Роман в пикуль нечистая сила о распутине. Читать онлайн "о книге в пикуля "у последней черты""
Старая русская история заканчивалась - начиналась новая. Стелясь в переулках крыльями, шарахались по своим пещерам гулко ухающие совы реакции… Первой исчезла куда-то не в меру догадливая Матильда Кшесинская, уникальнейшая прима весом в 2 пуда и 36 фунтов (пушинка русской сцены!); озверелая толпа дезертиров уже громила ее дворец, вдребезги разнося сказочные сады Семирамиды, где в пленительных кущах пели заморские птицы. Вездесущие газетчики утащили записную книжку балерины, и русский обыватель теперь мог узнать, как складывался поденный бюджет этой удивительной женщины:
За шляпку - 115 рубл.
Человеку на чай - 7 коп.
За костюм - 600 рубл.
Борная кислота - 15 коп.
Вовочке в подарок - 3 коп.
Императорскую чету временно содержали под арестом в Царском Селе; на митингах рабочих уже раздались призывы казнить «Николашку Кровавого», а из Англии обещали прислать за Романовыми крейсер, и Керенский выразил желание лично проводить царскую семью до Мурманска. Под окнами дворца студенты распевали:
Надо Алисе ехать назад, Адрес для писем - Гессен - Дармштадт, Фрау Алиса едет «нах Рейн», Фрау Алиса - ауфвидерзейн!
Кто бы поверил, что еще недавно они спорили:
- Монастырь над могилою незабвенного мученика мы так и назовем:
Распутинским! - утверждала императрица.
- Дорогая Аликс, - отвечал супруг почтительно, - но такое название в народе истолкуют превратно, ибо фамилия звучит непристойно. Обитель лучше именовать Григорьевской.
- Нет, Распутинской! - настаивала царица. - Григориев на Руси сотни тысяч, а Распутин только один…
Помирились на том, что монастырь станет называться Царскосельско-Распутинским; перед архитектором Зверевым императрица раскрыла «идейный» замысел будущего храма: «Григория убили в проклятом Петербурге, а потому Распутинский монастырь вы повернете к столице глухой стеной без единого окошка. Фасад же обители, светлый и радостный, обратите на мой дворец…» 21 марта 1917 года, именно в день рождения Распутина, они собирались закладывать монастырь. Но в феврале, опережая царские графики, грянула революция, и казалось, что сбылась давнишняя угроза Гришки царям:
«Вот ужо! Меня не станет - и вас не будет». Это правда, что после убийства Распутина царь продержался на престоле всего 74 дня. Когда армия терпит разгром, она закапывает свои знамена, дабы они не достались победителю.
Распутин лежал в земле, подобно знамени павшей монархии, и никто не знал, где его могила. Место его погребения Романовы скрывали…
Штабс-капитан Климов, служивший на зенитных батареях Царского Села, однажды гулял по окраинам парков; случайно он выбрел к штабелям досок и кирпичей, на снегу коченела недостроенная часовня. Офицер фонариком осветил ее своды, заметил черневший под алтарем провал. Протиснувшись в его углубление, оказался в подземелье часовни. Здесь стоял гроб - большой и черный, почти квадратный; в крышке было отверстие, вроде корабельного иллюминатора. Штабс-капитан направил луч фонаря прямо в это отверстие, и тогда на него из глубин небытия, жутко и призрачно, глянул сам Распутин…
Книга «Нечистая сила» считается одним из самых известных произведений Валентина Пикуля. Сам писатель сказал, что это его главная литературная удача. Она рассказывает о жизни человека, который оказывал большое влияние на обстановку в стране. При этом личность его вызывает множество споров до сих пор, то же самое касается и книги.
Центральным персонажем романа стал Григорий Распутин. Он был привезён из Сибири в столицу, поскольку заметно отличался от других своими взглядами. Григорий хорошо разбирался в людях, понимал, как понравиться. За недолгое время он смог закрепиться в светском обществе, а затем при помощи фрейлины и при дворе императора. Постепенно он всё больше воздействовал на принятие важных решений, умело пользовался своим положением. Окружающие, видя его успехи, стали собираться вокруг него, чтобы тоже извлечь какую-то выгоду.
Роман охватывает период с момента становления Николая II в последние годы правления Александра III и до осени 1917 года. Писатель, рассказывая о жизни главного героя, отражает исторические события: русско-японскую войну, подавление революции 1905 года, Первую Мировую войну, Февральскую революцию. Он заставляет задуматься о том, почему была разрушена вся система царской власти.
