Активные участники культурной революции в китае. “Культурная революция” в Китае

Бунт - дело правое! (с) Мао Цзедун.

С удивлением узнал, что в России есть (скорее всего незарегистрированная) Российская Маоистская Партия - и это их лозунг. В поиске материалов набрёл на сайт одной из их ячеек

Ну, чего сказать - очередные упоротые леваки, которых хлебом не корми, но дай найти "светоч мысли" за бугром - ведь "нет пророков в своём отечестве".

А этот материал посвящён 50-летию начала того процесса, который впоследствии назовут термином "Китайская культурная революция".

Провозгласив в 1958 г. экономическую политику «большого скачка», Мао Цзэдун чуть было не вернул Китай в каменный век.Но на этом председатель КНР не успокоился. Стремясь укрепить свои пошатнувшиеся позиции, он (как считается, с подачи своей четвертой жены Цзян Цин) решил нанести удар по «буржуазной культуре», а фактически – по многовековым традициям страны, в которой всегда с глубоким уважением относились к прошлому и поклонялись предкам. Истинной же целью диктатора было насаждение культа собственной личности, а сделать это было легче всего в обстановке крушения всех прочих авторитетов и ценностей.События, происходившие в Китае в 1966-1969 гг., уместнее всего сравнить со сметающим все на своем пути грязевым потоком. Это была очередная непростительная ошибка Мао, губительная для экономики страны, ее культурного наследия, образования и воспитания молодежи. Мир с недоумением и страхом следил за бесчинствами воинственного политика, давно оторвавшего себя от исторических корней и теперь стремительно превращавшегося в живую легенду. «Культурная революция» разрушила жизни миллионов китайцев. В ходе нее от жестоких преследований пострадало около 729 тыс. человек, многие из которых подвергались избиениям, пыткам и казням. Тысячи наиболее одаренных и образованных граждан, чтобы избежать репрессий, покончили жизнь самоубийством.

Провал «большого скачка» пошатнул политические позиции Мао, однако он продолжал оставаться председателем ПК Коммунистической партии Китая (КПК), кумиром масс и отцом-основателем народного Китая. Кроме того, один из самых верных его сторонников, Линь Бяо, занимал пост министра обороны, так что можно было не опасаться оппозиции со стороны военных. Тем не менее после 1960 г. Мао предпочел на некоторое время уйти в тень.

Китаем от его имени правил при полной поддержке генерального секретаря КПК Дэн Сяопина прагматичный председатель страны Лю Шаоци. Не позволяя великому человеку вмешиваться в экономику, они начали восстанавливать разрушенное «большим скачком» хозяйство, хотя, по мнению критиков Лю, плодами намечавшегося процветания пользовалось только привилегированное меньшинство. Надежды огромных масс китайских крестьян на улучшение жизни сбываться явно не спешили. Лю никогда не стремился вернуть страну в русло рыночной системы, однако именно его успешная экономическая политика позднее дала Мао повод обвинить своего ставленника в «следовании по капиталистическому пути развития». Действительно, в КПК на какое-то время взяла верх правая группировка, которая руководствовалась не абстрактными догмами, а здравым смыслом. По мнению Лю и его сторонников, повышать всеми средствами производительность труда было важнее, чем обеспечивать уравниловку в распределении благ: рост богатства страны в конечном итоге улучшал уровень жизни всех ее граждан. Передовым работникам щедро раздавались премии, а квалифицированные кадры – управленцы, инженеры, мастера – могли заработать существенно больше простых тружеников. На селе поощрялось личное приусадебное хозяйство, которое к 1965 г. давало крестьянам треть всех доходов. В деревнях даже наметилось возрождение слоя середняков и кулаков, уничтоженного в начале 1950-х гг. после проведения земельной реформы. К сожалению для Китая, Мао Цзэдуна не устраивало долгое прозябание на заднем плане. Популярность Лю Шаоци с каждым годом росла, и с этим пора было что-то делать.

Возможно, Мао всерьез волновало возрождение экономического неравенства, однако гораздо больше его заботило состояние умов соотечественников. По правде говоря, его вообще не радовало наличие у них умов. Мао боялся, что общедоступное среднее и высшее образование приведет к появлению в стране интеллектуальной элиты, которая поставит под сомнение правильность идей революции и начнет пренебрегать ими, как это произошло в Советском Союзе в 1960-х гг. Там сформировался новый социальный слой технократов – блестяще образованных ученых, инженеров, управленцев, которые были обеспечены престижной, высокооплачиваемой работой. Они считали, что имеют право на собственное мнение по любому вопросу, и свысока поглядывали на простых работяг. С другой стороны, партийное руководство, пользовавшееся большими материальными привилегиями, превратилось и правящий класс, требовавший от народа беспрекословного подчинения. Эти социальные группы жили в крупных городах, областных и республиканских центрах, где их дети имели гораздо больше перспектив получить прекрасное образование, хорошую работу и завидные должности, чем обитатели провинциальной глубинки. В СССР нарождался слой наследственной номенклатурной элиты – без частной собственности, но зато с высоким общественным положением, солидными доходами и доступом в лучшие учебные заведения. Этот же процесс угрожал и Китаю. Мао понял: медлить нельзя – страна нуждается в радикальной смене политического курса.

Лю Шаоци с женой Ван Гуанмэй в 1949 г. Во время «культурной революции» оба они с подачи Мао Цзэдуна стали главными мишенями бесчинствующих хунвейбинов. Ван удалось выжить, а Лю умер в заключении из-за отсутствия медицинского ухода.

Однако он уже не мог рассчитывать, что КПК единодушно поддержит его план. Фактически Мао собирался уничтожить «старую гвардию», ведь критиковать он собирался именно линию своих прежних ближайших соратников. Он говорил: «Важно разрушить, строительство же пойдет само собой». В борьбе со старыми партийцами ему требовались союзники, а ими могли стать лишь наименее затронутые «буржуазным влиянием» китайцы – бедные крестьяне, солдаты и в первую очередь молодежь. Очень важным для Мао был и фактор времени: здоровье 70-летнего вождя пошаливало. Он уже давно страдал паркинсонизмом, а в 1964 г. перенес легкий инсульт. С Лю Шаоци следовало расправиться в кратчайшие сроки. Но для начала Мао решил продемонстрировать всему миру, что полон сил, и устроил беспрецедентную пропагандистскую акцию: в окружении восторженной молодежи совершил 14-километровый заплыв по реке Янцзы. Это событие широко освещалось всеми средствами массовой информации и вернуло ему былую популярность.

Затевая «Великую пролетарскую культурную революцию», Мао рассчитывал оградить Китай от «ошибок», которые вели к краху советского коммунизма. Мао называл главным ревизионистом Первого секретаря ЦК КПСС, председателя Совета Министров СССР Н. С. Хрущева. Китайский лидер обвинял его в отходе от марксистско-ленинских принципов, прежде всего в отказе от идеи классовой борьбы, и в возрождении капитализма. В Китае такого случиться не должно. Страну возглавит новый, истинно революционный класс – молодежь, сознание которой свободно от пережитков прошлого. Прежнее поколение китайских лидеров «переродилось», поэтому его надо «перевоспитывать», а всех неподдающихся – уничтожат.

В июне 1966 г. главный орган КПК «Жэньминь жибао» («Народная газета») начал бомбардировать страну передовицами, повторявшими на все лады единственную мысль: в Китае должна быть установлена абсолютная власть председателя КПК Мао и предпринята «культурная революция». Насаждением культа личности Мао среди солдат, в массе своей полуграмотных крестьянских парней, активно занялся Линь Бяо. В армейских типографиях спешно печатался своего рода учебник, «Мысли председателя Мао», больше известный как просто «цитатник» или «маленькая красная книжечка». Зазубривание высказываний великого человека оказалось отличным способом промывания мозгов молодого поколения. Вскоре цитатник стал библией «культурной революции». Был отпечатан миллиард его экземпляров, которые распространялись даже на Западе. Укреплявшийся культ личности Мао заставлял массы безоговорочно верить каждому его слову. Сам же председатель КПК возвещал, что проблемы страны могут быть решены только гениальным вождем – естественно, им самим, «великим кормчим», отцом всех китайцев.

Первой мишенью «культурной революции» стали учебные заведения, где формировалось сознание молодых китайцев. Надо было установить полный контроль над этим еще «чистым листом» и заполнить его одинаковым текстом – мыслями «великого кормчего». Мао объявил молодежи, что изобилие знаний грозит неравенством и контрреволюцией. Занятия в китайских школах практически прекратились. Дети читали в основном цитатники, а большую часть времени просто сидели за партами, слушая передаваемые по радио тексты газетных статей и гениальные высказывании председателя Мао. Публиковались информационные бюллетени с фотографиями зарубежных, в том числе европейских, лидеров, внимательно изучающих «маленькие красные книжечки»: китайцы должны были видеть, что их «великий кормчий» указывает путь всему прогрессивному человечеству. Каждый день учащиеся и военнослужащие хором, как молитву, цитировали его изречения. Газеты пестрели трогательными статьями о любви простых людей к председателю Мао. Например, один крестьянин оклеил стены спальни 32 портретами вождя – едва открыв глаза, он хотел видеть перед собой самое дорогое лицо. Правда, на этого фанатика потом донесли, что он воспользовался дармовыми изображениями вместо обоев, которые были ему не по карману. Портреты отобрали, а хитреца публично «перевоспитали» палочными ударами.

Мао прекрасно понимал, ч то основная масса китайцев, то есть среднее и старшее поколение, слабо реагирует на npoпагандисткую шумиху, и нашел более действенное средство. Он объявил о создании ударных отрядов «культурной революции» – хунвейбинов («красных охранников») из школьников и студентов и цзаофаней («бунтарей») из молодых рабочих. Эти безоговорочно преданные ему юнцы должны были вести разъяснительную работу с широкими народными массами, а проще говоря – выявлять и своими силами «перевоспитывать» несознательных. Фактически ультрареволюционная молодежь терроризировала население, в том числе собственных родителей, уличая растерянных людей в «буржуазных» мыслях и поступках. Одну женщину, например, хунвэйбины избили по доносу ее сына, который слышал, как мать жалуется па дороговизну помидоров.

Мао требовал от хунвейбинов особенно внимательно присматриваться к учителям. Они традиционно оказывали на молодежь большее влияние, чем родители, и оставались главным источником «буржуазной культуры». Чтобы завоевать умы китайской молодежи, Мао предстояло покончить с авторитетом учителей. В каждой китайской школе проходили показательные процессы над выявленными среди педагогов «контрреволюционерами», которых унижали, избивали, а то и убивали. В некоторых школах дети даже устраивали импровизированные тюрьмы, где пытали учителей. Педагогов заставляли носить кепки и ошейники с надписями типа «Я чудовище», посылали чистить отхожие места, в буквальном смысле мазали черной краской. Преподаватели, уличенные в излишней строгости, формальном или традиционном подходе к обучению, часами стояли на коленях перед своими учениками, извиняясь за совершенные «преступления».

Широкомасштабная акция была проведена в Пекинском университете. Более 60 профессоров и доцентов, включая ректора, после избиений заставили надеть бумажные колпаки с разнообразными абсурдными надписями. Их лица выкрасили черной тушью – в цвет зла и контрреволюции. Всем жертвам, включая пожилых мужчин и женщин, приказали стоять, согнувшись и подняв связанные за спиной руки. Эта пытка называлась «реактивным самолетом». Преподавателей, критиковавших работу студентов, обвиняли в перерождении и могли публично забить до смерти.

Однако, взбаламутив необразованную молодежь, Мао выпустил из бутылки джинна, которого, как он сам позже признавался, не мог держать в узле. От 11 до 13 млн хунвэйбинов хлынули в Пекин, где им разрешалось бесплатно пользоваться общественным транспортом и питаться в революционных столовых. В столице главным их занятием стало проведение массовых митингов, на которых скандировались цитаты из «маленькой красной книжечки» и провозглашались здравицы Maо, приобретавшему чуть ли не статус живого бога. Распространялись слухи о чудесах, случавшихся с людьми, которые в трудную минуту вспоминали мудрые слова председателя КПК. Утопающие внезапно спасались, слепые прозревали, умирающие возрождались к жизни. Стоило лишь, воззвать к имени Мао, и происходили невероятные вещи. Один летчик рассказывал, что его самолет загорелся и стал падать. Уже теряя сознание, он задумался о словах председателя Мао и вдруг словно очнулся – полет проходил нормально, с машиной все было в порядке.

Во время очередного митинга на центральной площади Пекина Тяньаньмынь заместитель Мао по партии и министр обороны Линь Бяо призвал миллион с лишним слушавших его хунвэйбинов развернуть наступление на четыре пережитка прошлого – старые идеи, старую культуру, старые обычаи и старые привычки. Это стало сигналом к разрушительной вакханалии, перед которой меркнут бесчинства вандалов, гуннов и готов в эпоху падения Римской империи. По всему Китаю на улицы высыпали миллионы хунвейбинов, которые, словно саранча на посевы, набросились на все, что ценилось старшими поколениями. Дома переворачивались вверх дном -антиквариат, картины, образцы каллиграфического искусства, просто красивые вещи уничтожались как пережитки прошлого. Запылали костры из книг – китайской классики и зарубежной литературы. Публичные библиотеки очищались от изданий, в которых не цитировались гениальные мысли Мао. Исключение делалось только для произведений классиков марксизма-ленинизма и Сталина. Пекинские книжные магазины изменились до неузнаваемости: теперь все полки были заставлены цитатниками и прочими произведениями «великого кормчего». Уничтожались записи старинной и западной музыки. Золотые рыбки оказались на грани вымирания – их истребляли как символ буржуазного декаданса. Сколько золотых рыбок стали жертвами классовой борьбы, никто, конечно, не считал.

За несколько недель фанатичные хунвейбины уничтожили почти все ценности из частных коллекций. Китайские писатели, художники, ученые кончали с собой, не желая жить в эпоху варварства, терпеть измывательства и избиения со стороны оголтелых малолетних вандалов. Избитый хунвэйбинами маньчжурский романист Лао Шэ утопился в пруду. После перенесенных издевательств совершили самоубийства историк Цзянь Боцзань с женой и родители знаменитого пианиста Фу Цуна (сам он успел сбежать в Англию). В один день наложили на себя руки 60 преподавателей Шанхайского университета. Одну учительницу английского языка хунвейбины схватили, обнаружив у нее пишущую машинку с английским шрифтом. Они заявили, что это радиопередатчик, хозяйка которого – тайный агент империализма. После пыток ее заперли в коровнике, где она от отчаяния повесилась. Разграблению подверглись все китайские музеи, дворцы, храмы и древние захоронения. Разбушевавшиеся толпы с ликованием крушили статуи и пагоды. Перед натиском возбужденных молодчиков мог бы не устоять даже Запретный город в центре Пекина – с императорским дворцом, полным бесценных сокровищ. Его спас премьер Чжоу Эньлай, приказавший солдатам не пропускать хунвэйбинов в ворота.

