Как правильно читать образы в живописи. Как смотреть картины
Мы уже писали о том , Теперь поговорим о расшифровке картин.
Прочитайте название. Подойдите максимально близко к изображению. Всмотритесь в мазки, особенно, если это масляная фактурная живопись. Затем опять отойдите на некоторое расстояние, чтобы смог сложиться целостный образ для удобного восприятия. Далее следуйте нашей инструкции.
1. Узнайте год написания картины, биографию художника и направление, в котором он работал.
2. Отметьте «точку входа» в картину .
Это место, на которое сразу падает взгляд, с него начинается осмотр произведения. “Точка входа” несет важную эмоциональную и смысловую нагрузку. Все знают картину А.И. Куинджи “Лунная ночь на Днепре”. Луна – “точка входа”, главный образ и центр картины.
3. Прислушайтесь к своим эмоциям.
Посмотрим на гравюру Альбрехта Дюрера “Меланхолия”. Что Вы чувствуете? Горе, печаль, уныние – меланхолию. Анализируя работу, мы видим, что перед нами 3 уровня познания. Двигаемся из правого нижнего угла влево: гвозди, пила, линейка – символы ручного труда. Завершает “физический уровень” шар – в XV веке вершина мастерства рабочего. Смотрим в центр картины: ангел читает книгу, перед нами уровень познания. И, наконец, верхний уровень – истина и просвещение, к котором приходит автор. Чем больше знаешь, тем глубже видишь. Многие знания преумножают скорбь – вот причина душевной раны девушки. Но о душевной ране мы понимаем и из эмоционального анализа картины.
4. Мысленно начертите диагонали картины.
Просто выделите главные образы и проведите линии сквозь них. Получился крест? Отлично! Перед Вами смысловой центр картины, обычно в него вкладывается важный смысл. Теперь смотрите на композицию. Какая геометрическая фигура лежит в изображении? Круг – символ гармонии, бесконечности, космического единства. Квадрат – 4 стихии, мистическая символика земли. Треугольник – единство, жизнь, триада богов (Отец, Сын, Святой Дух), воскрешение.
Смысловые диагонали в картине Сурикова “Вид памятника Петру I на Сенатской площади в Санкт-Петербурге”
6. О чем говорит колорит или цветовая гамма?
У каждого цвета есть значение, смысл. До начала XX века цвет связан с формой: яблоко красное или желтое, море синее, облака белые или серые. Казимир Малевич своим “Черным квадратом” совершает революцию. Теперь цвет самодостаточен, он имеет самостоятельное содержание. Появляется целое направление – супрематизм. Например, красный – страсть, динамика, кровь, революция. Голубой – спокойствие, чистота, небо.
7. Обратите внимание на время дня и года.
Зима символизирует застой, возможно, смерть. Весна – начало жизни, надежда. Ночь – всегда тайна, мистика, чувственность.
Видите библейский, литературный или исторический контекст? Узнайте всю историю. Это крайне важно для понимания картины.
9. Расшифруйте аллегории.
Просто перечислите все образы картины: ночь, луна, дым, скалы и подумайте, что значит каждый из них. Воспользуйтесь справочной литературой, например, словарем символов Трессидера.
10. Исследуйте картину на наличие надписей и чисел.
Ни один художник не будет рисовать слова и числа просто так. Переведите непонятные выражения, узнайте, что значит каждое число. Ведь вы знаете, что каждое число имеет скрытый смысл? Все часы Сальвадора Дали, например, показывают 6 часов. А 6 – это совершенство, истина, удача.
Одной из моих самых излюбленных тем в искусстве являются картины про чтение)))
Какие одухотворенные, осмысленные и благостные лица у читающих людей!
Мне кажется, что это лучшие минуты жизни. Когда человек уносится в невидимый мир, включает свою фантазию, представляет себе картины со страниц книг, он становится волшебником. Особенно умиляют картины с семейным чтением. Как это хорошо, как это правильно!
У меня уже собрана целая коллекция картин на эту тему. Сегодня - первая часть работ.
Charles Edward Perugini (1839-1918), Girl Reading
Картины помещаю в той последовательности, в какой они ко мне пришли. Авторов некоторых из них мне установить не удалось.
Вот эта, например.
Барышня пишет и перечитывает амурное послание. Забыв про письмо, предалась светлым раздумьям))) В ее праведных глазах сияет любовь.
Дай Бог ей счастья!
Следующая картина тоже без автора. Но какая сценка семейной жизни запечатлена на ней!