В книге нет вымышленных персонажей, Пикуль опирался на реальные факты. Для написания романа он использовал более сотни источников. Автор изучал открытые документы, официальные версии событий, воспоминания очевидцев, данные допросов и показаний чиновников и министров. Он часто даёт ссылки на эти источники. По этой причине изложенные факты можно считать вполне достоверными. Писатель ведёт речь об отрицательных сторонах человеческой личности, раскрывает пороки общества и власти, забывая упомянуть о хорошем. Кому-то это может быть не по вкусу. Но в романе автор хотел показать именно это – нечистоту властных сил.
Произведение относится к жанру Проза. Оно было опубликовано в 1979 году издательством Вече. Книга входит в серию "Книги Пикуля/целлофан". На нашем сайте можно скачать книгу "Нечистая сила" в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt или читать онлайн. Рейтинг книги составляет 4.21 из 5. Здесь так же можно перед прочтением обратиться к отзывам читателей, уже знакомых с книгой, и узнать их мнение. В интернет-магазине нашего партнера вы можете купить и прочитать книгу в бумажном варианте.
Известный клеветник на старца Григория Распутина и святого Царя-мученика писатель-лжеисторик Валентин Пикуль, заканчивая свой роман «Нечистая сила», писал «По определению В. И. Ленина, «контрреволюционная эпоха (1907-1914) обнаружила всю суть царской монархии, довела ее до «последней черты», раскрыла всю ее гнилость, гнусность, весь цинизм и разврат царской шайки с чудовищным Распутиным во главе ее…» Вот именно об этом я и писал!»
Ах как старался угодить клеветник Пикуль тогдашней коммунистической власти. Как же! Ведь она на фоне описанного в книге «царского беспредела» выглядела просто агнцем! Но что-то не учел знаменитый злопыхатель. Власть оказалась не такой гнусной, как сам писатель. К 1979 году, ко времени выхода сокращенного варианта романа Пикуля в журнале «Наш современник» что-то в коммунистической власти изменилось. Не случайно же после публикации ближайшее окружение Л.И.Брежнева пришло в замешательство. Секретарь ЦК КПСС М. В. Зимянин даже вызвал «на ковер» зарвавшегося писателя.
Затем на Всесоюзном идеологическом совещании в отношении Пикуля критически высказался член политбюро КПСС, главный идеолог СССР М.А.Суслов. А после этого в газете «Литературная Россия» появилась разгромная статья старшего научного сотрудника АН СССР, кандидата исторических наук И.М.Пушкаревой, направленная против романа у «Последней черты» (авторское название «Нечистая сила»). Ученый историк Пушкарева прямо заявила о плохом знании Валентином Пикулем истории и отметила, что «литература, которая «лежала на столе» у автора романа (судя по списку, который он приложил к рукописи), невелика… роман… не что иное, как простой пересказ… писания белоэмигрантов — антисоветчика Б. Алмазова, монархиста Пуришкевича, авантюриста А. Симановича и пр.».
О том же гласило и редакционное заключение, подписанное заведующим редакцией художественной литературы Е.Н.Габисом и старшим редактором Л.А.Плотниковой: «Рукопись В. Пикуля не может быть издана. Она не может считаться советским историческим романом…».
Итак, конец 1970-х годов. Эпоха застоя. А коммунистическая власть тем не менее пересматривает свои взгляды на историю. И потому Пушкарева в редакционном заключении Лениздата на рукопись Пикуля довольно патриотично пишет: «Рукопись романа В. Пикуля «Нечистая сила» не может быть принята к изданию, поскольку …является развернутым аргументом к пресловутому тезису: народ имеет таких правителей, каких заслуживает. А это оскорбительно для великого народа, для великой страны…»
Когда же Лениздат расторг договор, Пикуль передал свою рукопись в «Наш современник» и роман «Нечистая сила», хотя и с большими сокращениями, и под названием «У последней черты» все-таки вышел. Известный критик Валентин Оскоцкий так отозвался о публикации в «Нашем современнике»: «В романе отчетливо сказалась не историчность авторского взгляда, подменившего социально-классовый подход к событиям предреволюционной поры идеей саморазложения царизма».
По-коммунистически? Да. Но важно-то не это. Важно то, что все критики сходятся в одном — роман Пикуля не историчен. Искажение истории и (по словам Пушкаревой) «оскорбление великого народа, великой страны» — вот в чем причины того, что произведение Пикуля не было принято советской цензурой.
По этим же причинам заседание секретариата правления СП РСФСР публикацию романа в журнале «Наш современник» определило, как ошибочную. Валентин Саввич, конечно же, впал в депрессию В одном из писем писал: «Живу в стрессах. Меня перестали печатать. Как жить — не знаю. Писать хуже не стал. Просто не нравлюсь советской власти…»
Но не только советской власти не нравился рьяный коммунист Пикуль. Он не нравился и антикоммунистам. Так, сын царского премьер-министра П.А.Столыпина Аркадий Столыпин написал о романе статью с названием «Крохи правды в бочке лжи» (впервые вышла в зарубежном журнале «Посев» № 8, 1980 г.). В ней он утверждал: «В книге немало мест не только неверных, но и низкопробно-клеветнических, за которые в правовом государстве автор отвечал бы не перед критиками, а перед судом».