Китайская полиция в происходящее не вмешивалась. Она получила четкую инструкцию: не препятствовать молодежи в проявлениях «классовой ненависти», даже если это связано с нанесением тяжких телесных повреждений или убийством. Китайских интеллигентов и их близких заставляли становиться на колени, принуждали кланяться хунвэйбинам в ноги, пороли ремнями с металлическими пряжками. Многим жертвам выбривали половину головы – чтобы все издали узнавали «преступников».

Если разобраться, значительная часть хунвэйбинов интересовалась идеями Мао не больше, чем он сам их проблемами. Безработная. нищая, скучающая молодежь нашла простейший выход для своей энергии и недовольства жизнью. Лучшими революционерами становились юнцы с криминальными наклонностями и нездоровой психикой, а то и бывшие малолетние преступники, которых, как потом выяснилось, среди главарей хунвэйбинов оказалось множество. Неудивительно, что «контрреволюционеров» преследовали с изощренной жестокостью. Например, министра угольной промышленности Чжан Линьчжи допрашивали 52 раза на протяжении 33 дней и пытали, выбивая признание в антинародных замыслах. Его также заставляли носить на голове чугунный шлем весом 30 кг, пока наконец не вывели на площадь, где публично замучили до смерти. Слишком щепетильных студентов, которые без должного энтузиазма участвовали в таких издевательствах, высылали из городов в глухие деревни на «перевоспитание».

Тем временем жена Мао Цзян Цин, бывшая артистка, занялась преобразованием китайского искусства. Его традиционные формы должны были уступить место новым, проникнутым революционным духом маоизма. Запрещались шедшие десятилетиями спектакли, оставались только «политически правильные» типа «Красные отряда женщин» – одной из всего восьми образцово-показательных пьес, которые отныне разрешалось ставить китайским театрам. Происходившая за кулисами «культурная революция» была достойным отражением уличных погромов. Одну из гримерш жестоко избили за то, что она ярко раскрасила лицо отрицательного героя, сделав его «неправдоподобным». Сурово критиковали артистов балета – если они танцевали «слишком хорошо», «слишком традиционно», «слишком индивидуально». Привычные пачки и костюмы им пришлось сменить на военную форму, слегка переделанную для большей свободы движений. Каждое слово, произнесенное Цзян Цин по поводу китайской культуры, становилось законом.

Закрывались книжные магазины, запрещалось продавать любые книги, кроме цитатника Мао, который стал средством не только идеологической, но и физической борьбы. Было зафиксировано множество случаев, когда книгой в твердой обложке до смерти забивали видных деятелей партии, выбивая из них таким образом «буржуазный яд».

В театре выходили только «революционные оперы из современной жизни», написанные женой Мао Цзян Цин. Таким образом осуществлялась кампания за «социалистическое перевоспитание».

Мао Цзэдун и Цзян Цин

Были сожжены все декорации и костюмы спектаклей Пекинской оперы. Сжигались монастыри и храмы, была снесена часть Великой китайской стены. Последнее было объяснено нехваткой кирпичей для «более необходимых» свинарников. Давлению подверглись и владельцы лавок и магазинов, которых заставляли менять название. Во многих домах проходили обыски с целью доказать неблагонадежность хозяев. При этом хунвейбины часто занимались мародерством.

В городах заменяли старые названия улиц более революционными. Так, улица Зеленых ив и тополей стала улицей Красного Востока. Впрочем, большинство переименований было гораздо менее поэтичными – появились, скажем, улицы Разрушения старого и многочисленные улицы Революции. А ресторан «Аромат свежего ветра» превратился в «Запах пороха». В хаос погрузилось уличное движение Пекина. Красный цвет был символом нового Китая, поэтому использование его как стоп-сигнала сочли реакционным. На красный свет теперь полагалось двигаться, а на зеленый стоять. Более того, борьба с «правым уклоном» привела было к замене правостороннего движения левосторонним, но вскоре кто-то вспомнил, что это традиция британских империалистов, и вопрос о том, по какой стороне ездить, некоторое время вызывал жаркие споры. Водители предпочитали вообще не задумываться о правилах, число ДТП резко подскочило, но это, похоже, никого не тревожило. Впрочем, ходить по улицам пешком было не менее опасно. Патрули хунвейбинов останавливал и подозрительных, стригли тех, кто носил слишком длинные волосы, разрезали узкие брюки, рвали нарядные юбки, ломали высокие каблуки. Мао ловко воспользовался атмосферой всеобщей истерии и повальных «разоблачений» и объявил руководителей страны Лю Шаоци и Дэн Сяопина прислужниками капитализма. Лю Шаоци стал самой видной жертвой «культурной революции». Мао торжествовал полную победу над своими соперниками. Лю и его сторонников отстранили от власти, лишили всех постов и подвергли жестоким преследованиям. Эта расправа над «старой гвардией» ярко демонстрирует обстановку, царившую в то время в Китае. Даже такой могущественный человек, как Лю Шаоци, не смог остановить бурю, которую поднял в стране «великий кормчий». Лю выступил перед ЦК КПК с уничижительной самокритикой, чем заслужил похвалу самого «отца китайского народа», однако этого оказалось мало. Лю надеялся на снисхождение Мао, соратником которого он был с момента основания компартии, но, к сожалению, бывшего председателя КНР и его жену Ван Гуанмэй люто ненавидела всесильная Цзян Цин. Младших детей опальной четы исключили из школы, сына посалили к тюрьму, а старшую дочь выслали в приграничную деревню. Здоровье Лю сильно пошатнулось. Хунвэйбины продолжали преследовать его детей и супругу, которая вскоре тоже оказалась за решеткой. От смерти ее спасло только вмешательство премьера Чжоу Эньлая.

Однако хунвэйбины не угомонились. Они врывались в дом Лю и оклеивали стены комнат обличительными плакатами. Пожилого человека вытаскивали на улицу, заставляли наизусть цитировать Мао, а за неточные формулировки избивали. Узнав об этом, 13 января 1967 г. Мао вызвал Лю в Великий зал народа, где посоветовал ему «прочесть несколько книг», чтобы лучше понимать коммунистические идеи. Лю таскали на многолюдные собрания, где в ходе «критики» били по щекам «маленькой красной книжечкой». А когда он пытался оправдываться, приказывали заткнуть рот и «не распространять ядовитые идеи». Ван Гуанмэй доставили в Университет Цинхуа, где обвинили в буржуазных взглядах, избили и унизили на глазах у 300 тыс. человек: ей надели на шею ожерелье из шариков для пинг-понга. А 5 августа 1967 г. многострадальных супругов окончательно разлучили. Лю понял, что жить осталось недолго. Когда хунвэйбины повесили ему на шею плакат с петлей и сжатыми кулаками, он в последний раз попытался просить у Мао пощады, но не получил ответа. Жену и детей Лю больше не увидел. Некоторое время он оставался под домашним арестом, причем охрану вокруг его дома удвоили, запретив ей проявлять к узнику малейшую снисходительность. Лю очень ослаб, еле ходил и с трудом ел. Oт заплесневелого хлеба и сырого риса, выдаваемых в качестве «пайки», у него ужасно болел желудок. Все тело непрерывно тряслось. Врачи не упускали случая лишний раз оскорбить больного. Охрана прекратила передавать ему витамины и даже лекарство, которое он принимал от диабета. Вскоре он уже не мог есть самостоятельно - его перевели в подвал и принудительно кормили через введенную через нос трубку. В 1969 г. бывший председатель КНР Лю Шаоци, сыгравший в создании коммунистического Китая роль, пожалуй, не меньшую, чем сам Мао, умер в заточении, став очередным мучеником «культурной революции».

Большинство хунвейбинов были детьми из неблагополучных семей. Они с детства были приучены к жестокости и с радостью выполняли указания Мао и его сторонников. Однако скоро в их среде произошло расслоение по признаку происхождения. Банды поделились на «красных» (выходцы из семей интеллигенции и партработников) и «черных» (дети из неблагополучных семей). Вскоре они начали враждовать между собой.

Между тем контролировать ее ход становилось все труднее. Мао приказал хунвэйбинам отправляться по деревням и перетряхивать в поисках ревизионистов сельскую партийную верхушку. Стоит ли говорить, что революционеры вели себя как шайки разбойников, наводя ужас на простых китайцев. Один из хунвэйбинов с гордостью рассказывал: «Мы опасались, что люди будут прятать запрещенные вещи, поэтому очень тщательно обыскивали их дома. Одни из нас обдирали со стен обои и смотрели, нет ли чего-нибудь под ними. Другие, взяв кирки и лопаты, перекапывали погреба. Двое или трое ребят из моей группы выдавливали из тюбиков зубную пасту в поисках драгоценностей. Нашей целью было унизить подозреваемых».

Все это, естественно, не способствовало подъему экономики, и среди населения стал слышаться ропот недовольства. В крупных городах рабочие объединялись в независимые профсоюзы и требовали участия в управлении страной. Центром такого движения стал Шанхай со своими крупнейшими в Китае промышленными предприятиями и наиболее «политически сознательным» пролетариатом. Оттуда громче всего раздавались жалобы на несправедливую оплату труда и бездействие официальных, подконтрольных государству профсоюзов.

Выдержка из пропагандистской газеты, 1 июня 1966 года: «Решительно, радикально, целиком и полностью искореним засилье и зловредные замыслы ревизионистов! Уничтожим монстров - ревизионистов хрущевского толка!»

В 1967 г. была провозглашена Шанхайская коммуна по образцу Парижской 1871 г., которая отказалась подчиняться Пекину. Приветствовав на словах эту инициативу трудящихся, Мао вовсе не хотел ее распространения на другие промышленные центры Китая, что могло бы привести к полной утрате контроля над страной. Он опасался настоящей гражданской войны, поскольку в некоторых провинциях у власти оставались сторонники Лю Шаоци. Пришло время консолидировать партию и восстановить ее прочную власть, а следовательно, покончить с анархией. «Умеренный» премьер Чжоу Эньлай призвал к прекращению насилия, и китайская армия качала разгонять шайки хунвэйбинов, наводя относительный порядок.

В конечном итоге Мао был вынужден применить армию против ставших неуправляемыми хунвейбинов. Они были признаны «некомпетентными» и «политически незрелыми». Банды вступали в борьбу с армией, за что им грозило полное уничтожение. В сентябре 1967 года отряды и организации хунвейбинов были распущены. Главари были отправлены на сельскохозяйственные работы в провинции (осенью 1967 года -- около 1 млн человек, в 1970 году -- 5,4 млн), некоторые были публично расстреляны.

Однако к 1968 г. система образования в Китае оказалась практически разрушена. Квалифицированным преподавателям, пережившим нападки хунвэйбинов, запрещалась профессиональная деятельность. Учебников почти не осталось- их уничтожили как источник «буржуазной отравы». Учеба в школах сводилась к заучиванию наизусть и хоровому скандированию изречений «великого кормчего» и исполнению революционных танцев. В вузах дела обстояли не намного лучше. В конце концов правительство приняло решение выдать всем студентам дипломы без экзаменов и распределить их подальше от крупных городов, в которых скопление сравнительно грамотной молодежи могло привести к оживлению «ревизионизма». Выпускников направляли на самую тяжелую работу, например в шахты, где катастрофически не хватало техники и почти все приходилось делать вручную. Мужчины и женщины ползали по узким штрекам, волоча за собой корзины с углем. По деревням разъезжались босоногие доктора с квалификацией в лучшем случае фельдшеров, пришедшие на смену опытным врачам, которые если и выжили, то оказались в тюрьмах или проходили «трудовое перевоспитание».

Мао боялся, что партийные бюрократы, особенно младшего поколения, не закаленные революционной борьбой 1930-1940-х гг., поспешат забыть свое рабоче-крестьянское происхождение и превратятся в «недоступных столоначальников» и «высокомерных господ». Напомнить им коммунистические принципы могло лишь возвращение к корням. В результате в сельской местности была создана густая сеть «кадровых школ 7 мая». Считается, что к 1970 г. в них успели «поправить здоровье» 95% партийных функционеров. Судьба высших управленцев была еще тяжелее. Их учили ценить труд простых людей. Для работы на полях или в шахтах эти специалисты не годились, поэтому им раздали метлы, швабры и ведра. Один из ответственных работников стал мыть общественные уборные в своем районе, где его знал любой ребенок. Можно только догадываться, каких моральных мук ему это стоило. Мао перешел от репрессий к безумной социальной инженерии. Начальство обязано было поменяться местами с подчиненными. Администраторы мели полы, инженеры красили стены,
хирурги опорожняли ночные горшки. Кого волновала смерть пациента, если операция была проведена политически грамотным санитаром. «Перевоспитывались» даже городские рабочие – их миллионами отправляли на село осваивать сельскохозяйственные профессии. Результаты такой политики были плачевными. Сельские жители лишний раз убедились в, возможно, уже известной им истине: все горожане – белоручки, способные только объедать деревню. А те в свою очередь узнали, что спать на соломе холодно, а убирать навоз – все равно что сворачивать горы голыми руками.

«Великая пролетарская культурная революция» растянулась на целое десятилетие, хотя к последние годы тяжелобольной Мао Цзэдун вес больше отходил от дел. Зато в стране усиливалось пагубное влияние его супруги Цзян Цин. В составе так называемой «банды четырех» она после 1973 г. фактически возглавила КПК, объявив врагами народа множество своих соперников, в том числе верного, но слишком популярного Линь Бяо. Мао умер в 1976 г. К счастью, в компартии снова взяли верх прагматики, и ни одному из лидеров «культурной революции» не удалось занять место «великого кормчего». Страна вздохнула с облегчением. Неформально, но фактически власть перешла в руки чудом выжившего Дэн Сяопина. В 1978 г. из тюрьмы освободили героически перенесшую все испытания престарелую Ван Гуанмэй, а в 1980 г. посмертно реабилитировали и ее мужа, Лю Шаоци, признав, что обвинения против него «не подтвердились».

Кроме того, «бунтарями» была уничтожена значительная часть культурного наследия китайского и других народов КНР: тысячи древнекитайских исторических памятников, книг, картин, храмов, монастыри и храмы в Тибете.

Из решения ЦК КПК, 1981 год: «Культурная революция не была и не может быть революцией или социальным прогрессом в каком бы то ни было смысле. Она была смутой, вызванной сверху по вине руководителя и использованной контрреволюционными группировками, смутой, которая принесла серьезные бедствия партии, государству и всему многонациональному народу».

Мне кажется, что Мао Цзэдун с помощью культурной революции хотел разрешить растущий конфликт между правящим классом и народом. Мао пытался свергнуть правящий класс и образовать новый - он считал, что цели культурной революции тождественны тем, что ставили перед собой коммунисты в двадцатых годах. Он боялся, что коммунисты станут элитой, которая сядет на шею народу: новые революционеры очень быстро становятся правящим классом, и после этого все повторяется. Революционеры говорили, что главное - это равенство, но когда пришли к власти, они изменились, и Мао Цзэдун хотел средствами культурной революции преодолеть эту цикличность истории. Как вы знаете, современные китайцы тоже выступают против коррупционеров - они наверняка могут понять логику, которой руководствовался Мао Цзэдун. Проблема заключается в том, что высокие идеалы привели к огромной трагедии...