Отец семейства углублен в своё серьезное чтение. Мама читает детям книжку вслух. Один из ребятишек занимается, что-то пишет в тетради. И все это под уютнейшим большим абажуром. Какие же все они молодцы!
А как хорошо читается летом в саду! Запах цветов, свежий ветерок, ласковое солнце. Идиллия!
Allan R. Banks
Милая читательница в желтом платье. Удобно расположилась в кресле и витает где-то в облаках)))
Фрагонар, Жан Оноре (1732 - 1806)
Вот эта девушка тоже хороша. Такая домашняя, скромная.
Будет хорошей женой и мамой - в этом нет сомнения.
Huntington Daniel. Study In A Wood.
Девочка за книгой. Настолько увлеклась, что забыла обо всем на свете. Переживает за героев романа.
Franz Eybl
Две картины с мужчинами в высшей степени достойными похвалы.
Первый - эмоциональный, увлекающийся. Собрал большую библиотеку. Уверена, что он трудится на ниве просвещения.
Johann Hamza (1850-1927)
Второй - философски курит трубку и тоже полон идей и раздумий.
Pierre-Auguste Renoir
Настоящая леди должна быть именно такой))) С ней всегда приятно побеседовать, так как она много читала и отличается хорошим вкусом и манерами. Но в то же время, проста и уважительна к любому собеседнику.
Thomas Benjamin Kennington(1856-1916). Lady reading by a window.
Даже со спины видно, как хороша и умна дама за столом. Картины, фото на стенах, цветы в вазе, утонченный наряд и прическа. У нее, наверно, чудный голос, она и поет, и музицирует, и искусство нежно любит.
Fernand Toussaint (Belgian Painter, 1873 - 1955)
Задумалась, унеслась мыслями в неведомые края. Раньше говорили - витает в эмпиреях. Строит какие-то планы, а, может быть, и воздушные замки. Пусть ее мечты сбудутся!
Paul Barthel
В стародавние времена, когда рыцари сражались за своих дам на турнирах, дамы читали возвышенные трактаты, чтобы суметь вдохновить поклонников на новые подвиги)))
Дже́ймс А́рчер
Чистая девушка самозабвенно читает и столько ума и прелести в ее лице!
Bulleid George Lawrence
Что и говорить, женщина за книгой - лучшее зрелище для настоящего мужчины)))
Дельфин Анжольрас
Здесь меня привлек яркий наряд девочки, но все же главное, что она не носится в нем по дому, а тихо, спокойно читает книжку. Правильно делает.
Marianne (Preindlsberger) Stokes (1855 - 1927)
С самого детства нужно увлекать чтением малышей, тогда они вырастут достойными и порядочными людьми.
Jan Frederik Pieter Portielje
Любовное письмо, а, возможно, и стихи. Веет вдохновением)))
Vittorio Reggianini
Мальчишки забрались в гамак и вместе читают книгу. Солнце им с удовольствием улыбается.
Steven Christopher Seward
Название этой картины - Медитация.
Действительно, чтение литературных произведений является медитацией. И всем нам нужно не забывать - читать книги почаще.
Pierre Auguste Cot (1837-1883). Meditation.
Одни считают, что 90% людей ничего не смыслят в живописи, так как не способны отличить хорошую картину от дурной. Вторые говорят о том, что искусство понимают все, а третьи радикально отмечают, что «разбираться» вовсе не нужно, ведь полотна призваны лишь дарить нам наслаждение.
сайт предлагает альтернативную точку зрения – пониманию искусства можно и даже нужно учиться! 6 несложных советов помогут вам в этом.
1. Узнайте о живописи больше
Первое, что необходимо сделать, – это получить некоторое представление о живописи различных эпох. Ведь как бы нам этого ни хотелось, по взмаху волшебной палочки мы вряд ли отличим Рафаэля от Рубенса, а Тициана от Рембрандта. Для этой цели необходима теоретическая база. Поэтому стоит почитать о направлениях в изобразительном искусстве, великих мастерах и выдающихся произведениях каждой эпохи.
Подобную информацию сегодня можно найти как в многочисленных книгах об искусстве, так и в Интернете. Подойдут любые пособия – подробные или поражающе краткие, например, биографические справочники о мастерах живописи. Выбирайте литературу в зависимости от того, сколько времени вы можете потратить на изучение искусствоведения, а также желания, насколько глубоко вы хотите погрузиться в вопрос.