Не нравился Валентин Пикуль и своим собратьям по литературе. Например, прозаик В. Курбатов писал В.Астафьеву после публикации романа «У последней черты» в «Нашем Современнике»: «Вчера закончил чтение пикулевского «Распутина» и со злостью думаю, что журнал очень замарал себя этой публикацией, потому что такой «распутинской» литературы в России ещё не видели и в самые немые и постыдные времена. И русское слово никогда не было в таком небрежении, и уж, конечно, русская история ещё не выставлялась на такой позор… Теперь уж и в уборных как будто опрятнее пишут». А Юрий Нагибин в знак протеста после публикации романа даже вышел из редколлегии журнала «Наш современник».
Но наступили другие времена. Грянула (не к ночи будь помянута) так называемая перестройка. На смену консервативным коммунистам-патриотам пришли либеральные коммунисты, западники, которым было наплевать на историческую Россию. Цензура ослабла и с 1989 года роман Валентина Пикуля стал издаваться в различных издательствах выставляя русскую историю, по определению Курбатова, «на позор». Прискорбно об этом говорить, но к одной из книг лично написал предисловие нынешний председатель Союза писателей России В.Н.Ганичев. А в 1991 году он издал роман Пикуля «Нечистая сила» и в своей «Роман-газете» более чем трехмиллионным тиражом. Так началось масштабное тиражирование исторической лжи.
Но надо отдать должное крайнему интересу нашего народа к истории. Особенно во время перестроечных годов. И особенно к романам Валентина Пикуля, которыми зачитывались миллионы читателей. Справедливости ради отметим, что написаны они действительно талантливо. Критики и читатели согласно утверждают, что романы Пикуля захватывают своими сюжетами, читаются с большим интересом. Может оно и так… Может действительно пьянство и разврат Царей и Цариц интересны для тех, кто пытается оправдать себя. Наверное, для миллионов советских людей, «серых совков», было важно понимать то, что великий человек так же подл и мерзок, как и «всякий человек»? В свое время о таком «интересе» Александр Пушкин написал так: «Толпа жадно читает исповеди, записки, потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости, она в восхищении. Он мал как мы, он мерзок как мы! Врете, подлецы: он и мал, и мерзок — не так как вы — иначе! … Презирать суд людей не трудно; презирать суд собственный невозможно».
Можно полагать, что Пикуль врал о мерзости великих намеренно. Ведь знал же он, например, о положительном историческом взгляде на Григория Распутина. Хорошо знавшая Валентина Саввича Л.Н.Воскресенская вспоминала: «А что за «нечистая сила»? Это, по его /Пикуля/ мнению, был Распутин. Тут я с ним была совершенно не согласна. И хотя он мне лично показывал те документы, на которые он и в книге своей опирался, о том, что Распутин был развратником, но я ему все равно говорила, что неправда это. Мне тогда кто-то, как будто в пику ему, дал накануне небольшую книжечку Николая Козлова о Распутине. И в ней автор задавался вопросом: как мог Распутин быть развратником, если его Святая Чета выбрала? И отвечал, что клевета была масонами спровоцирована. И Распутин для них был только мелкой пешкой, поскольку целью было скомпрометировать Царя и Его Семью… В этой книге Козлова приводились воспоминания о встречах Распутина со священниками, старцами, и даже с архиепископом. Такие духовные встречи, такие разговоры и вдруг — разврат? Не могло быть такого никак. Ну, не сходилось. И я сразу подумала: «О, какие враги то были у нашего Царя — через Распутина пошли». И Пикулю все это я тогда и сказала».
В наше время тиражирование исторической лжи Валентина Пикуля продолжается. Но следует понимать, что его произведения для православных христиан — это кощунственные произведения. Ложь о православных русских Царях и Царицах, ложь о православной русской монархии, клевета на святого Царя мученика и самого близкого для него человека из народа — человека Божия Григория Распутина, это иначе как кощунством не назовешь. И потому очень прискорбно, когда православные ссылаются на книги Пикуля, отстаивая свою точку зрения (в особенности) на Григория Распутина. Хотя конечно же поминать произведения Пикуля не пристало не только православным, но и всем, кто пытается отстаивать свои взгляды на историю ссылками на него. В заключение еще раз хочется напомнить слова Аркадия Столыпина о том, что в творчестве Пикуля есть «немало мест не только неверных, но и низкопробно-клеветнических, за которые в правовом государстве автор отвечал бы не перед критиками, а перед судом».