Великая пролетарская культурная революция потрясла политическую жизнь Китая и весь мир. Она доминировала к каждой области социально-политической жизни Китая: семьи были разлучены, карьеры завершены, образование прервано. Агрессивные политические инициативы пытались среди хаоса насадить новые начинания и свести старые счеты. Движение остается спорным из-за своего радикализма и масштабности, повлиявших на миллионы жизней. Трудно найти оправдание этому темному и болезненному периоду. В первое десятилетие после создания Китайской Народной Республики успехи были очевидны. Был наведен социальной порядок после опустошающей гражданской войны. Реформа землепользования и новые экономические программы повлекли за собой стремительный экономический рост. Военный успех над США в Корейской войне принес уважение Пекину. Распространение высшего образования возбудило в интеллигенции желание строить лучший Китай, а деятели искусства искали вдохновение как в иностранных, так и в местных традициях. Первый сигнал о политическом несогласии среди лидеров Коммунистический Партии Китая прозвучал во время кампании Ста цветов 1956-1957. Чрезмерно уверенный в успехе «социальной трансформации» Мао Цзэдун призывал беспартийных интеллектуалов критиковать КПК. Сначала неуверенно, но все же многие ученые откликнулись к призыву «пусть цветет 100 цветов, пусть соперничают 100 школ», раскрывая большее недовольство, чем ожидала КПК. Резко изменив курс с либерализма «100 цветов» на жестокую анти-правую программу 1957 года, в которой миллион ученых были названы «правыми элементами», многие потеряли свои работы, и некоторые были отправлены в трудовые лагеря на следующие два десятилетия. Усмирение критики вдохновило политику Большого скачка 1958 года, масштабную попытку начать мощный экономический рост путем мобилизации самого главного китайского ресурса - рабочей силы. Большой скачок был оторванной от жизни ошибочной политикой. Недавно созданные сельскохозяйственный кооперативы были объединены в большие коммуны, целью которых было наращивание производственной мощи через реорганизацию, включая перевод воспитания детей и приготовления пищи в общественный процесс. Хотя Большой скачок принес некоторые инфраструктурные улучшения, такие как новые сельскохозяйственные фабрики, дороги и мосты, недостаток административной субординации отдалял достижение и так нереалистичных производственных целей. Чиновники на местах, напряженные от обвинений их в правом уклоне, спешили уверить своих начальников о повсеместных успехах. Партия подчеркивала важность вклада, который может внести политически вдохновленная молодежь, отклоняя ограничение, которые ставили профессиональные эксперты. Это было время масштабных общественных проектов, некоторые были успешными, другие были абсолютно безрассудны, такие как кампания дворовых сталеплавилен или кампания по уничтожению воробьев. Результатом Большого скачка стал голод, порожденный провалом сельскохозяйственного производства. Оперируя неоправданно оптимистичными цифрами производства, государство увеличило квоты на хлебозаготовки параллельно с сокращением ресурсов на сельскохозяйственное производство. Болезни и недоедание привели по разным данным от 20 до 30 млн смертей в 1960-61 годах, к величайшему голоду XX века. Политическая ситуация была весьма напряженной во время поиска путей развития после трех неудачных лет 1959, 1960 и 1961. Мао Цзэдун по прежнему сохранял место председателя КПК, хотя каждодневное администрирование проводилось президентом Лю Шаоци и генеральным секретарем Дэн Сяопином. Они поддерживали облегчение партийного контроля в рамках привычного ленинизма. Мао и его последователи не одобряли такого либерализма, вместо этого они защищали еще более активную политическую работу, чтобы отвратить Китай от отхождения от революционного пути. Фундаментальным принципом китайской политики является то, что политическая элита всегда стремится к единству, хотя бы к его видимости, даже во времена сильных разногласий. Поэтому напряженность в политических выборах была спрятана. Массив политических вариантов под рассмотрением не был представлен как противоборство двух диаметрально противоположных линий. Однако во времена Культурной революции радикалы критиковали политику первых 17-ти лет Китайской Народной Республики. Их цель была в том, чтобы показать свою непричастность к периоду, когда они не смогли выступать как единство. Одной из областей разногласий был упадок села. Социалистическая образовательная кампания должна была возродить увядающий революционный дух внутри КПК через подчеркивание чистоты идеологии и вызывания классовой борьбы, которые и привели коммунистов к власти. Маоистские методы удержания власти в селе вызвали несогласие со стороны Лю Шаоци и Дэн Сяопина. Мао Цзэдун в 1962 году призывал своих коллег никогда не забывать классовую борьбу. Это означало ее обсуждение «каждый год, каждый месяц, каждый день на конференциях, политических съездах, пленарных заседаниях, при каждой встрече». Мао надеялся активизировать китайскую революцию через взывание к людям обратиться к своим историческим корням в свержении капиталистов и землевладельцев и в сохранении нового статуса рабочих и крестьян. Мао Цзэдун, понимая, что организация КПК была под контролем его соперников, боясь потерять сласть, стал искать союзников вне партии. Так же как он искал новых лидеров для своего дела, он обратился к непартийным активистам, «повстанцам», которые откликнулись на его призыв к Великой Пролетарской Культурной Революции. Это призыв Мао Цзэдуна нашел отклик в умах многих, что жизнь в Китае была несправедлива, не соответствовала идеалам революции. Хотя 11 лет Культурной революции обычно определяется как целостный период, лучше ее рассматривать как состоящую из двух частей. Движение началось с неожиданного и сильного взрыва радикализма Красных охранников или хунвейбинов, озлобленных рабочих и амбициозных мелких чиновников. Эта массовая мобилизация первой фазы Культурной революции успешно помогла Мао Цзэдуну отстранить от власти своих соперников. Второй период Культурной революции продолжался с 1968 по 1976 и заключался в установлении нового маоистского порядка через переговоры и применение силы, а также контролировании повстанческих групп. Культурная революция началась тогда, когда председатель ЦК КПК Мао Цзэдун почувствовал себя притесненным его более консервативно настроенными товарищами и хотел вернуть свое влияние. Великая пролетарская культурная революция началась в мае 1966 года и отличалась от всех предыдущих кампаний, которые проводились в первые 17 лет существования Китайской Народной Республики, потому что была направлена против Коммунистической Партии Китая. Когда Мао Цзэдун готовился к Культурной революции, он осознал, что Пекин находится под контролем его соперников. Он обратился за поддержкой ко второму великому городу Китая - Шанхаю. Там маоистские авторы могли печатать статьи такого содержание, какое никогда не попало бы в публикацию в Пекине. Под влиянием Мао Цзэдуна шанхайский писатель и публицист Яо Вэньюань опубликовал критическую статью на пьесу 1961 года «Разжалование Хай Жуя». Хотя пьеса была написана еще во времена династии Мин, она могла быть трактована как оправдание маршала Пэн Дэхуая за его критику Мао Цзэдуна и политики «большого скачка». Автор пьесы У Хань вовсе не был политическим новичком, он был вице-мэром Пекина. Стратегия Мао состояла в том, чтобы изолировать консервативно настроенных партийных лидеров через уничтожение их ниже стоящих. Когда председатель городского правительства Пекина Пэн Чжэнь не смог выдержать критику и защитить одного из членов своего политического окружения, он сам был отстранен от власти. Погружая пекинское отделение КПК в хаос, Мао Цзэдун мог легче добраться до Лю Шаоци и Дэн Сяопина. IX съезд КПК в апреле 1969 года отметил установление нового понятия о политической нормальности. Кадровая чистка в КПК открыла путь для продвижения лояльных маоистов на высшие партийные позиции. Около 70 % ЦК КПК восьмого созыва не вошли в состав девятого, который был избран на IX съезде КПК. Первые секретари 25-ти провинциальных партийных отделений из 29-ти были смещены со своих постов. Цзян Цин и другие члены Группы по делам Культурной революции наслаждались новым высоким положением, так же как и военачальники Народной Освободительной Армии Китая, особенно в дни конфликта на границе СССР по поводу спорного речного острова в мае 1969 года. Возвышался над всей этой массой министр обороны Линь Бяо, заместитель председателя ЦК партии, и, как «ближайший товарищ Мао Цзэдуна по оружию», считался его предполагаемым преемником. Китай выглядел более гармоничным снаружи, чем в сердце штаб-квартиры КПК в Чжоннанхае. После пяти лет политической нестабильности нация была шокирована, узнав о жестокой смерти Линь Бяо в сентябре 1971 года. Линь Бяо (или, вероятнее всего, его подчиненные) организовали неудачный государственный переворот против Мао Цзэдуна. Многие детали официальной версии не вызывают доверия, но результатом стала смертельная авиакатастрофа в небе над Монголией, когда Линь Бяо со своей женой и сыном летел в Китай. Политическими последствиями стали репрессии главных помощников Линь Бяо, кризис общественного доверия и реабилитация некоторых чиновников, которые были репрессированы в первые годы Культурной революции. Характерной чертой последних лет Культурной революции стала фракциональная интрига в центре, когда группы боролись за место в ближайшем окружении болеющего председателя. Массовая политика, напротив, была самой спокойной, начиная с 1966 года, так как обыватели отступили от экстравагантных форм политического участия. На местах Китай выглядел более нормальным, в то время как в центре разыгрывались нешуточные страсти. Падение левых военачальников после ситуации с Линь Бяо усилило две группы. Одна состояла из гражданских активистов, связанных с Мао через его жену Цзян Цин, во вторую входили умеренные профессиональные чиновники под руководством Чжоу Энлая. На X съезде ЦК КПК в 1973 году 40 членов ЦК были реабилитированы от репрессий Культурной революции, в том числе Дэн Сяопин, который критиковался как «второй человек во власти, который следует капиталистическому пути». Лю Шаоци, «китайский Хрущев», умер при невыясненных обстоятельствах в 1969 году. Мао Цзэдун рассматривал Дэн Сяопина не так остро, он защитил его от исключения из КПК вместе с Лю Шаоци. После внутренней ссылки в провинцию Гуанси, Дэн Сяопин был призван в Пекин на пост вице-премьера в 1973 году, работать вместе в Чжоу Энлаем над разработкой программы по модернизации. В 1975 году Дэн Сяопин был восстановлен во внутреннем круге власти, Постоянном Комитете Политбюро ЦК, с расчетом на замену Чжоу Энлая, в связи с ухудшением состояния его здоровья. На протяжении 1970-х годов соперничество в элите разыгрывалось через публичные политические кампании. Зачастую они были труднопонимаемыми и преследовали надуманные цели. Хорошим примером послужит кампания по «критике Линь Бяо и Конфуция». Вся прогрессивная часть населения Китая была счастлива критиковать Конфуция как символ старого общества, в рамках «движения 4-го мая». Но почему Конфуция связали с Линь Бяо? Такие инициативы не вызывали доверия. После смерти Мао Цзэдуна 9 сентября 1976 года, начались решительные столкновения соперничающих фракций. Хуа Гофэн стал председателем партии. Одна группа маоистов арестовала другую. Главные гражданские радикалы: вдова Мао Цзэдуна Цзян Цин, писатель и политик Яо Вэньюань, секретарь шанхайского горкома Чжан Чуньцяо и вице-председатель ЦК КПК Ван Хунвэнь - были арестованы главами армии и телохранителем Мао Цзэдуна. Радикалы, которые были названы «бандой четырех», первоначально были обвинены в подрывании Культурной революции, но, по сути Китай начал долгий процесс по разоблачению последнего масштабного движения Мао Цзэдуна.

В 1966 году ведущими политиками того периода был запущен кровавый и сложный процесс, который историки позже назвали «культурной революцией». Эта ситуация в стране возникла из-за противостояния двух политических партий и их председателей. Проблемы политического курса и внешних связей Китая сильно обострились на фоне борьбы двух лидеров: Мао Цзэдуна и Лю Шаоци.

Гонения и репрессии. Этап первый

Болезнь лидера коммунистической партии Мао Цзэдуна ослабила его позиции на мировой и внутренней аренах страны. Оппозиционные партии, считавшие коммунизм неверным режимом, начали бурно критиковать власть в различных литературных произведениях, пьесах и статьях. Мао не хотел допускать подобного положения вещей. И оправившись от своего недуга, развернул большую компанию по борьбе с недовольными оппозиционерами. В итоге принятые им меры привели к следующим последствиям:

• Май и апрель 1966 года. Начались гонения на традиционалистов. Банды хунвэйбинов нещадно расправлялись с «врагами режима», вместо того, чтобы просто выявлять их, следя за общественной и культурной жизнью Китая. В этих объединениях «красногвардейцев» состояли школьники и молодежь. Также туда входили молодые специалисты и преподаватели. Они разжигали массовые междоусобицы, издевались над людьми. Имели право потребовать у любого проходящего гражданина Китая цитатник Мао. Количество жертв этих банд исчислялось миллионами людей. Многих намеренно доводили до самоубийства;
• Май (1969) – сентябрь (1971). По всей стране после указа Мао создавались «Школы кадров». В них чиновники обучались своим профессиям, впитывали идеологию коммунизма и занимались физическим трудом. Всех несогласных ссылали в далекие деревни. Общее число ссыльных студентов и интеллигенции составило 10 миллионов.

Помимо этих внутриполитических ходов, страну захлестнула волна каннибализма, которая поддерживалась правящим аппаратом «сверху». Чженг И в своей работе приводит более 100 реальных случаев отвратительного каннибализма. Так называемые «банкеты плоти» проводились лидерами — коммунистами. На них они призывали убивать межклассовых врагов и недругов страны, а затем съедать их сырые или приготовленные почки, печень, сердца и иные части. В этой книге собраны многочисленные интервью с угнетенными подобными бесчинствами и их родными.

Конфликт между СССР и КНР обострял ситуацию не только между странами, но и влиял на внутренние процессы Китая. Мао Цзэдун стремился абсолютизировать свою власть любыми способами. Помимо репрессий, в ходе которых врагом могли признать любого: от крестьянина до научного сотрудника, Мао обратил свой пристальный взгляд на культуру Китая.

После антипартийной публикации коммунисты (XI пленум ЦК КПК) постановили, что в стране началась «Великая пролетарская культурная революция». Деятельность науки и культурная жизнь общества были, как будто поставлены на паузу. Антикварные и книжные магазины Китая закрылись, получили распространение особые танцы, символизировавшие абсолютную верность председателю Мао.

Многие дома в городах и деревнях подверглись обыскам. Проверялось наличие запрещенных книг и ценностей. Все найденное изымалось. С женщин срывалась красивая одежда, им также обрезали окрашенные волосы. Ценности, похищенные у народа, не только не доходили до государственной казны, но и исчезали без следа, присваивались, переплавлялись.

Банды «красных» начали враждовать между собой, разделившись на выходцев из интеллигентных семей и бедняков. Мао уже слабо контролировал действия взращенной им армии, но по-прежнему держал под контролем остальные процессы.