В которой искусствовед Сьюзен Вудфорд на примерах самых разных произведений рассказывает, как научиться понимать искусство, на что обращать внимание, как объяснить, что какие-то картины нравятся нам больше других, и что нужно знать, чтобы оценить на первый взгляд непримечательные работы.
Существует множество способов смотреть на картины. Для этой главы мы выбрали четыре произведения живописи, относящихся к разным периодам и стилям, чтобы рассмотреть их с нескольких несхожих точек зрения.
Для чего служат картины?
Зададимся вопросом: для чего служат картины? Около пятнадцати тысяч лет назад на потолке пещеры, находящейся на территории современной Испании, было создано очень убедительное изображение бизона. Попробуем представить себе, какую функцию выполняло это изображение, находящееся в темном углу недалеко от входа в пещеру? Предполагают, что его цель - магическая, и что оно было призвано придать своему создателю (или его племени) дополнительную силу, позволяющую поймать и убить изображенное животное. Тот же принцип действует в религии вуду: в куклу, похожую на определенного человека, втыкают булавку, чтобы принести этому человеку вред. Должно быть, пещерный живописец верил, что рисунок поможет ему на охоте.
Наскальный рисунок с изображением бизона. Первобытный художник. Пигменты, сделанные из угля и охры. Пещера Альтамира, Испания. 15–10 тыс. до нашей эры
Воскрешение Лазаря. Византийский мастер. Мозаика Базилика Сант Аполлинаре Нуово, Равенна, Италия. VI век
Вторая картина совсем не похожа на первую - это мозаика из раннехристианской церкви. Легко прочитывается ее сюжет - воскрешение Лазаря. Лазарь был мертв уже четыре дня, но Христос потребовал открыть вход в пещеру, где его похоронили, обратил взор к небу и произнес:
Отче! Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня.
И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами…
Ин. 11: 41–44
Мозаика с восхитительной наглядностью иллюстрирует эту историю; мы видим, как Лазарь, «обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами», выходит из пещеры. Мы видим, как облаченный в пурпурное одеяние Христос призывает Лазаря повелительным жестом. Рядом с ним один из «здесь стоящих», которых должно убедить чудо, потрясенно отводит руку. Композиция построена просто и ясно: на золотом фоне изображены плоские, четко очерченные фигуры. Эта сцена не столь живая, как наскальный рисунок, но те, кто знаком с изображенным сюжетом, легко его распознают.
Какой цели служила эта мозаика, будучи частью украшения церкви? В VI веке, когда она была создана, очень немногие умели читать. А церковь стремилась к тому, чтобы учение, изложенное в Евангелии, распространилось как можно шире. Папа Григорий Великий объяснял: «Иконы для неграмотных суть то же, что Священное Писание для грамотных». Иначе говоря, люди могли лучше понять Библию, глядя на такие доходчивые иллюстрации к ней, как эта мозаика.
На соседней странице вы видите картину кисти Бронзино, живописца-интеллектуала XVI века. Он изобразил Венеру, языческую богиню любви, которую отнюдь не по-сыновьи обнимает крылатый юноша - ее сын Купидон. Справа от центральной группы мы видим жизнерадостного мальчика: по мнению одного из специалистов, он олицетворяет Удовольствие. За ним - загадочная девушка в зеленом; мы с удивлением замечаем под ее платьем тело змеи. Судя по всему, она олицетворяет Лживость - дурное качество, злонамеренность под маской искренности, - которая порой сопутствует любви. Слева от центральной группы изображена злобная старуха, рвущая на себе волосы. Это Ревность - союз зависти и отчаяния, без которого редко обходится любовь.
В верхней части картины изображены две фигуры, приподнимающие завесу, которая скрывала сцену от посторонних глаз. Крылатый мужчина - это отец-Время; за его плечами - символ времени, песочные часы. Время обнаруживает превратности, сопутствующие чувственной любви. Женщина слева от Времени - по всей вероятности, Правда, открывающая взрывную смесь терзаний и наслаждений, рождаемую в нас дарами Венеры.
Итак, эта картина представляет собой нравоучение: ревность и лживость - не менее частые спутники любви, чем удовольствие. Но произведение Бронзино лишено той простоты, с какой показана история воскрешения Лазаря: его мораль воплощена в замысловатой аллегории с использованием персонификаций. Перед живописцем не стояла задача в доступной форме изложить историю для неграмотных - напротив, он стремился заинтриговать и даже раздразнить просвещенную аудиторию.