Дмитрий Быков: Ну вот 1989 год, проект «Сто лет ― сто книг» добрался наконец до выхода романа Валентина Пикуля «Нечистая сила».
История этого романа удивительна. Сначала он был в полном виде закончен в середине семидесятых, представлен в несколько издательств, представлен в журнал «Наш современник». Все понимали, что печатать его нельзя, и тем не менее напечатали. Напечатали в сильно сокращенном, примерно раза в полтора, и, прямо скажем, искаженном виде.
Эти четыре номера «Нашего современника», нечеловечески затрепанные, до сих пор хранятся у нас дома, потому что они всегда ходили по рукам, потому что интересно. Мы подписывались на многие журналы, но очень редко нам удавалось так удачно попасть. Обычно всё интересное печатается где-то у других, иногда в какой-нибудь самой неожиданной «Технике молодежи», как Стругацкие. А тут вот мы попали. Мы выписали «Наш современник», довольно нудный почвенный журнал, и в нем ― бац! ― самый популярный роман Пикуля.
Пикуль вообще считал эту книгу своей лучшей. Называлась она «Нечистая сила», в результате её назвали «У последней черты». Она в 1979 году удостоилась разноса непосредственно от Суслова. Александр Яковлев, впоследствии архитектор перестройки, увидел в этом романе ― совершенно обоснованно ― антисемитизм и написал довольно резкую статью.
Яковлев мне рассказывал, я помню, как прочитал эту книгу и поразился совершенно открытой проповеди антисемитизма, которая там содержалась, и обсудил это с Громыко во время своего обеда. Он тогда служил в Канаде, а Громыко приехал в Канаду в гости, они обедали и Яковлев спросил: «Что же это делается?». И Громыко сказал: «Да, знаете, я тоже недоумеваю».
В верхах роман вызвал сильное неудовольствие, но думаю, что это неудовольствие в огромной степени зависело не от того, что там якобы имелся антисемитизм. Действительно имелся, в общем, его там видно. Но проблема-то этого романа не в антисемитизме. Проблема романа в том, что он показывает разложение верхушки.
Конечно, Пикуль сделал всё возможное, чтобы со всех сторон подпереться. Он написал: «Да, в моем романе не действуют революционеры, там нет подпольщиков, там нет коммунистов. Но я же всё это уже описал в двухтомном романе „На задворках великой империи“ и не вижу смысла повторяться». Конечно, если бы он вставил туда пару сцен с Лениным в Цюрихе или, допустим, с Дзержинским на каторге, может быть, книга приобрела бы чуть более советское звучание.
Но на самом-то деле роман писался о вырождении советской верхушки. И тогда было четыре произведения, которые, собственно говоря, существовали полулегально, но пользовались огромной популярностью. Первый ― легальный вполне, но трудно доставаемый труд вполне советского историка Касвинова «Двадцать три ступени вниз». Тут, понимаете, описывались, собственно, ступени вниз Ипатьевского дома, ну и двадцать три года царствования Николая Романова описывались как спуск по исторической лестнице в страшный подвал, кровавый подвал, в котором закончилась история российской монархии.
Надо сказать, что книга эта была написана с позиций предельно объективных, не таких уж оголтело марксистских, и в ней, в общем, содержалось некоторое даже сочувствие к императору и его семье, хотя это приходилось вычитывать между строк.
Вторым таким текстом ― не знаю, в какой степени кинокартину можно называть текстом, но тем не менее ― была картина Элема Климова «Агония» по сценарию Лунгина и Нусинова. Тоже картина была изуродована, предполагалось, как рассказывал Климов, снимать её как миф, с двумя Распутиными: один реальный, другой существующий в народном воображении. Но тем не менее это был такой один из главных текстов о советской империи ― и о Российской империи, и о советских параллелях, который именно из-за этих совершенно очевидных параллелей никак нельзя было выпускать.
Понятное дело, что фильм Климова имел тем не менее пафос абсолютно советский и совершенно явно советский. Но тем не менее возникало ощущение большого авторского сочувствия к Николаю, которого играл Ромашин, к Вырубовой, которую играла Фрейндлих. В общем, всех как-то было жалко. И империю было жалко. А уж Распутин―Петренко выглядел вообще совершенно очаровательным персонажем.
Третьим таким текстом, который был в это время очень ограниченно доступен, была ходившая очень широко в самиздате копия якобы дневников Вырубовой, которая была напечатана в журнале «Былое». Разумеется, никакого отношения к Вырубовой и её дневникам эта фальшивка не имела, но я хорошо помню, что эта подделка пользовалась огромной популярностью в среде советской интеллигенции.