Стычки между бандами хунвэйбинов особенно ожесточенно проходили в деревнях и на окраинах городов. В некоторых из них применяли артиллерийские установки.

В апреле 1969 года очередной съезд партии окончательно провозгласил главенство маоистской идеологии. Осудили политиков-оппозиционеров Лю Шаоци и Дэн Сяопина.

Школы идейных кадров и насаждение идеи. Этап второй

Помимо вышеприведенных «Школ кадров» в Китае второй этап революции ознаменовался внутрипартийными разногласиями. В марте 1970 года Цзэдун принял единоличное решение о пересмотре конституции страны. Суть его претензий сводилась к тому, что пост председателя должен быть упразднен. Но Линь Бяо и Чэнь Бода были против такой инициативы. За что и поплатились в дальнейшем своими жизнями. Эти партийные деятели решили устроить переворот. Но восстание было подавлено Мао Цзэдуном в сентябре 1971 года.

В марте 1973 было решено восстановить в должности генерального секретаря Дэн Сяопина. В стране активно насаждались личные идеи Мао. Теперь и армия Китая подверглась чисткам и репрессиям.

Также было восстановлено некоторое количество профсоюзов, женских и молодежных движений. Прошла волна реабилитаций партийных работников.

Все выходящее за рамки первого этапа революции многие исследователи называют ее следствием. Но все же стоит выделить и третий этап этого процесса, чтобы составить полную картину происходящего в 60-е и 70-е в Китае.

Смерть Мао и «группа четырех». Этап третий

В октябре 1976 года скончался лидер коммунистического режима Мао Цзэдун. После его смерти к власти пришла «группа четырех». Цзян Цин (жена Мао), Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюань, Ван Хунвэнь были особо приближенными соратниками Мао Цзэдуна. И после его кончины предприняли попытки управления страной в прежнем режиме.

Вскоре все участники этой «банды» были арестованы по приказу нового правительства. Их объявили опасными контрреволюционерами, переложили на них ответственность за репрессии и ошибки в экономике.

Культурная революция формально окончилась в 1976 году. Но ее кровавые и разрушительные отголоски витали над Китаем долгие годы. Инициатива ареста «банды четырех» исходила от маршала Цзяньина. Так была поставлена точка в реальной летописи расправы над китайским народом.

Страшные итоги «культурной революции»

26 октября 1979 года газета «Жэньминь жибао» сделала попытку обнародовать примерное число жертв кровавой революции в Китае. Более 100 миллионов потерпевших жертв значится и во многих других источниках.

Кроме простых граждан, от репрессий пострадали члены самой компартии. Было репрессировано или убито больше 5 миллионов человек. На их место Мао набрал новых сторонников, число которых к закату его правления достигло 28 миллионов.

«Хунвэйбины» смогли ликвидировать большую часть культурного наследия КНР. Пострадали реликвии и других народов. Тысячи древних и значимых памятников, бессчетное множество картин, других предметов искусства и книг – вот те потери, которые понесла культура Китая в ходе этой революции. Также были разгромлены и храмы в Тибете, стерты с лица земли многие монастыри. Была разрушена часть Китайской стены.

Миллионы обученных специалистов сгинули в деревнях и горных поселках. Маоизм привел лишь к массовым расправам, репрессиям и войнам классов.

Общее разрушительное влияние на страну отразилось во многих ее областях упадком экономики, бездействием полиции, внутриполитическими проблемами и озлобленностью народа.

«Культурная революция» нанесла большой урон и театральному развитию в стране. На протяжении нескольких лет на подмостках театров ставились только те пьесы, которые написала жена Мао, а другие из-за цензуры были под запретом.

Современники считают, что урон от «кровавой революции» нанесен не только самому Китаю, но и культурному мировому наследию. Так как утраченные культурные ценности и предметы искусства имели мировое значение.

Личные мотивы Мао Цзэдуна

Начиная данную революцию, Мао поставил цель по созданию «нового человека». Этот человек, по его мнению, должен был быть бескорыстным элементом в свободном от господства социуме. Чтобы прийти к цели, Цзэдун призывал искоренить четыре аспекта:

• Старые идеи;
• Прежнюю культуру;
• Старинные обычаи;
• И устоявшиеся привычки.

На их место Мао выдвинул собственные идеи, которые были сполна отражены в его цитатнике. Также политик желал уничтожить любую оппозицию. Поэтому второй целью революции можно назвать борьбу за власть. Причем власть единоличную, и не терпящую здоровой конкуренции.

Постоянная классовая борьба и равенство вдохновляли Мао больше, чем обогащение и различия. Эти постулаты относятся и к охлаждениям в отношениях между СССР и КНР после окончания правления Сталина. Ведь новый лидер Хрущев раскритиковал действия прошлого вождя, чем сильно разозлил поддерживающего его идеологию Мао.

Удалось ли Мао искоренить старое? Возможно, у него это получилось сделать лишь на определенный срок. В своих попытках насаждать новые идеи силой лидер потерпел поражение.

Позитивные веяния этих процессов

Были ли среди междоусобиц, убийств и репрессий хоть какие-то положительные моменты? Действительно были, но их количество на фоне общего хаоса многим может показаться просто смехотворным. Например, была введена недоразвитая система здравоохранения. Да и реформа образования для крестьян и пролетариев сыграла позитивную роль.

Почему «культурная революция» не удалась?

Согласно анализу исторических фактов подобные изменения внутри страны были обречены на провал из-за содержащихся в них противоречий. Мао пытался перевернуть все с ног на голову, и при этом сохранить тотальный контроль.

Жестокая борьба внутри самой партии вынудила Цзэдуна прибегнуть к помощи военных. Так его идеи были похоронены под обломками бюрократии и строгой иерархии. И ему пришлось сосредоточиться только на тотальном контроле народе.

«Культурная революция» и Китай сегодня

На сегодняшний день в Китае официально оценивают действия Мао, как правые на 70% и провальные на 30%. Идеи Мао не прижились в современном мире. Сегодня в Китае существует одна партия, которая заботится о стабильности в стране.

Смутное для Китая время «культурной революции» давно окончено. Но ее события вызывают больше вопросов, чем ответов. Ясно одно, что данный процесс имел ужасные последствия для всех сфер жизни людей. А хунвэйбины до сих пор считаются потерянным поколением.

Мао Цзэдун против конфуцианства

Мао был хитрым и дальновидным политиком. Он желал создать в КНР культ собственной личности. Но ему мешала сама идеология Китая. Культ поклонения предков тогда был главенствующим направлениям, благодаря которому сохранялись традиции и обычаи. А конфуцианство содержало в себе такие постулаты, которые противоречили идеям Мао.

Поэтому опальный друг Цзэдуна Линь Бяо, ранее бывший министром обороны, обвинялся в том, что он приверженец учения Конфуция. А во время щепетильного обыска в его доме были обнаружены газетные вырезки с изречениями Великого Китайского Учителя.

Как Мао боролся с конфуцианством? Для его искоренения он применил следующие шаги:

• Наладил выпуск брошюр с критикой основных тезисов учения;
• Привлек к высмеиванию Линь Бяо и конфуцианства все газеты и журналы в стране;
• Организовал во всех главных учебных заведениях курсы острой критики конфуцианства и освоения марксизма для рабочих и крестьян;
• Завербовал выдающегося деятеля Фэн Юланя, заставив его отказаться от прежних неоконфуцианских взглядов публично. Этот шаг для общества имел эффект «разорвавшейся бомбы»;
• Обвинил видных политиков того времени в буржуазном происхождении.

Для критики конфуцианства привлекались школьники, студенты, учителя, преподаватели и рабочие. Мао считал, что образование – это пустая трата времени для большинства, что все проблемы легко решаются насилием. Он был убежден, что физический труд возвышает человека, а духовная и интеллектуальная деятельность опускают его на самый низкий уровень. В последствие Мао некоторое время лояльно относился к интеллигенции и буржуазии, но делал это лишь для собственной выгоды и удержания контроля. Однозначную оценку событиям пятидесятилетней давности затрудняются дать не только сами китайцы, но и историки других стран. Так как слишком много противоречивых процессов происходило в то время.

КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ, процесс коренной перестройки культурной и идеологической жизни общества в период строительства социализма в РСФСР и СССР. Термин «культурная революция» впервые употребил В. И. Ленин в работе «О кооперации» (1923), подразумевая под ним, прежде всего, распространение грамотности, развитие массовой просветительной работы среди сельского населения. Впоследствии термин утвердился для обозначения политики замены «буржуазной» культуры на новую, социалистическую, сформированную, по словам Ленина, «с точки зрения миросозерцания марксизма и условий жизни и борьбы пролетариата в эпоху его диктатуры». Важнейшей целью культурной революции являлось превращение принципов марксистско-ленинской идеологии в личные убеждения человека. Культурная революция включала перестройку народного образования и просвещения на социалистических началах, «перевоспитание» буржуазной и формирование социалистической интеллигенции, создание основанных на марксистской идеологии литературы, искусства и науки, утверждение новой морали и атеистического мировоззрения, преобразование быта и т.п.

Задачи политики в области культуры сформулированы в первых декретах советской власти, Конституции РСФСР 1918 и программе РКП(б) 1919. Для её осуществления создана система партийно-государственного руководства культурной жизнью общества, включавшая агитационно-пропагандистский отдел ЦК РКП(б) (Агитпроп), Народный комиссариат просвещения РСФСР (Наркомпрос; в его системе были сосредоточены все учебные заведения), Главный политико-просветительный комитет (Главполитпросвет), отделы народного образования Советов, Главлит и др. Были национализированы издательское, театральное и музейное дело, кинопроизводство. Ликвидирована свобода печати.

Система коммунистической пропаганды и агитации включала организацию в промышленных центрах и на предприятиях профсоюзных культотделов и культурно-просветительных комиссий, библиотек, клубов, пролетарских университетов, «красных уголков» и пр. В деревне действовали передвижные и стационарные школы политграмоты, группы политграмоты и пр. По всей стране курсировали агитпоезда, агитпароходы, «красные повозки» и «красные обозы». Огромное значение и для города, и для села имела радиофикация, благодаря которой резко расширились горизонты знания для населения и одновременно партия получила мощнейшее средство идеологического воздействия на массы. В 1920-е годы широко распространились марксистские кружки низшего, среднего и повышенного уровня, где слушателей знакомили с целями социалистической революции, разъясняли политику РКП(б)-ВКП(б) и Коммунистического интернационала. Ещё в 1920-е годы возник культ В. И. Ленина, который упрочился и дополнился в 1930-х годах культом И. В. Сталина, ставшим неотъемлемым атрибутом культурной революции в СССР.

Один из важнейших аспектов культурной революции - атеистическая пропаганда и внедрение материалистического миропонимания вместо религиозного. Их начало положено Декретом об отделении церкви от государства (1918), отменившим преподавание Закона Божьего в школе. Антирелигиозная кампания была призвана разрушить крестьянскую патриархальную культуру. В рамках образованного в 1928 году рабоче-крестьянского радиоуниверситета действовал антирелигиозный факультет. По решению 2-го съезда безбожников (1929) при вузах, коммунистических вузах и техникумах открывались антирелигиозные отделения, а при биологических, агрономических и медицинских факультетах институтов - специальные курсы и семинары. Во многих городах создавались антирелигиозные музеи. В 1932 массовой организацией (5,5 миллионов человек) стал Союз воинствующих безбожников. Выросли тиражи антирелигиозной литературы, организовывались кружки юных безбожников. Для детей, пытавшихся придерживаться семейных религиозных традиций, в учебных заведениях создавалась невыносимая обстановка. Духовенство подвергалось шельмованию и преследованиям. Многие церкви, особенно в годы коллективизации, были разрушены или переоборудованы под клубы, склады и производственные объекты.

В области образования упор делался на внедрение классового принципа в высшей школе и ликвидацию неграмотности в массовом масштабе. Последней проблеме В. И. Ленин придавал особое значение в связи с критикой большевистских планов построения социализма в Советской России со стороны российских и западноевропейских социал-демократов, утверждавших, что подобные планы обречены на провал из-за культурной отсталости населения. Согласно декрету СНК «О ликвидации безграмотности среди населения РСФСР» от 26.12.1919, все неграмотные в возрасте от 8 до 50 лет были обязаны обучаться грамоте. В таком случае для взрослых рабочий день сокращался на 2 часа, а в РККА занятия по обучению грамоте приравнивались к строевой подготовке. При Наркомпросе образована Всероссийская чрезвычайная комиссия по ликвидации безграмотности (1920; с 1917 действовал отдел внешкольной работы во главе с Н. К. Крупской, созданный также для ликвидации неграмотности), организована сеть внешкольного образования: школы ликбеза (ликвидации безграмотности), избы-читальни, добровольное общество «Долой неграмотность» (1923). По данным переписи 1939, доля грамотных в РСФСР в возрасте от 9 до 49 лет достигла 89,7% (по данным хозяйственной переписи 1918, грамотных среди рабочих было 64%, среди крестьян - 30%).

Перед школой при осуществлении политики культурной революции ставилась задача быть не только «проводником принципов коммунизма вообще, но и проводником идейного, организационного воспитательного влияния пролетариата на полупролетарские и непролетарские слои трудящихся масс». Повсеместное создание комсомольских и пионерских организаций сыграло существенную роль в распространении коммунистического мировоззрения. При организации школьного образования учитывался опыт функционирования учреждений начального образования, сложившихся ещё в дореволюционной России: согласно «Положению об единой трудовой школе РСФСР», принятому ВЦИК 30.9.1918, в Советской России предполагалось бесплатное, совместное для мальчиков и девочек обучение в 9-летней 2-ступенчатой школе (1-я ступень - 5-летняя начальная школа, 2-я ступень - 4-летняя средняя школа). Однако реализация «Положения...» встретила значительные трудности. Около 50% детей в 1920 оставалось вне школы. В 1921 финансирование школ переведено на местный бюджет, возложено на население (так называемое самообложение). Началось сокращение числа школ, а также преподавателей. В 1923 году введена плата за обучение (освобождались дети необеспеченных граждан и инвалидов) в начальных 4-летних (иногда 3- или 5-летних) и средних (9-летних) общеобразовательных школах; одновременно стали создаваться производственно ориентированные 7-летние школы при совхозах и кооперативах, с 1925 - при промышленных предприятиях. К концу 1920-х годов значительно увеличились ассигнования на общеобразовательную школу. В 1930-34 введено всеобщее обязательное 4-летнее (в промышленных городах и рабочих посёлках - 7-летнее) обучение (всеобщее обязательное 7-летнее - повсеместно, в 1956). Огромное значение для развития школьного обучения на родном языке имело создание в 1920-30-х годах письменностей для десятков народов (киргизов, башкир, бурят, народов Дагестана, Крайнего Севера и др.), перевод с арабского на латинскую, а затем на кириллическую графическую основу письменности отдельных народов Средней Азии и Кавказа (узбеков, таджиков, туркмен, казахов, азербайджанцев и др.). В 1940 в СССР действовало 65 тысяч школ, в которых обучалось почти всё (свыше 20 миллионов) подрастающее поколение, работали 1216 тысяч учителей. В связи с ростом вовлечённости женщин в производственную деятельность увеличилось число дошкольных детских учреждений (46 тысяч в 1940).

