композиторов. Яркая контрастность, зримость музыки Пендерецкого объясняет его постоянный интерес к музыкальному театру. Третья опера композитора "Черная маска" (1986) по пьесе Г. Гауптмана соединяет нервную экспрессивность с элементами ораториальности, психологическую точность и глубину вневременной проблематики. "Я писал "Черную маску" так, как будто это мое последнее сочинение", - сказал Пендерецкий в одном из интервью. - "Для себя я решил завершить период увлечения поздним романтизмом".

Композитор находится сейчас в зените всемирной славы, являясь одним из самых авторитетных музыкальных деятелей. Его музыка звучит на разных континентах в исполнении самых известных артистов, оркестров, театров, захватывая многотысячную аудиторию.