И многие, кстати говоря, изучали ту ситуацию по пьесе Толстого и Щеголева «Заговор императрицы». Эта пьеса была абсолютно желтая, абсолютно скандально бульварная, очень оскорбительная для всей тогдашней, как это называли, романовской клики, но тем не менее всё это пользовалось популярностью. Почему? А потому что параллели бросались в глаза.
Ну и наконец, четвертый такой текст ― это роман Пикуля, который был тогда до известной степени знаменем так называемой русской партии. Что такое русская партия? Да, существовали тогдашние почвенники. Почвенники всегда предлагают себя власти в качестве кузнецов репрессивного проекта: вот дайте нам, и мы всех этих жидишек передавим! А почему их надо передавить? Да они все либералы, они все проамериканцы, они все интеллигенты! А вот мы настоящие. Настоящими, исконно-посконными они считали себя на основании того, что писали очень плохо. И поэтому они предлагали себя всё время в качестве инструмента новой опричнины.
Надо сказать, что Валентин Саввич Пикуль, замечательный прозаик, принадлежал, в общем, если не организационно, то идеологически к партии «Нашего современника». И, конечно, он критиковал власть. Конечно, все они критиковали власть, но не слева, как либералы, а справа. За то, что она недостаточно жестока, за то, что она недостаточно идейна, за то, что она евреев и прочих нацменов недостаточно жестко прижимает. «Не нужно помогать нацменам, не нужно строить империю, нужно дать власть нашим, русачкам!» ― вот на этом основании они и критиковали, разумеется, и коррупцию, и разврат, и идейную опустошенность.
Строго говоря, роман Пикуля о том, как евреи погубили Россию. Тут и Манасевич-Мануйлов, который, кстати, действует и в фильме Климова, еврейский журналист, махинатор, манипулятор, который управляет Распутиным и с его помощью сбивает царя с панталыку. Тут и вся еврейская пресса, тут и целый заговор …, что открытым совершенно текстом написано у Пикуля. Кстати, описывая того же Манасевича, он произносит сакральную фразу: «Красивый толстый мальчик привлек внимание известных …». Это была какая-то дикая смелость по советским временам, считалось, что … не существует, да и евреи неизвестно, есть ли.
Короче, вся эта невероятная храбрость по тем временам преследовала единственную цель ― показать власти, что она опять идет по двадцати трем ступенькам вниз, она опять повторяет страшный путь Николая Романова, который привел его в Ипатьевский дом. Наверно, действительно цифра 23 ― какая-то в известном смысле роковая. Брежнев, правда, процарствовал дольше, но тем не менее 23 года Николая Романова ― это и в самом деле как-то многовато, и поэтому его слишком позднее отречение от престола, видимо, уже ничего не могло спасти, могло только ускорить гибель. Да и вообще его предали, о чем говорить?
Если же говорить об объективном результате, то вот здесь начинается интересное. Когда-то Владимир Новиков иронически назвал Россию самой читающей Пикуля и Семенова страной. Да, но не только их, конечно. Но надо вам сказать, что на фоне нынешнего масскульта и паралитературы Пикуль и Семенов ― это титаны мысли. Да, это, конечно, действительно акулы ротационных машин.
Эти писатели, пусть они даже писали по тем временам беллетристику, прекрасно знали историю, владели многими закрытыми источниками. Библиотека Пикуля в Риге, где он жил, насчитывала 20 тысяч томов, и там были уникальные раритеты. Он перелопатил огромное количество (думаю, не меньше, чем Солженицын) архивов, касавшихся 1912-1917 годов, периода мрачнейшей реакции. Естественно, он подперся эпиграфом Ленина про кровавую шайку с чудовищным Распутиным во главе.
Он реакцию постстолыпинскую, с 1911 года, да и достолыпинскую, примерно начиная года с 1903, да и собственно реакцию с 1907 года, когда раздавили революцию, столыпинскую как таковую с 1907 года, пока его не убили, до 1911 ― всё это он изучил достаточно тщательно. Надо сказать, что, как и все русские консерваторы, он относился к Столыпину, может быть, слишком восторженно. Но надо сказать, что в романе «У последней черты» нет никаких иллюзий насчет того, что Столыпин мог спасти положение. Там довольно четко написано, что всё катилось в бездну.
И вот смотрите, какая интересная получается вещь. Пикуль был, конечно, человек очень консервативных, очень почвенных воззрений. Когда он писал идеологические вещи, как, например, некоторые его миниатюры, весь его талант куда-то девался. Но когда он писал собственно материал, историю, вот здесь прав Веллер, который был и остается одним из немногих сторонников такой писательской реабилитации Пикуля.