Доступ в вузы декретом СНК от 2.8.1918 был открыт для лиц старше 16 лет (в том числе для женщин), независимо от наличия у них среднего и даже начального образования, отменялись вступительные экзамены, а также плата за обучение (возобновлена для большинства студентов и учащихся старших классов средней школы на период 1940-56). Одновременно Наркомпросу предписывалось принимать в вузы преимущественно «лиц из среды пролетариата и беднейшего крестьянства» в случае, если число желающих учиться в них превысит обычное число мест в вузе. Чтобы подготовить выходцев из социальных низов к обучению в вузе, с 1919 стали создаваться рабочие факультеты (рабфаки), являвшиеся также центрами формирования студенческих первичных организаций РКП(б), которые оказывали воздействие на решения приёмных комиссий, препятствуя поступлению в вузы «классово чуждых» элементов. В 1921 ликвидирована автономия высшей школы. За годы 1-й пятилетки (1928/29-1932/33) число вузов в РСФСР увеличилось с 94 до 498 (главным образом за счёт разделения политехнических вузов на несколько отраслевых институтов и преобразования техникумов в вузы). К концу 1930-х годов 15,9% населения имело высшее, незаконченное высшее, среднее и неполное среднее образование, эта группа составляла около 80-90% общего числа специалистов.

Подготовкой новой административной, научной и преподавательской элиты, преданной марксистским идеям, занимались специально созданные научные и высшие учебные учреждения: Социалистическая академия общественных наук (1918; с 1924 Коммунистическая академия), Институт К. Маркса и Ф. Энгельса (1921; в 1931 объединён с Институтом В. И. Ленина), Институт В. И. Ленина (1923-31), Истпарт, Институт красной профессуры, коммунистические университеты. Одной из главных проблем стало написание новых учебников и учебных пособий, основанных на коммунистической идеологии. Преподавание истории в школах и вузах было заменено изучением обществознания. В вузах вводилось обязательное изучение исторического материализма, истории пролетарской революции, истории партии и основ ленинизма, в 1921 вместо юридических, исторических, экономических факультетов образованы факультеты общественных наук (с середины 1930-х годов гуманитарные факультеты в университетах стали восстанавливаться; было возобновлено преподавание истории в школе и вузах). В 1922-23 при ЦК РКП(б) образовано Центральное бюро коммунистического студенчества и его общегородские объединения, способствовавшие усилению влияния партии в вузах.

В сфере науки советское руководство исходило из тезиса о приоритетном развитии производительных сил. В интересах экономического развития страны правительство поддерживало деятельность Комиссии по изучению естественных производительных сил России (КЕПС; учреждена в 1915), в состав которой входили ведущие учёные. В 1918 началась разведка нефти на территории между Волгой и Уралом, в 1920 развернулись работы по комплексному изучению Курской магнитной аномалии. При ВСНХ был создан Научно-технический отдел для централизации всех конкретных исследований, который привлёк к работе свыше 250 учёных-профессоров, 300 инженеров и около 240 других специалистов. Свыше 200 учёных и инженеров участвовали в составлении ГОЭЛРО плана. К 1921 в РСФСР действовало свыше 70 НИИ (не считая имевшихся при вузах). Постановлением ВЦИК и СНК СССР от 27.7.1925 Российская академия наук получила статус Академии Наук СССР, была признана высшим научным учреждением страны и передана в ведение СНК. В том же году решением Политбюро ЦК ВКП(б) утверждена межведомственная Комиссия по содействию работам АН, которая осуществляла политическое и организационное руководство академией, участвовала в планировании её работ, контроле над финансами и т.д.

Внедрение марксистского сознания в среде учёных с уже сложившимися взглядами и мировоззрением представляло особую трудность. Советское руководство, нуждаясь в интеллектуальных силах, с одной стороны, привлекало учёных и специалистов-техников к сотрудничеству (в 1921 приняты декреты СНК «Об улучшении быта учёных», «О мерах к поднятию уровня инженерно-технического знания в стране и к улучшению условий жизни инженерно-технических работников РСФСР», в 1921-31 действовала Центральная комиссия по улучшению быта учёных при СНК), а с другой стороны, стремясь подчинить их целям выполнения планов социалистического строительства, прибегало к методам устрашения и репрессий. В ходе операции, получившей в литературе название «Философский пароход», за границу в 1922-23 принудительно отправлено свыше 200 человек, в которых большевики видели своих политических противников, - видные юристы, врачи, экономисты, деятели кооперации, писатели, журналисты, философы, преподаватели высшей школы, инженеры. В конце 1920-х - начале 1930-х годов процесс «вытеснения» буржуазных специалистов был ускорен. В ходе организованных политических процессов преследованию и репрессиям подверглись учёные-гуманитарии («Академическое дело»), представители в основном старой технической интеллигенции («Шахтинское дело», Промпартии дело), учёные в сфере экономических наук (Трудовой крестьянской партии дело), краеведы («краеведов дело») и др. Многие были расстреляны или отбывали заключение; с 1929 часть заключённых занимались научными исследованиями в «шарашках» - Особых технических бюро ОГПУ - НКВД - МВД СССР. Такая политика нанесла огромный ущерб интеллектуальному потенциалу страны, однако, несмотря на потери, советская наука внесла существенный вклад в социалистическую индустриализацию страны, создание могучего оборонного потенциала.

В области литературы и искусства революция открыла дорогу «новой» культуре, зародившейся ещё в 1910-х годах, в частности Пролеткульту (образован в 1917), в основе деятельности которого лежали идеи о чисто пролетарской культуре и нигилистическое отношение к культурному наследию прошлого и его носителям. Идея тотальной переделки общества, невиданный социально-политический эксперимент большевиков нашли отклик среди представителей и идеологов футуризма и других направлений авангардизма. В 1922 был создан «Левый фронт искусств» (ЛЕФ), деятельность которого характеризовалась отрицанием «буржуазного» искусства и «буржуазной» эстетики и стремлением к созданию социально полезного искусства. Продолжался поиск в русле других направлений искусства, представители которых объединялись в собственные творческие союзы и организации - Ассоциация художников революционной России (АХРР), «Перевал», «Серапионовы братья» и др. Политический плакат, в создании которого участвовали многие известные художники и поэты, эффективно использовался для пропаганды революционных идей и новой идеологии. Одновременно с формированием моделей революционной культуры происходил процесс сужения сферы воздействия на общественное сознание традиционных для русской классической культуры гуманистических ценностей.

Советское руководство и партийные верхи первоначально уделяли главное внимание массовой культуре, призванной донести до городских слоёв наглядную идеологическую информацию (с 1918 осуществлялся монументальной пропаганды план), и мало вмешивались в деятельность различных литературных и художественных группировок. В постановлении Политбюро ЦК РКП(б) от 18.6.1925 говорилось, что партия в целом не может связывать себя «приверженностью к какому-либо направлению в области литературной формы», вместе с тем деятелям культуры, ещё сохранявшим относительную независимость, не позволялось в прямой или косвенной форме критиковать правящую партию. Со 2-й половины 1920-х годов власть перешла к очевидному ограничению свободы творческого поиска; проводниками этой политики стали Российская ассоциация пролетарских писателей, Российская ассоциация пролетарских музыкантов, Российская ассоциация пролетарских художников. В период свёртывания НЭПа и с началом коллективизации от деятелей культуры уже требовалась прямая и активная поддержка партийных и государственных начинаний. В 1932 многочисленные литературно-художественные объединения, представлявшие различные течения и направления в искусстве, были распущены, вместо них созданы отраслевые творческие союзы на единой идеологической основе. Ведущим художественным методом стал социалистический реализм. Не соответствовавшие методу (с точки зрения власти) произведения писателей, поэтов и художников не издавались и не популяризировались. Пристальное внимание партийное руководство и лично И. В. Сталин уделяли кинематографу. Для укрепления морально-политического единства советского народа популяризировались классические и современные образцы национальных культур народов Советского Союза, особое значение придавалось пропаганде пролетарского интернационализма. Рассчитывая привлечь творческую интеллигенцию к участию в социалистическом строительстве, партия коммунистов и советская власть выработали систему, с одной стороны, поощрения и поддержки лояльных деятелей культуры, а с другой - ограничения и давления, вплоть до травли и физического уничтожения, тех, кто не желал поступиться своими убеждениями, был чужд партийной идеологии. С середины 1930-х годов востребованным оказалось классическое наследие русской и мировой культуры, особенно в той части, где содержалась критика феодального или буржуазного строя. Стал приветствоваться патриотический настрой в творчестве писателей, драматургов, артистов, композиторов. В то же время были искусственно ограничены прежние связи между отечественной и зарубежной культурой, которая подразделялась на «прогрессивную» и «реакционную» в зависимости от отношения тех или иных иностранных мастеров к СССР. Советские читатели и зрители не имели доступа к произведениям «реакционеров», среди которых было немало выдающихся деятелей культуры, а также оказавшихся в эмиграции или репрессированных на родине русских писателей.

Значительные перемены произошли в сфере повседневной жизни. Строились дома-коммуны, фабрики-кухни, вводились коллективные формы общественно полезного неоплачиваемого труда (субботники, воскресники). Создавались сети домов отдыха, санаториев и профилакториев. Юношество вовлекалось в различного рода кружки при домах пионеров и учебных заведениях. Широко распространялась художественная самодеятельность. Физическая культура и спорт, рассматривавшиеся властью не только с точки зрения физического оздоровления и военной подготовки молодёжи, но и как средство сплочения «рабочих и крестьянских масс» вокруг тех или иных партийных, советских или профессиональных организаций, были включены в план деятельности профсоюзов, комсомола, армии, школы, органов здравоохранения, стали играть большую роль в жизни советских людей (создавались массовые спортивные общества, строились стадионы, организовывались спортивные секции для молодёжи). Сформировалась система военно-патриотического воспитания подрастающего поколения.

Основные задачи советского руководства по революционному преобразованию культуры были решены к концу 1930-х годов. Сложилась новая культура, в основе которой лежала единая официально принятая обязательная идеология. Культурная революция, осуществлявшаяся на фоне значительного роста городского населения, внесла принципиальные изменения в условия и образ жизни, быт трудящихся, прежде всего рабочих и государственных служащих, которые заняли устойчивое и обеспеченное место в обществе, получили доступ к образованию и социальному продвижению, приняли массовую советскую культуру. К 1940 существенно выросли тиражи выпускаемых книг и газет, увеличилось количество массовых библиотек и киноустановок. Государство устанавливало низкие цены («дешевле табака и хлеба», по словам поэта Б. А. Слуцкого) на книги, газеты, билеты в кино, музеи, театры и др.

Опыт, вынесенный из культурной революции, оказался востребован советским руководством и в дальнейшем, он был также распространён правящими коммунистическими партиями в других социалистических странах.

Лит.: Великая Октябрьская социалистическая революция и становление советской культуры, 1917-1927. М., 1985; Советская культура в реконструктивный период, 1928-1941. М., 1988; Максименков Л. В. Сумбур вместо музыки: Сталинская культурная революция, 1936-1938. М., 1997; Аймермахер К. Политика и культура при Ленине и Сталине, 1917-1932. М., 1998; Манин В. С. Искусство в резервации: Художественная жизнь России 1917-1941 г. М., 1999; Плаггенборг Шт. Революция и культура: Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма. СПб., 2000; Березовая Л. Г., Берлякова Н. П. История русской культуры. М., 2002. Ч. 2.

«КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ» 1966-76 годов, идейно-политическая кампания, развёрнутая Мао Цзэдуном под лозунгом борьбы с «ревизионизмом» и «остатками буржуазии в партии, правительстве и армии». Преследовала цель устранить политическую оппозицию Мао Цзэдуну и установить режим его личной власти (подробнее смотри в статье Китай, раздел Исторический очерк). 6-й пленум ЦК Коммунистической партии Китая 11-го созыва (1981) квалифицировал «Культурную революцию» как «смуту», возникшую «по вине руководителя».

Лит.: The Cultural revolution in China / Ed. Т. W. Robinson. , 1971; The Cultural revolution in the provinces. Camb., 1971; Lee Hong Yung. The politics of the Chinese Cultural revolution: а case study. Berk., 1978; Усов В. Н. К вопросу об оценке маоистской «культурной революции» // Вопросы истории. 1982. №2; он же. Культурная революция в Китае // Китай: история в лицах и событиях. М., 1991; он же. История КНР. М., 2006. Т. 1-2; Гао Гао, Янь Цзяци. История десяти лет «великой культурной революции». Тяньцзинь, 1986 (на китайском языке); Ван Няньи. Эпоха великих потрясений. Хэнань, 1989 (на китайском языке); Маомао. Мой отец Дэн Сяопин в годы «культурной революции». М., 2003; Тайные известия беспокойных лет: Люди, умершие и посаженные в тюрьмы в период «великой культурной революции». Хух-Хото, 2003 (на китайском языке).

УДК 1(091)+299.512+299.513+141.82

ОБ АНТИКОНФУЦИАНСКОМ ХАРАКТЕРЕ «КУЛЬТУРНОЙ РЕВОЛЮЦИИ» В КИТАЕ (1966-1976)

Гуцуляк Олег Борисович
Прикарпатский национальный университет имени Василя Стефаника (г. Ивано-Франковск, Украина)

Аннотация
В статье анализируется феномен борьбы традиционных для китайской цивилизации мировоззренческо-метафизических доктрин конфуцианства и даосизма в новых условиях влияния со стороны западных идеологических доктрин. Приведены примеры конкретных фактов из истории «культурной революции» в Китае (1966 – 1976 гг.), из текстов руководящих представителей Коммунистической партии Китая и идеологических кампаний по проведению «критики», «искоренения» и «исправления». Вдохновлялась маоистская критика конфуцианства также собственно и фактом существования ранее аналогичной резкой критики со стороны Мо-цзы – основоположника собственного учения (моизм) и, соответственно, т.н. последующая «великая пролетарская культурная революция» также рассматривалась важным этапом этого антиконфуцианского движения.

ON ANTI-CONFUCIAN CHARACTER OF THE "CHINESE CULTURAL REVOLUTION" (1966-1976)

Gutsulyak Oleg Borisovich
PreCarpathian National University named Vasyl Stefanyk (Ivano-Frankivsk, Ukraine)

Abstract
The article analyzes the phenomenon of the struggle for traditional Chinese civilization, world outlook and metaphysical doctrines of Confucianism and Taoism in new conditions influence from the Western ideological doctrines. The examples of the specific facts of the history of the "cultural revolution" in China (1966 – 1976), the text of the representatives of the Communist Party of China, and ideological campaigns for the "critics", "eradication" and "correction". Inspired by Maoist critique of Confucianism as the actual fact of the existence and earlier similar sharp criticism from the Mo-tzu – the founder of his own teaching (moizm) and, accordingly, the so-called follow "Great Proletarian Cultural Revolution" was also considered an important step in this anticonfucianism movement.