Считалось, что Пикуль пошляк. Но не надо забывать, что Пикуль ― аппетитнейший, увлекательнейший рассказчик. Это особенно видно по замечательному роману «Фаворит» об эпохе Екатерины. Это видно по «Пером и шпагой», по «Слову и делу», лучшему русскому, я думаю, роману после Лажечникова об истории Анны Иоанновны. «Слово и дело» ― великая книга, потому что в ней весь ужас бироновщины запечатлен с невероятной силой и брезгливостью.
Да и строго говоря, даже его «Три возраста Окини-сан» ― это тоже очень приличное сочинение. Да у него много! «Париж на три часа», «Пером и шпагой». Можно по-разному относиться к его «Реквиему каравану PQ-17», но тем не менее, когда он не касался ближайшей истории, давняя у него выходила и сочно, и красочно, и аппетитно, и омерзительно. В общем, он серьезный писатель.
И вот когда Пикуль описывает разложение распутинской монархии, монархии времен Распутина, монархии, которая непосредственно управляется нашим другом, когда он описывает всю глубину этой гнили, этого разложения, нельзя не отнять у него и изобразительной силы, и убедительности. И главное вот что интересно: Пикуль любуется некоторыми своими героями. Тем же Манасевичем-Мануйловым, которого он ненавидит, тем же Андронниковым (Побирушкой), да? Но больше всего, конечно, он любуется Распутиным.
Вот меня недавно спросили, можно ли назвать Распутина трикстером. Объективно нет, объективно он был довольно скучный малый. Но вот того Распутина, которого описывает Радзинский, и особенно того Распутина, которого описывает Пикуль, трикстером назвать можно. Это шут у трона, человек невероятной физической и нравственной силы, огромной притягательности, весельчак, кутила. И вот эта знаменитая Распутина мадера, мадерца с корабликом на этикетке, и его неубиваемость, и его бабы бесконечные, его увлекательные отношения с Вырубовой и с царицей, и особенно, конечно, таинственная такая легенда о том, что Бадмаев, великий врач, потчует его какими-то средствами для поддержания мужской силы.
Вся эта легендарная, и эротичная, и хитрая, и глупая, и наивная в чем-то фигура, позволившая так по-дурацки себя заманить в ловушку и убить, перерастает у Пикуля в какой-то странный символ неубиваемости и хитрости народа. Вот его Распутин ― это такой народный герой, немножко вроде Уленшпигеля. И он жутко обаятелен у него выходит. Наверно, это была одна из причин, по которым книга была запрещена, не вышло отдельное издание при советской власти, а сам Пикуль надолго был лишен публикации.
Потому что Распутин у него выходит невероятно обаятельным. И когда после смерти Распутина о нем вспоминают и поют: «Со святыми упокой, человек он был такой, любил выпить, закусить да другую попросить», мы тоже как-то начинаем по нему скорбеть. Великий, в сущности, ничтожный, наивный, удивительно талантливый, удивительно глупый человек, который залетел выше, чем ему полагалось, и на этом погиб.
Обратите внимание, что ведь и Распутин, и Николай были на самом деле частыми довольно героями русской поэзии того времени. Ведь и Бунин в стихотворении «Божий мужичок», и Гумилев в стихотворении о Распутине ― «В гордую нашу столицу входит он — Боже, спаси! ― обворожает царицу необозримой Руси» , и Антокольский ― самые разные поэты посвящали ведь ему стихи. Что-то в нем было.
И вот эта легендарная фигура Распутина побеждает и предубеждения Пикуля, и его довольно консервативные взгляды. Она превращает его роман «Нечистая сила» в безумно увлекательное чтение. Как вот правильно говорил МХАТовский завлит, по-моему, Марков, да, Марков, по поводу пьесы Булгакова «Батум»: «Когда герой исчезает, хочется, чтобы он появился скорее, по нём скучаешь». И действительно, всё, что не касается Распутина в этом романе, такая довольно занятная экзотика из времен распада империи. А вот появляется Распутин, и тут же появляется электрическое напряжение. Он сумел о нем написать.
Надо сказать, что такие попытки были. Был, скажем, трехтомный роман Наживина, вышедший в эмиграции, довольно скучный, правду сказать, хотя есть места там блистательные и Горький высоко его оценил. Но Пикуль умудрился написать о крахе империи веселый плутовской роман, временами страшный, временами отвратительный, но в главной своей интонации веселый.
И когда мы сегодня наблюдаем разнообразное жулье, разоблачаемое Навальным, мы, конечно, понимаем, что Навальный-то прав, но вместе с тем мы смотрим на них с каким-то очень русским восторгом. Ну молодцы ребята! Как они хитро, правильно всё это делают! Неправильно, конечно, но как у них получается!
Прав был абсолютно Андрей Синявский, сказав, что вор в русской сказке ― это фигура эстетическая, это плут, это герой плутовской новеллы. За ним приятно следить, он художник, артист. И Распутин у Пикуля такой же артист. Это часто бывает с писателями, которые умудряются влюбиться в объект своего изображения. Правду сказать, ни в одном из своих романов Пикуль не достигал такого эффекта. Никогда у него не получалось такого обаятельного прохвоста.
Правду сказать, мистическую составляющую личности Распутина, его таинственный дар, его способность заговаривать кровь и зубы он отбрасывает абсолютно. Он восхищается этим таким, как правильно писал тогда Александр Аронов, «этим русским Вотреном», этим жуликом из низов, который так высоко залетел. И, в общем, получился у него, как ни странно, единственный народный герой во всей тогдашней советской литературе.
Естественно, когда книга вышла в 1989 году, она уже прежнего ажиотажа не вызывала. Но даже на фоне 1989 года, когда печаталась прорва антисталинской литературы и эмигрантской прозы, этот роман всё-таки прогремел. И Валентин Пикуль, я думаю, останется в русской литературе не просто как беллетрист, а как один из великих прозаиков, как это ни странно, притом великих со всеми неизбежными минусами. В любом случае эта книга сегодня читается как свеженькая.
Ну, а мы поговорим о девяностом годе, о книге «Невозвращенец» Александра Кабакова, которая, можно сказать, определила всю литературу девяностых.
Памяти моей бабушки – псковской крестьянки Василисы Минаевны Карениной, которая всю свою долгую жизнь прожила не для себя, а для людей, – посвящаю.
который мог бы стать эпилогом
Старая русская история заканчивалась – начиналась новая. Стелясь в переулках крыльями, шарахались по своим пещерам гулко ухающие совы реакции… Первой исчезла куда-то не в меру догадливая Матильда Кшесинская, уникальнейшая прима весом в 2 пуда и 36 фунтов (пушинка русской сцены!); озверелая толпа дезертиров уже громила ее дворец, вдребезги разнося сказочные сады Семирамиды, где в пленительных кущах пели заморские птицы. Вездесущие газетчики утащили записную книжку балерины, и русский обыватель теперь мог узнать, как складывался поденный бюджет этой удивительной женщины:
За шляпку – 115 рубл.
Человеку на чай – 7 коп.
За костюм – 600 рубл.
Борная кислота – 15 коп.
Вовочке в подарок – 3 коп.
Императорскую чету временно содержали под арестом в Царском Селе; на митингах рабочих уже раздались призывы казнить «Николашку Кровавого», а из Англии обещали прислать за Романовыми крейсер, и Керенский выразил желание лично проводить царскую семью до Мурманска. Под окнами дворца студенты распевали:
Надо Алисе ехать назад,
Адрес для писем – Гессен – Дармштадт,
Фрау Алиса едет «нах Рейн»,
Фрау Алиса – ауфвидерзейн!
Кто бы поверил, что еще недавно они спорили:
– Монастырь над могилою незабвенного мученика мы так и назовем: Распутинским! – утверждала императрица.
– Дорогая Аликс, – отвечал супруг почтительно, – но такое название в народе истолкуют превратно, ибо фамилия звучит непристойно. Обитель лучше именовать Григорьевской.
– Нет, Распутинской! – настаивала царица. – Григориев на Руси сотни тысяч, а Распутин только один…
Помирились на том, что монастырь станет называться Царскосельско-Распутинским; перед архитектором Зверевым императрица раскрыла «идейный» замысел будущего храма: «Григория убили в проклятом Петербурге, а потому Распутинский монастырь вы повернете к столице глухой стеной без единого окошка. Фасад же обители, светлый и радостный, обратите на мой дворец…» 21 марта 1917 года, именно в день рождения Распутина, они собирались закладывать монастырь. Но в феврале, опережая царские графики, грянула революция, и казалось, что сбылась давнишняя угроза Гришки царям:
«Вот ужо! Меня не станет – и вас не будет». Это правда, что после убийства Распутина царь продержался на престоле всего 74 дня. Когда армия терпит разгром, она закапывает свои знамена, дабы они не достались победителю. Распутин лежал в земле, подобно знамени павшей монархии, и никто не знал, где его могила. Место его погребения Романовы скрывали…
Штабс-капитан Климов, служивший на зенитных батареях Царского Села, однажды гулял по окраинам парков; случайно он выбрел к штабелям досок и кирпичей, на снегу коченела недостроенная часовня. Офицер фонариком осветил ее своды, заметил черневший под алтарем провал. Протиснувшись в его углубление, оказался в подземелье часовни. Здесь стоял гроб – большой и черный, почти квадратный; в крышке было отверстие, вроде корабельного иллюминатора. Штабс-капитан направил луч фонаря прямо в это отверстие, и тогда на него из глубин небытия, жутко и призрачно, глянул сам Распутин…
Климов явился в Совет солдатских депутатов.