Ранее автором в статье [Гуцуляк, 2013] были рассмотрены философско-мировоззренческае базисы формирования национального варианта китайской коммунистической идеологии, где делается вывод о значительном влиянии на неё даосской традиции, анализируется использование даосских принципов в идеологической практике КПК в 20-70-х гг. ХХ в. с целью легитимации ею своего властного положения, а также явление конкурентной борьбы правящего режима с неодаосскими сектами за влияние в мировоззренческой сфере. Если рассматривать историю современного Китая в традиционном для самого Китая историческом аспекте, окажется, что и ХХ век, как и предыдущие, также был наполнен религиозными войнами. Но если раньше религия была прикрытием социального противостояния, то сейчас собственно идеология социального противостояния (антогонистических классов, Периферии – Центра и пр.) является прикрытием противостояния религиозно-метафизического. В частности, предлагается взгляд, согласно которому в начале своего распространения в Китае коммунистическая идея предстала в форме некоего «нового неодаосистского учения», как бы развивая линию «неодаосизма» («сюань сюэ»), признававшего участие каждого в общественно-государственной жизни.

В данном тексте продолжается анализ взаимоотношений, влияний и противостояний идеологем и принципов, используемых разными фракциями китайских коммунистов из традиционной культуры – даосизма, неодаосизма, конфуцианства и неоконфуцианства.

Во время обыска на квартире бежавшего «предателя» маршала Линь Бяо (1907-1971), который был министром обороны КНР, единственным заместителем Председателя ЦК КПК и официально именовался «Приемником Председателя Мао», были обнаружены многочисленные вырезки и выписки из классических конфуцианских текстов, которыми Линь Бяо якобы обменивался со своими единомышленниками . Сторонники Мао Цзэдуна не могли не использовать столь «весомую улику» для «уличения» в реакционности не только Линь Бяо, но и самого Учителя Куна. Тем более, что для борьбы с культурным наследием последнего имелась весомая причина. Мао Цзэдуну давно было необходимо искоренить из сознания народа те конфуцианские представления, которые были несовместимы с его идеалом правителя и кадрового коммунистического работника. Его давно тревожила традиционная прочность семейных связей, определяющая роль семьи, старшего поколения во многих вопросах. Почтительность к родителям, уважение старших по возрасту всегда была одной из отличительных черт китайской нации, в чём была немалая роль Конфуция, одним из основных постулатов учения которого была идея сяо - «сыновьей почтительности». В условиях маоистского режима, стремившегося подчинить личность и порвать традиционные семейные связи, национальные стереотипы стали мешать воспитанию нового поколения. И если ранее донос на родителей был объявлен похвальным деянием, то теперь полной трансформации подлежали все «лишние» моральные устои китайского общества.

С самого начала компании активное участие в критике Конфуция и восхвалении легистов принял отражавший взгляды выдвиженцев «культурной революции» новый журнал «Сюэси юй пипань» («Учёба и критика»), ставший выходить с октября 1973 г. в Шанхае. Кроме того, активную роль в разжигании кампании играл «Вестник Пекинского университета», а также выступавшие под псевдонимом авторы Пекинского университета, университета Цинхуа и других образовательных учреждений. Чуть позже, в начале 1974 г., в активную «полемическую» работу включился и «Журнал литературы, философии и истории», авторы которого с яростной критикой обрушивались на «буржуазного карьериста, заговорщика, двурушника, изменника и предателя Линь Бяо» и его духовного учителя Конфуция, который в своё время «проявил показательную реакционность, выступив за сохранение разлагающегося рабовладельческого строя». В конце 1973 г. – начале 1974 г. начинается второй этап кампании, когда в качестве основных критиков Конфуция выступали широкие народные массы. В высших учебных заведениях были организованы специальные курсы, готовившие программы критики отдельных положений Конфуция, использованных Линь Бяо. Десятки тысяч рабочих и крестьян проходили обучение на этих курсах, пополняя ряды «теоретиков-марксистов». Вовлечение низших слоёв стимулировалось откровенным заигрыванием с широкими массами: в китайской печати всё чаще стали цитировать изречение Мао, что «низшие и малые - самые умные. Высшие и почитаемые - самые глупые». Были выпущены десятки брошюр, критикующие те изречения Конфуция, которые использовались Линь Бяо. Миллионными тиражами с ценой в один фэнь распространялись лубочные издания, представляющие собой упрошенный критический комментарий к изречениям Конфуция. В годы кампании «критики Линь Бяо и Конфуция» был прерван начавшийся в 1970-1971 годах учебный процесс в школах и вузах страны. Учебные программы снова осуждались за недостаточное внедрение «правильных идей». Конфуция порицали за то, что он заставил китайских школьников читать книги, а не работать в поле, что он пропагандировал идею «выращивания талантов», вместо того, чтобы учить, как выращивать овощи. Отсюда следовало, что идеи Конфуция, которые разделял Линь Бяо, мешали слиянию школьников с рабоче-крестьянскими массами. Конфуций осуждался за то, что он якобы пытался прививать учащимся дух уважения к прошлому, старался воспитать духовную аристократию. Репутация Учителя как «вечного просветителя», как «вечного образца для всех учителей» была объявлена искусственной [Критика Линь Бяо и Конфуция].

Якобы восхваление педагогических идей Конфуция делалось с целью проведения ревизионистской линии, чтобы «выхолостить классовость пролетарского просвещения». Лю Шаоци, Линь Бяо и им подобные якобы «хотели превратить наши учебные заведения в места подготовки буржуазной смены». Угроза эта не исчезла, поскольку несмотря на то, что «старая буржуазная, ревизионистская система превращения трещит по всем швам, однако, в процессе своего развития новое непременно сталкивается с упорным сопротивлением старой идеологии, старых традиций и старых привычек» (Цит. по: [Делюсин, 2004, 165]).

Однако организаторам кампании казалось, что для большего эффекта с критикой Конфуция должен выступить специалист в изучении конфуцианства, сторонник идей Конфуция, обладающий признанием мирового масштаба. Выбор пал на профессора Фэн Юланя, оставшегося на материке идеолога Гоминьдана и творца «нового неоконфуцианства». Уговорить старого профессора отказаться от своих привычных оценок было под силу лишь оппоненту, обладающему не только верховной властью, но и таким же авторитетом. После нескольких ночных бесед с Мао Цзэдуном Фэн Юлань публично, на страницах «Жэньминь жибао», пересмотрел свои взгляды. Покаяния учёного имели ошеломительный резонанс: в Японии выступление Фэна сравнили со взрывом атомной бомбы [Переломов, 1976, 71]. Фэн Юлань стал советником наиболее радикальной группировки (Группы/Пролетарского штаба по делам культурной революции при ЦК КПК, 1966-1976 гг.), в которую входила и Цзян Цин (жена Мао Цзэдуна), развернувшей известную кампанию «прикрыть лавку Конфуция», «критики Конфуция и Линь Бяо» и «за упорядочение стиля», апеллируя к легистской («фацзя») традиции. Кампания сопровождалась прямой аппеляцией к авторитету Цинь Ши Хуанди, который в Китае еще с времен «культурной революции» становится одним из главных национальных героев [Ван Мин, 1979, 241-258] , а легистское учение Шан Яна (390-338 гг. до н.э.) превозносилось вследствии того, что принятые на его основании императором-даосом Цинь Шихуан-ди законы обеспечили народ счастливой жизнью в течение десяти лет: никто не присваивал утерянные на дороге вещи, не было ни бандитов, ни воров, каждая семья, каждый человек пользовались достатком [Крымов. 1972, 192-193].

Предателю Линь Бяо, например, вменялось в вину «соглашательство» с позицией Конфуция, проповедовавшего мораль, человечность, чесность, преданность и заботу о других, в то время как необходимы были «революционное насилие» и «диктатура пролетариата», а также сыпались обвинения в придерживании Линь Бяо и его сторонников тактики последующих конфуцианцев (Чэнь Хао, Чэнь И, Чжу Си) «чжунъюн» - «держаться золотой середины» в условиях борьбы между «красным знаменем идей Мао» и ревизионизмом советских социал-империалистов [Ван Мин, 1979, 289] , а то и вообще обвинялись в капитулянтской позиции перед СССР, по аналогии с конфуцианцами периода западной ханьской династии в их отношении с севернымы племенами («Жэньминь жибао», 1974, 18 мая): «… Конфуцианцы нападали на «войну сопротивления» сюнну, называя это отказом от принципов добродетели и решением проблем военным путем. Они говорили, что нет коренных причин для столкновения и во всем обвиняли нескольких влиятельных придворных, которые настраивают императора на войну, утверждая, что она неизбежна. Они вопили, что война сопротивления гибельна для государства, для нас бесполезны земли на границе, большая армия ложиться невосполнимым бременем на народ. Они предлагали отозвать войска и прекратить столкновение на границе. Конфуцианцы утверждали, что между двумя великими государствами должно быть согласие и предлагали уничтожить оборонительные сооружения на границе и начать переговоры с сюнну на основе взаимовыгодных условий. Кроме того, они хотели заключить реакционный политический союз с сюнну-агрессорами» (Цит.за: [Тихвинский, 1976, 317-318] ), в то время, как легисты решительно выступали за усиление подготовки к войне, ратовали за то, чтобы «войной уничтожить войну».

Приняв к сведению, что в июле 1973 года Мао Цзэдун критиковал работу МИДа, находившегося в подчинении Чжоу Эньлая, а в декабре высказал критические замечания по деятельности Военного совета ЦК КПК под руководством Е Цзяньина, Цзян Цин решила воспользоваться этим и направить острие своих нападок на Чжоу Эньлая и других ветеранов революции. В одном из своих выступления она откровенно заявляла, что «в настоящее время имеется один солидный последователь Конфуция» и этого «современного конфуцианца необходимо раскритиковать» (Цит. за: [Усов, 2005, т.2, 214]). В начале 1974 г. Цзян Цин заявила: «И сейчас имеется крупный конфуцианец. Это не Лю Шаоци и не Линь Бяо». В статье «Что за человек Конфуций», напечатанной в седьмом номере 1974 г. журнала «Хунци», рисовался такой портрет древнего мудреца, который напоминал читателю портрет Чжоу Эньлая. Исторические факты в ней были извращены для придания портрету Конфуция большего сходства с Чжоу Эньлаем. Так, в указанной статье Конфуций представал в возрасте 71 года (столько лет в то время было премьеру Госсовета КНР). Он был тяжело болен, что также заставляло вспомнить Чжоу Эньлая, а если читатель был хорошо знаком с древней историей, то он знал, что Конфуций в этом возрасте не болел. Чтобы портрет Конфуция обладал ещё большим сходством с Чжоу Эньлаем, упоминалась «негнущаяся рука», о которой знали все, кто видел китайского премьера [Делюсин, 2004, 158].

Премьер-министр КНР Чжоу Эньлай в хунвэйбиновских изданиях (дацзыбао) обвинялся в принадлежности к чиновнической прослойке («шэньши») феодального класса, а также указывалось, что родовое имя премьера тождественно (одинаковые иероглифы) с названием реакционной династии Чжоу (XI-VIII вв. до н.э.), сторонником реставрации которой был Конфуций. В течение нескольких дней и ночей Чжоу Эньлай был осажден хунвэйбинами в своей резиденции и ему стоило немалого труда убедить ворвавшихся к нему молодчиков в том, что он проводит именно «линию председателя Мао». Стены Пекина были исписаны призывами «заживо сжечь Чжоу Эньлая», «размозжить собачью голову черного бандита Чжоу» и пр. по распоряжению Цзян Цин была арестована и впоследствии замучена в тюрьме приемная дочь Чжоу Эньлая актриса и режиссер Сунь Вэйши [Китай, 1991, 56-57].

Такая скрытая и в то же время целенаправленная травля Чжоу Эньлая не была случайной. После смерти Линь Бяо премьер-министр Государственного Совета КНР взял инициативу в свои руки и инициировал программу «критики ревизионизма и исправления стиля работы», во время которой опять-таки предполагалось возложить вину за перегибы «культурной революции» на Линь Бяо (который изображался как «левоуклонист») и вернуть политическое и экономическое развитие КНР как минимум на уровень 1966 г. Однако критика «левизны», стремление вернуть на руководящие посты «старую гвардию», в частности Дэн Сяопина, не могла не насторожить выдвиженцев «культурной революции», легитимность пребывания у власти которых отныне ставилась под сомнение. Именно такие политические реалии заставили их сгруппироваться вокруг Цзян Цин, которая не намеревалась без боя сдавать занятые позиции [ Forster , 1986].

Российский исследователь Лев Делюсин полагал, что на местах пассивно, формально относились к кампании «критики Линь Бяо и Конфуция», саботировали её. Подобный вывод исследователь делал, исходя из того, что в «Жэньминь жибао» и «Хунци» периодически появлялись статьи? из которых было видно, что в Пекине не удовлетворены ходом кампании «критики Линь Бяо и Конфуция» на местах. «Не случайно поэтому, что время от времени из Пекина раздавались жалобы и упрёки по адресу тех, кто пытался изменить направление кампании и придать ей иные формы, иные цели. Искажение смысла кампании против Линь Бяо и Конфуция сочеталось с попытками сорвать её путём формальных открытых заявлений о важности этой кампании, а на практике - свернуть её и заняться решением конкретных дел. Наконец, находилось немало и таких работников, которые просто устали от бесконечного выкрикивания бессмысленных лозунгов» [Делюсин, 2004, 179]. Подобной точки зрения придерживается и видный российский синолог В. Н. Усов, по сведениям которого инициатива созыва массовых митингов была на местах встречена прохладно. Её проигнорировали 11 парткомов провинциального уровня, парткомы 7 больших и 16 провинциальных военных округов, 14 провинциальных комитетов КСМК, федерации союзов и федерации женщин 13 провинций [Усов, 2005, т.2, 214]. Однако при рассмотрении западной историографии становится очевидно, что взаимоотношения между центральной и местной властью выглядели далеко не так однозначно. Американский исследователь Кейт Форстер, подробно рассматривая компанию «Критики Линь Бяо и Кофнуция» на конкретном примере провинции Чжэцзян, используя в качестве источников региональную периодику времён компании, пришёл к выводу, что между двумя уровнями власти, центральным и местным, в указанный период соблюдался баланс, а случаи неподчинения местных органов управления центральному правительству скорее являлись исключением, нежели правилом [ Forster , 1986].

Еще раньше с резкой критикой конфуцианства, против его понятий о честности и целомудрии, против моральных принципов политики выступил китайский марксист и руководитель КПК в начале 20-х гг. ХХ в. Чэнь Дусю: «… Защищая демократию, нельзя не вести борьбы против конфуцианства» (Цит.за: [Крымов, 1972, 306] ). И далее: «… Если мы будем строить государство и общество на базе конфуцианских принципов … это означает, что не нужно ни республиканской конституции, ни реформы, ни новой политики, ни нового образования, напрасно тогда была пролита кровь за революцию, за парламент и законы. Это означает возвращение к старому режиму» (Цит. за: [Крымов, 1972, 317]). Другой китайский марксист Ли Дачжао также в статьях выступал против попытки включить в текст конституции Китая такую статью: «Нравственное совершенствование соответственно учению Конфуция составляет основу национального просвещения» [Крымов, 1972, 313] . Также критиковал «людоедскую мораль» Конфуция писатель-марксист Лу Синь: «… Если мы хотим достигнуть прогресса и благоденствия, - писал он, - необходимо окончательно искоренить «двойственную идеологию». Как ни велика земля, на ней не должно быть места блуждающим» (Цит. за: [Крымов, 1972, 315]).

Вдохновлялась марксистская критика конфуцианства также собственно и фактом существования ранее аналогичной резкой критики со стороны Мо-цзы (468-376 гг. до н.э.) – основоположника собственного учения (моизм) [ cм.: Титаренко, 1985].

И т.н. последующая «великая пролетарская культурная революция» также рассматривалась важным этапом этого антиконфуцианского движения. Мотивировал Мао Цзэдун это следующими соображениями.

«… В Китае фабрично-заводская промышленность возникла под воздействием иностранного капитала и империалистической политики колониальніх держав, когда низшие формы предпринимательства и капитализма еще далеко не исчерпали свою историческую роль. Она складывалась в условиях медленного разложения натурального хозяйства, при сохранении докапиталистических и отчасти раннекапиталистических отношений, когда обнищание деревни значительно обгоняло процесс формирования рабочего класса, а отсутствие единого национального рінка предопределяло неразвитость рінка труда. В 20-40-х годах капитализм стал определять жизнь китайских городов, особенно на побережье (Шанхае, Пекине, Тяньцзине, провинциях Гуандун, Фуцзянь, Чжэцзян, Цзянсу, Шаньдун, Хэбей и Ляонин, – О.Г.)… Особенности развития капитализма в Китае определили своеобразие процесса формирования промышленного пролетариата. Первой и наиболее важной специфической чертой этого процесса явилось одновременное существование исторически различных категорий рабочих при сохранении преобладающей их массы в простейших формах капиталистического производств. В составе рабочего класса Китая можно выделить кустарей …, рабочих мануфактур и, наконец, рабочих фабрично-заводской промышленности, или собственно промышленный пролетариат… Рабочее движение не только не выходило за рамки национально-освободительной борьбы всего китайского народа, но и не приобрело самостоятельного общенационального значения … работу в среде рабочего класса вели по преимуществу гоминьдановские и «желтые» профсоюзы, но не КПК… Показательно, что ко времени победы революции только 4% членов партии считали себя выходцами из рабочих. Слабые связи КПК с рабочим движением не способствовали более четкому осознанию рабочими своих особых классовых интересов и исторических задач рабочего движения…» [ Рабочий, 1978, С.6, 8, 9, 13, 14 ].

После образования КНР в официальной доктрине КПК считалось, что в Китае, в отличие от России, буржуазия, хранящая идеалы конфуцианства, как и остальные слои китайского народа, подвергалась гнету со стороны иностранного империализма и местных феодалов, и поэтому ее следует рассматривать как союзника КПК, а не как врага и соответственно не отталкивать ее [Китай, 1991, 145-146]. Государственный флаг КНР - четыре зведы, расположенные полукругом вокруг большой звезды, символизировавшей КПК, олицетворяли рабочий класс, крестьянство, мелкую буржуазию и национальную буржуазию.

Такую форму сотрудничества классов Мао Цзэдун назвал «новодемократизмом» («синьминьчжучжуи»), указывая на то, что таким образом будет обеспечено свободное развитие частного капитала, а объем иностранных капиталовложений во все отрасли экономики «будет необыкновенно большим». Эта доктрина «новодемократизма» была официально провозглашена на VII съезде КПК в 1945 г. Правда, предлагалось утешение в том, что «новодемократизм» – это только переходный этап к социализму. «… Под руководством государственной экономики, носящей социалистический характер, через кооперацию, перестраивать индивидуальное хозяйство и через государственный капитализм перестраивать частное капиталистическое хозяйство – вот основной путь превращения новодемократического общества в социалистическое» (Резолюция ІІ Пленума ЦК КПК в марте 1949 г., дер. Сибайпо, пров. Хэбэй), затем подтвержденое в постановлении ЦК КПК «Тезисы о пропаганде генеральной линии партии в переходный период» (декабрь, 1953 г.) [ Рабочий, 1978, 29 ].

Соответственно с этим Мао Цэдун 5 мая 1966 г. на ХІ пленуме ЦК КПК 8-го созыва лично написал и вывесил в зале заседаний свою дацзыбао «Огонь по штабам!». В сентябре 1966 г. ближайший соратник Мао министр обороны Линь Бяо говорил: «… Главная цель нынешнего движения – добраться до тех членов партии, которые, находясь у власти, идут по капиталистическому пути. Подвергать артиллерийскому обстрелу штабы – это значит подвергать артиллерийскому обстрелу горстку людей, идущих по капиталистическому пути» (Цит. за: [Бурлацкий, 1967, 13] ). В ноябре 1967 г. в газете «Жэньминь жибао» было указано на конкретного руководителя «штаба контрреволюции»: «… В 1962 году на расширенном заседании ЦК КПК (имеется ввиду Х Пленум ЦК КПК в сентябре 1962 г., – О.Г.) пролетарский штаб во главе с председателем Мао начал ожесточенную схватку с буржуазным штабом… Близкий соратник председателя Мао товарищ линь Бяо, высоко держа красное знамя идей Мао Цзэ-дуна, подтвердил на этом совещании абсолютный авторитет председателя Мао и идей мао Цзэдуна, а китайский главный ревизионист (Лю Шаоци, – О.Г.) на совещании развернул бешеное наступление на председателя Мао и идеи Мао Цзэ-дуна. Он вне себя от злобы воклицал: «Выступать против председателя Мао – значит выступать против отдельного человека … После совещания китайский главный ревизионист собрал своих антипартийных выучеников и с удесятеренным бешенством активизировал свою заговорщическую деятельность по контрреволюционной реставрации, тайно подготавливая общественное мнение к узурпации власти в партии и государстве» (Цит. за: [Бурлацкий, 1968, 5] ). Объектом критики в конце 1966 г. стала изданная еще в 1939 г. книга Лю Шаоци «О работе коммунистов над собой», где якобы утверждалось, что главные принципиальные вопросы разрешены Марксом, Энгельсом, Лениным и сталиным и поэтому никакой специальной «китаизации марксизма» не нужно. 8 мая 1966 г. «Цзефанцзюнь бао» опубликовало статью Гао Цзюя «Откроем огонь по антипартийным и антисоциалистическим бандитам». К последним были причислены Дэн То, секретарь Пекинского горкома КПК, главный редактор журнала «Цяньсянь» (а ранее – главный редактор «Жэньминь жибао»), и Ляо Моша, философ и литературовед, заведующий отделом по работе Единого фронта Пекинского горкома КПК. 10 мая 1966 г. Яо Вэньюань в шанхайских изданиях напечатал большую статью «о реакционной сущности» сборников фельетонов и притч Дэн То «Вечерние беседы у подножия Яньшань» и написанных Дэн То в соавторстве с У Ханем и Ляо Моша «Записок из села трех». Годом ранее писатель и вице-мэр Пекина У Хань был подвергнут остракизму за пьесу «Разжалование Хай Жуя», в которой, якобы, оправдывались «правые оппортунисты» во главе с Пэн Дэхуаем, осужденные на VIII Пленуме ЦК КПК (Лушань. Июль-август 1959 г.). Например, Дэн То вменялось в вину то, что он «… цинично обозвал «пустословием» марксистско-ленинское научное положение «Ветер с Востока одолевает ветер с Запада», тем самым он «… ругает не детское стихотворение, а идейное оружие нашей партии» (Цит за: [Бовин, Делюсин, 1968, 18-19] ). Поэт Ян Шу, работавший в отделе пропаганды все того же Пекинского горкома КПК, за строки «Люди ждут весны, и скоро их согреют лучи весеннего солнца» и «Цветение сливы – это вестник грядущей Весны. Весенним цветом полняться сады. Близок её приход!» был обвинен в том, что «он выдает свои надежды на реставрацию капитализма весной этого года» (Цит за: [Бовин, Делюсин, 1968, 20-21] ). Заместитель заведующего отделом агитации и пропаганды Чжоу Ян был обвинен в том, что «… в области литературы и искусства насаждал идеи русских буржуазных литературных критиков Белинского, Добролюбова и Чернышевского, а в области театра – систему Станиславского» (Цит. за: [Бурлацкий, 1968, 8] ). Аналогичному остракизму подвергся ректор Пекинского университета и секретарь парткома Лу Пин как лидер «группы монархистов» [Бурлацкий. 1968, 7] . Один из студентов химического факультета писал: «Я пришел в университет, чтобы овладевать идеями самого красного из всех красных солнц – председателя Мао, а Лу Пин требовал, чтобы мы изучали никому не нужные формулы» (Цит за: [Бовин, Делюсин, 1968, 26] ). Студенты-юристы обвиняли преподавателей в том, что не было такого курса, который бы систематически и всесторонне знакомил бы с произведениями Мао Цзэдуна. «… Курс Пекинского университета в области образования, – заявила «Жэньминь жибао» 4 июня 1966 г., – как это обнаружили широкие массы студентов университета, был направлен не на подготовку продолжателей дела революции, а на подготовку смены буржуазии» (Цит за: [Бовин, Делюсин, 1968, 30] ). Затем последовали группы статей, намекающие на то, что у Дэн То, У Ханя, Ляо Моша, Ян Шу, Лу Пина и других есть высокие покровители. Вскоре они были «найдены» в лице члена Политбюро ЦК КПК, первого секретаря Пекинского горкома КПК Пын Чжэня, который решением ЦК КПК от 25 мая 1966 г. был освобожден от занимаемых должностей (также вскоре был обвинен и снят с должностей сменивший его Ли Сюэфын). Ему вменялось в вину распространение в феврале 1966 г. внутри партии подготовленных в отделе агитации и пропаганды ЦК КПК «Тезисов доклада группы пяти по делам культурной революции о ведущейся ныне научной дискуссии», где призывал вести дискуссию по научным проблемам в духе курса «пусть соперничают все ученые», чтобы спорящие стороны не приклеивали друг другу ярлыков, не прибегали к администрированию, а стремились к познанию истины, ибо «перед истиной все равны», противника надо подавить не только политически, но и в научно-профессиональном плане. Хотя документ ориентировался на аналогичные слова самого Мао Цзэдуна, сказанные им в 1957 г., однако теперь Сообщение ЦК КПК от 16 мая 1966 г. дезавуировало «февральские тезисы» и ранее сказанные от имени ЦК КПК кандидат в члены Политбюро ЦК КПК Лу Дини слова, что «… у народа есть не только свобода пропаганды материализма, но есть и свобода пропаганды идеализма», которые были охарактеризованы как подготовка общественного мнения к реставрации капитализма [Бовин, Делюсин, 1968, 22-24, 37] . С сентября 1967 г. объектом «великой критики» с клеймом «контрреволюционный двурушник» стал член Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК и руководитель всей идеологической работой в ЦК Тао Чжу. Яо Вэньюань в четырнадцатом номере партийного журнала «Хунци» напечатал разгромную статью «О двух книгах Тао Чжу» («Идеал», 1962 г.; «Учение», 1964 г.).

Во время XI Пленума ЦК КПК 5 августа 1966 г. Мао Цзэдун написал новое дацзыбао: «… в течение 50 с лишним дней некоторые руководящие товарищи в центре и на местах шли в совершенно противоположном направлении. Стоя на реакционной буржуазной позиции, они осуществляли диктатуру буржуазии и пытались подавить бурное движение великой пролетарской культурной революции. Извращая истинное положение вещей и выдавая черное за белое, они устраивали карательные походы против революционеров, зажимали инакомыслящих, устанавливали белый террор, радовались своим мнимым успехам и в результате раздували спесь буржуазии и снижали боевой дух пролетариата. До чего же подло!» (Цит за: [Бовин, Делюсин, 1968, 29] ). Решение ЦК КПК о реорганизации Пекинского горкома партии рекламировалась как «новая победа идей Мао Цзэдуна» и преподносилась как результат воли народа, инициативы широких народных масс.

События в Пекине и речи Линь Бяо послужили сигналом для начала массовых разоблачений и кампании «четырех чисток» (политической, идеологической, организационной и экономической) по всей стране, вцелом названных «движением за социалистическое воспитание». 17 июля 1967 г. «Жэньминь жибао» перепечатывает статью Лу Синя «Для игры благородной еще не настало время», написанную еще в 1925 г. и направленную против контрреволюционеров («Бей упавшую в воду собаку!»). «Мы, пролетарские революционеры, – указывается в редакционном комментарии, – должны сохранить в памяти слова Лу Синя и так же беспощадно, как те, кто «бьет упавшую в воду собаку», развернуть массовую критику и борьбу против горстки самых крупных лиц партии, стоящих у власти и идущих по капиталистическому пути… Они бумажгые, но не мертвые тигры. Они будут оставаться живыми тиграми до тех пор, пока наша критика окончательно не опрокинет и не дискредитирует их…Если мы утратим свою бдительность и не развернем массовой критики, то они, возможно, осуществлят реставрацию, объединят контрреволюционные силы и потопят трудящийся народ в крови» (Цит за: [Бовин, Делюсин, 1968, 123] ). Одновременно призывалось учиться у Народно-освободительной армии, взяться за «военное дело», осуществлять всеобщее вооружение народа и усиливать подготовку на случай войны («Верить Освободительной Армии, опираться на Освободительную Армию, учиться у Освободительной Армии!», «Внедрить дух Армии!»). По существу это было повторение лозунгов августовского (1958 г.) расширенного заседания Политбюро ЦК КПК («Положение, при котором весь народ – солдат, вдохновляет и придает больше смелости») и знаменитого высказывание Великого Кормчего «Винтовка рождает власть!». В мае 1965 г. была проведена т.н. «революционизация» вооруженных сил, которая означала упразднение воинских званий и знаков различия под предлогом дальнейшего «укрепления связи командиров с массами». На предприятиях и учреждениях стали создаваться «политотделы», которые формировались из армейских кадров. В начале 1967 г. было официально объявлено об установлении «прямого военного/армейского контроля» над партийными и государственными органами [Бурлацкий, 1968, 17-18] , вплоть до уездных учреждений, а сельские коммуны и ниже были поставлены под контроль ополчения. На деревне был брошен лозунг «Вооружить организацию, революционизировать мировоззрение, повысить политическую активность сельских бригад». В докладе «Осуществление военной системы на заводе – это путь управления социалистическими предприятиями» рассказывалось о положении на тракторном заводе провинции Цзянси, об установлении военной системы управления производством в четвертом цехе завода. 380 рабочих цеха сведены в три роты. Во главе роты стоят командир роты, его заместитель, политрук и его заместитель. Низовое подразделение – отделение, в котором насчитывается 10-12 человек. «… Осуществление военной системы управления, – писала «Цзянси жибао» от 18 сентября 1968 г., – полностью отвечает условиям промышленного предприятия», «военная система в цехе – это великая победа идей председателя Мао относительно строительства пролетарской армии на промышленных предприятиях». Кроме того, как писала «Жэньминь жибао» от 19 марта 1969 г., из числа верных маоистов на предприятиях вводится система «красных дозорных» («хуншаобинов»). Которым дается право контролировать рабочих, после смены «аттестовывать товарищей», «пресекать все ошибочные идеи, высказывания и действия, не соответствующие идеям Мао», и даже «контролировать работу начальников смен и кадровых работников» [Вятский, Демин. 1970, 127-128]. Аналогичная «армейская система» вводилась в учебных заведениях и университетах. Вместо классов и курсов вводились роты. Взводы и отделения, система занятий преобразовывалась по образцу военно-политической учебы в армии [Вятский, Демин. 1970, 130]. На обеспечение сельских бригад и лишение зарплаты переводятся медицинские и торговые работники, осуществляется «мобилизация» свободной рабочей силы и молодежи в городах для направление их в отдаленные районы и деревню. В ходе этой кампании было «мобилизировано» и выселено из городов около 20 млн. человек.