– Дураков-то на Руси много, – сказал он. – Не хватит ли уже экспериментов над русской психологией? Разве можем мы ручаться, что мракобесы не узнают, где лежит Гришка, как узнал это я? Надо от начала пресечь все паломничества распутинцев…
За это дело взялся солдат дивизиона броневиков большевик Г. В. Елин (вскоре первый начальник бронетанковых сил юной Советской Республики). Весь в черной коже, гневно скрипящей, он решил предать Распутина казни – казни после смерти!
Сегодня дежурным по охране царской семьи был поручик Киселев; на кухне ему вручили обеденное меню для «граждан Романовых».
– Суп-похлебка, – читал Киселев, маршируя длинными коридорами, – пирожки и котлеты из корюшки-ризотто, отбивные из овощей, каша-размазня и оладьи со смородиной… Что ж, недурно!
Двери, ведущие в царские покои, отворились.
– Гражданин император, – произнес поручик, вручая меню, – позвольте обратить ваше высочайшее внимание…
Николай II отложил бульварный «Синий журнал» (в котором одни его министры были представлены на фоне тюремной решетки, а головы других обвивали веревки) и ответил поручику тускло:
– А вас не затрудняет несуразное сочетанье слов «гражданин» и «император»? Почему бы вам не называть меня проще…
Он хотел посоветовать, чтобы к нему обращались по имени-отчеству, но поручик Киселев понял намек иначе.
– Ваше величество, – шепнул он с оглядкой на двери, – солдатам гарнизона стало известно о могиле Распутина, сейчас они митингуют, решая, как им поступить с его прахом…
Императрица, вся в обостренном внимании, быстро переговорила с мужем по-английски, затем внезапно, даже не почуяв боли, сорвала с пальца драгоценный перстень, дар британской королевы Виктории, почти силком напялила его на мизинец поручика.
– Умоляю, – бормотала, – вы получите еще что вам угодно, только спасите! Бог накажет нас за это злодейство…
Состояние императрицы «было поистине ужасно, а еще того ужаснее – нервные подергивания лица и всего ея тела во время разговора с Киселевым, завершившегося сильным истерическим припадком». Поручик добежал до часовни, когда солдаты уже работали заступами, озлобленно вскрывая каменный пол, чтобы добраться до гроба. Киселев начал протестовать:
– Неужели средь вас не найдется верующих в бога?
Нашлись и такие среди солдат революции.
– В бога мы верим, – говорили они. – Но при чем здесь Гришка? Мы же не кладбище грабим, чтобы нажиться. А ходить по земле, в которой лежит эта падла, не желаем, и все тут!
Киселев кинулся к служебному телефону, названивая в Таврический дворец, где заседало Временное правительство. На другом конце провода оказался комиссар Войтинский:
– Спасибо! Я доложу министру юстиции Керенскому…
А гроб с Распутиным солдаты уже несли по улицам. Средь местных обывателей, набежавших отовсюду, блуждали «вещественные доказательства», изъятые из могилы. Это было Евангелие в дорогом сафьяне и скромный образок, перевязанный шелковым бантиком, словно коробка конфет на именины. С исподу образа химическим карандашом императрица вывела свое имя с именами дочерей, ниже расписалась Вырубова; вокруг перечня имен рамкой разместились слова: ТВОИ – СПАСИ – НАС – И ПОМИЛУЙ . Снова начался митинг. Ораторы взбирались на крышку гроба, как на трибуну, и говорили о том, какая страшная звериная силища лежит вот здесь, попранная ими, но теперь они, граждане свободной России, смело топчут эту нечисть, которая никогда не воспрянет…
А в Таврическом дворце совещались министры.
– Это немыслимо! – фыркал Родзянко. – Если рабочие столицы узнают, что солдаты притащили Распутина, могут произойти нежелательные эксцессы. Александр Федорыч, а ваше мнение?
– Надо, – отвечал Керенский, – задержать манифестацию с трупом на Забалканском проспекте. Предлагаю: отнять гроб силой и тайно закопать его на кладбище Новодевичьего монастыря…
Вечером возле царскосельского вокзала Г. В. Елин остановил грузовик, спешащий в Петроград, солдаты водрузили Распутина в кузов автомобиля – и понеслись, только держи шапки!
– Вот уж чего я только не возил, – признался шофер. – И китайскую мебель, и бразильское какао, и даже елочные игрушки, но чтобы везти покойника… да еще Распутина! – такого со мной еще не бывало. Кстати, а куда вам надо, ребята?
– Да мы и сами не знаем. Ты, милок, куды правишь?