Ударной силой «культурной революции» стали молодёжные отряды «красных охранников» (хунвэйбинов) и «революционных бунтарей» (цзаофаней), поющие гимн «В открытом море не обойтись без кормчего».

В ходе «культурной революции» была разрушена якобы бюрократическая конституционная система государственных органов и уставных органов КПК, разогнаны аппарат ЦК КПК, все шесть территориальных бюро ЦК, уездные и провинциальные комитеты, бездействуют первичные парторганизации. Только состоянием на 1968 г. из 172 членов и кандидатов в члены ЦК КПК более 130 человек репрессированы или ошельмованы, 12 из 17 членов Политюро ЦК КПК, 4 из 6 кандидатов в члены Политбюро, 4 из 7 членов Постоянного комитета Политбюро, 7 из 10 секретарей ЦК КПК были названы «бомбами замедленного действия, спрятанными рядом с председателем Мао». В опале оказались восемь из девяти бывших китайских маршалов. В декабре 1966 г. были разогнаны руководящие органы Всекитайской федерации профсоюзов и её отделений, комсомол сошёл в небытие. Генеральный секретарь ЦК КПК Дэн Сяпин и его семья становятся целью хунвейбинов. Хунвейбины схватили его сына, которого они сначала пытали, а потом сбросили из окна 4-го этажа, в результате чего он становится инвалидом. Сам Дэн в 1966 году снимается со всех постов, и направляется простым рабочим на тракторный завод в провинции Цзянси. Председатель КНР Лю Шаоци предстает перед судом, а затем погибает в тюрьме. В 1974 году Мао Дзэдун возвращает Дэна в политику, и он становится вице-премьером. Но уже в 1976 году, после инцидента на площади Тяньаньмынь, его снимают со всех постов, обвинив в организованных там беспорядках и помещают под домашний арест. Одним из главных врагов и «верховным жрецом экономизма» был объявлен директор Института экономики при Академии наук и заместитель директора Государственного статистического управления Сунь Ефан, который доказывал, что экономика должна руководствоваться законом стоимости и рентабельности, а не командами политиков, взгляды которых он называл «экономикой лентяев». Он предлагал считать «красной линией» экономической работы принцип: «С наименьшими затратами общественного труда в плановом порядке производить наибольшее количество продукции для удовлетворения общественных потребностей» [Вятский, Димин, 1970, 118]. Его главным покровителем назывался Лю Шаоци, который, как утверждает «Жэньминь жибао» в статье от 5 сентября 1967 г., видел «… цель экономики в расширении производства, а цель производства в увеличении индивидуального дохода и улучшении условий жизни», отстаивал лозунг «Заниматься условиями жизни и стимулировать производство» [Бурлацкий, 1968, 20, 114-115] . Вместе с Сунь Ефаном нападкам подверглись как «представители черной линии в экономике» известные ученые и практики: начальник Центрального административного промышленно-торгового управления Сюй Дисинь, заместитель председателя Госплана КНР Ло Гэнмо, председатель Комитета по ценам Сюэ Муцяо. Редактор журнала «Экономические исследования» Цинь Люфан, директор института мировой экономики АН КНР Цзян Цзюньчэнь и многие другие.

Были сформированы с опорой на армию новые органы власти – революционные комитеты (ревкомы), соединяющие военную, партийную и административную власть, затем легитимизированные в Конституции 1975 г. Стали устраивать публичные процессы над «контрреволюционерами», выносили смертные приговоры и тут же приводили их в исполнение. Попадало и самым активным «пролетарским бунтарям», которых начали обвинять в анархизме, буржуаной и мелкобуржуазной групповщине и сектантстве, подмене «борьбы словом» «борьбой силой», подрывной деятельностью (например, репрессиям подверглись бывшие члены Группы по делам культурной революции Ван Ли, Гуань фэн и Ци Бэньюй). В третьем номере за 1967 г. в журнале «Хунцы» была опубликована передовая статья «Необходимо правильно подходить к кадрам»: «… За более чем полугодовое мощное контрнаступление на горстку облеченных властью людей в рядах партии, идущих по капиталистическому пути, у некоторых сложилось ошибочное впечатление, будто все работеники, стоящие у власти, являются плохими и в них нельзя верить и всех их надо свергнуть. Такой взгляд является совершенно ошибочным» (Цит. за: [Бурлацкий, 1967, 16] )

5 марта 1967 г. газета «Жэньминь жибао» опубликовала «Экстренное сообщение» об оказании помощи коммунам в весенней пахоте. В обращении отмечалось, что наряду с борьбой с контрреволюцией и антипартийными элементами необходимо «вовремя выполнить полевые работы», руководясь указанием Мао Цзэдуна «Будем готовиться к войне, будем готовиться к стихийным бедствиям!» [Бурлацкий, 1967, 15]. «… Можно предвидеть, – писал в ходе мобилизационных кампаний журнал «Хунци» (декабрь, 1966), – что революционный энтузиазм … неприменно проявится в борьбе за развитие промышленного и сельскохозяйственного производства и в научных экспериментах, вызовет большой скачок народного хозяйства в Китае» (Цит. за: [Вятский, Димин, 1970, 133] ).

Также в ходе начатой в 1974 г. кампании борьбы «За изучение теории диктатуры пролетариата» распределение по труду, право на приусадебные участки, товарно-денежные отношения объявлялись «буржуазным правом», которое необходимо «ограничивать», т.е. вводить уравниловку, отменялись меры материального поощрения, практиковалась работа в сверхурочные часы, ликвидировались приусадебные участки. В совместной редакционной статье в «Жэньминь жибао» и «Хунци» говориться: «… Экономизм – это определенная форма подкупа, которая подрывает революционную волю широких масс … поощряя их на то, чтобы игнорировать долгосрочные национальные интересы и заботиться только о непосредственных интересах. Его цель – задушить великую пролетарскую культурную революцию … подорвать общественное производство, национальную экономику и социалистическую собственность» (Цит. за: [Бурлацкий, 1967, 72] ). К числу «контрреволюционных методов» «Жэньминь жибао» отнесла использование прибыли как стимулирующего и комплексного показателя деятельности предприятия, материальное стимулирование работников, а также систему единоначалия в управлении предприятиями со стороны специалистов, инженеров и техников. В издании «Дунфанхун» от 16 января 1967 г. были заклеймлены конкретные требования трудящихся улучшить жилищные условия, восстановить уровень зароботной платы, возобновить существующую прежде выплату премий, пособий и т.п., а также требования крестьян поднять нормы зерна на питание [Вятский, Димин, 1970, 120]. В мае 1967 г. началась кампания по пропаганде утверждений Мао, что «Лозунг «каждому – по его труду» является буржуазным» и что «система нормированного бесплатного снабжения – это марксистский стиль, это условие для перехода к коммунистическому образу жизни» [Вятский, Димин, 1970, 128]. Особенно рьяные революционеры из числа хунвейбинов провоцировали отказы от материальных поощрений (премий и увеличения зарплат). Предполагалось, что вослед за рабочими транспорта в Нанкине и машиностроителями в Пекине на путь добровольного самоограничения встанут все трудящиеся страны. В одной из «революционных пьес» декларировалось: «… Ты ходил босой, потом в полотняных тапочках, потом в резиновых туфлях, затем ты, чего доброго, пожелаешь щеголять в кожаных ботинках или даже в сапогах. До чего же ты в конце концов дойдешь в буржуазном перерождении?» (Цит. за: [Видаль, 1967, 125] ). Или, например, в докладе IX съезду китайского комсомола (июнь, 1964 г.) первый секретарь Коммунистического союза молодёжи Ху Яобан назвал «стремление к досугу» в числе «идеологических влияний, оказываемых эксплуататорскими классами» (Цит. за: [Видаль, 1967, 266] ).

Исходя из неверной предпосылки об увлечении Мао Цзэдуном в юности анархизмом и исключительной ориентации на крестьянство, А. Тарасов, однако, верно определил философскую составляющую «Великой пролетарской культурной революции»: «…Мао ввел теорию “равновесия и отсутствия равновесия”. Он полагал, что события социальной истории развиваются следующим образом: вначале существует равновесие, затем из-за накопления внутренних противоречий происходит кризис – нарушение равновесия, вследствие которого “верх” и “низ” социальной системы меняются местами, затем наступает новое равновесие, внутри которого вызревают новые противоречия, которые станут причиной новых кризисов и общественных переворотов. И так без конца. Ясно видно, что подобная концепция куда ближе к классической китайской философии, к концепции вечной борьбы двух начал “инь” и “ян”, смене двух стихий по замкнутому циклу, чем к гегелевско-марксистской спирали общественного развития … Количество кризисов не влияет на целостность системы, рано или поздно она все равно достигнет состояния равновесия, но зато чем дольше затягивается период равновесия, тем сильнее будет надвигающийся кризис. И для того, чтобы в результате кризиса не быть отброшенным на дно социальной системы, желательно самому спровоцировать надвигающейся кризис, чтобы иметь возможность манипулировать его ходом в нужном тебе направлении … Потом появятся, конечно, новые противники, полагал Мао, ибо противоречия все равно остаются – но в процессе следующего кризиса, если его правильно организовать и вовремя спровоцировать, они снова всплывут и будут уничтожены» [Тарасов, 1996-1997]. В конце концов, как резюмировал верный маоист, заведующий отделом агитации и пропаганды ЦК КПК Лу Дин-и, революции останутся локомотивами истории не только в классовом обществе, но и в будущем коммунистическом [Бурлацкий , 1968, 50]. Это же, кстати, столетием ранее провозглашал и русский революционный демократ А.И. Герцен: «… Социализм разовьется во всех фазах до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею неизвесною нам революцией» (Цит.за: [Королькова, 2005, 95]).

Т.е. из рассмотренного выше можно прийти к выводу, что маоистский марксизм в своей ментально-мировоззренческой основе – это неодаосская антиконфуцианская революция, аналогичная даоской антиконфуцианской «революции» династии Цинь.

Библиографический список

1. Белевски А., Нацинов Е. Маоизм против социализма / Пер. с болгар. – М. : Мысль, 1981. – 135 с.
2. Бовин А., Делюсин Л. Политический кризис в Китае: События и причины. – М. : Политиздат, 1968. – 183 с.
3. Бурлацкий Ф. Маоизм или марксизм? – М.: Политиздат, 1967. – 128 с.
4. Бурлацкий Ф. Маоизм – угроза социализму в Китае. – М.: Политиздат, 1968. – 192 с.
5. Ван Мин. Полвека КПК и предательство Мао Цзэ-дуна / 2-е изд. - М. : Политиздат, 1979. – 302 с.
6. Видаль Ж.Э. Куда ведет Китай группа Мао Цзэ-дуна / Предисл. Э. Фажона. Пер. с фр. Ред. М. Алтайский. – М. : Прогресс, 1967. – 300 с.
7. Вятский В., Димин Ф. Экономический авантюризм маоистов (о маоистском курсе в экономике). – М.: Экономика. 1970. – 151 с.
8. Гуцуляк О.Б. Использование даосизма в китайском варианте коммунистической доктрины // Вісник Дніпропетовського університету. – 2013. – Т.21, №9/2. – Серія Філософія. Соціологія. Політологія. – Вип. 23 (4). – С.150-158.
9. Делюсин Л.П. Китай в поисках путей развития. – М.: Муравей, 2004. – 445 с.
10. Зарубежный Восток и современность: в 2 томах / Гл.ред. Б.Г. Гафуров. – М. : Гл.ред.вост.лит-ры, 1974. – Т.2. Основные закономерности и специфика развития освободившихся стран. – 680 с.
11. Китай: история в лицах и событиях / Под общ.ред. С.Л. Тихвинского. - М. : Политиздат, 1991. - 254 с.
12. Королькова А.В., Ломов А.Г., Тихонов А.Н. Словарь афоризмов русских писателей / Под ред. А.Н. Тихонова; 2-е изд., стереотип. - М.: Русский язык – Медиа, 2005. - С.95.
13. Критика Линь Бяо и Конфуция // Материал из Википедии – свободной энциклопедии. – http://ru.wikipedia.org/wiki/Критика_Линь_Бяо_и_Конфуция
14. Крымов А.Г. Общественная мысль и идеологическая борьба в Китае (1900 – 1917 гг.). - М.: Гл.ред.вост.лит. изд-ва «Наука», 1972. - 367 с.
15. Переломов Л. С., Кулик Г. А. Японский синолог о кампании «критики Линь Бяо и Конфуция» // Проблемы Дальнего Востока. - 1976. - № 3. - С. 71.
16. Рабочий класс Китая (1949-1974 гг.) / Отв.ред. В.Г. Гельбрас. – М. : Наука, Гл. ред. восточ. лит-ры, 1978. – 272 с.
17. Тарасов А. Наследие Мао для радикала конца XX – начала XXI века: Лекция из цикла “Общественная мысль XX века: практически ценное для политического радикала наших дней”, прочитанного в Свободном университете им. С. Курёхина в 1996–1997 годах // http://www.screen.ru/Tarasov/MAO-poln.htm
18. Титаренко М.Л. Древнекитайский философ Мо Ди. Его школа и учение. – М. : Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1985. – 245 с.
19. Тихвинский С.Л. История Китая и современность. - М. : Наука, 1976. - 359 с.
20. Усов В. Н. История КНР: в 2-х тт. – М.: АСТ; Восток-Запад, 2005. - Т. 2. 1966-2004. – 718 с.
21. Forster K. The Politics of Destabilization and Confrontation: the Campaign against Lin Biao and Confucius in Zhejiang Province 1974 // The China Quarterly . - 1986. - № 107. - P. 433-462.

Количество просмотров публикации: Please wait
Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по