Аллегория с Венерой и Купидоном. Аньоло Бронзино. Около 1545 года
Осенний ритм (No 30). Джексон Поллок. 1950 год
Картина была написана для великого герцога Тосканского, который преподнес ее королю Франции Франциску I. Обращенная к узкому кругу образованных людей, она создавалась одновременно как назидание и развлечение.
И наконец, взгляните еще на одну картину (вверху) - она написана сравнительно недавно американским живописцем Джексоном Поллоком. В ней вы не найдете внешних реалий: нет ни бизона, которого нужно поймать, ни религиозного сюжета, нуждающегося в пересказе, ни сложной аллегории, требующей разгадки. Напротив, мы словно видим, как живописец швырял краску на огромный холст, чтобы создать волнующую и живую абстрактную композицию. В чем цель такой картины? Она призвана выразить творческую активность и физическую энергию художника, рассказать зрителю о действиях его тела и мысли во время создания произведения.
Культурный контекст
Второй способ анализировать картины - задать себе вопрос о том, что они могут поведать о культуре своей эпохи. Так, наскальная живопись может рассказать нам кое-что - пусть и не много - о первобытном человеке, который перемещался с места на место, охотясь на диких животных, и иногда находил убежище в пещерах, но не строил постоянных поселений и не занимался земледелием.
Христианская мозаика VI века свидетельствует о патерналистской культуре, в которой образованная элита просвещала необразованные массы. Она говорит о том, что на заре христианства было важно представить его догматы в доходчивой форме, чтобы простые люди могли постичь смысл этой еще сравнительно молодой религии.
Аллегория Бронзино красноречивее любых слов повествует о высокоинтеллектуальном и куртуазном - или даже пресыщенном - обществе: его представителям нравились загадки и головоломки, искусство было для них изощренной игрой.
Картина ХХ века рассказывает о людях эпохи, которая высоко ценит личное ви дение и уникальные действия художника, отвергая традиционные ценности привилегированных классов в пользу свободы самовыражения.
Сходство
Третий способ рассматривать картины - попытаться понять, насколько они правдоподобны. Достижение сходства с природой было важной и очень сложной задачей искусства в классической древности (VI–IV века до н. э.) и в Западной Европе со времен Ренессанса (с XV века) до начала ХХ столетия.
Многие поколения художников стремились сделать картины похожими на окружающий мир. Однако это не всегда было для них главным. Следует с осторожностью применять к произведениям искусства наши нынешние стандарты точности, поскольку вполне возможно, что их авторы руководствовались совсем иными целями. Средневековый мозаичист, стремившийся рассказать библейскую историю максимально убедительно, изобразил фигуры не так естественно, как, например, Бронзино, но сделал своих персонажей легкоузнаваемыми и разместил в центре композиции Христа, подчеркнув значимость не только его фигуры, но и его жеста. Более всего этот мастер стремился к ясности; он остерегался даже намека на неоднозначность, а сложность и сходство с тем, что мы считаем естественными человеческими чертами, показались бы ему лишь отвлекающими деталями.
Подобным образом и работы Поллока, автора картины Осенний ритм, столь рьяно стремившегося к самовыражению при помощи краски, нельзя судить с точки зрения сходства с природой, которое нисколько его не волновало. Он хотел передать характер своих чувств и не ставил перед собой цель задокументировать то, что его окружало.
Итак, хотя нам часто кажется важным, насколько похожа та или иная картина на реальность, нам стоит быть осторожнее и, прежде чем задаваться этим вопросом, удостовериться в его уместности.
Победный ветер. Ясный день. Кацусика Хокусай. 1830-1832 годы
Композиция
Четвертый способ восприятия картин заключается в том, чтобы рассматривать их с точки зрения композиции, то есть того схематического рисунка, который составляют в них формы и цвета. Например, внимательно присмотревшись к Аллегории Бронзино, мы увидим, что основная группа - Венера и Купидон - приблизительно напоминает своими очертаниями букву L, повторяющую угол картинной рамы. Кроме того, мы можем заметить, что живописец уравновесил эту L другой группой, по форме напоминающей ту же букву, но перевернутую: ее образуют фигура мальчика-Удовольствия, а также голова и вытянутая рука отца-Времени. Вместе две буквы L образуют прямоугольник, который надежно закрепляет изображение внутри рамы, тем самым придавая устойчивость очень сложной в целом композиции.
Композиция - это схематический рисунок, который составляют в картине формы и цвета
Теперь рассмотрим другие особенности композиции. Заметьте, что все пространство в картине Бронзино заполнено предметами и фигурами; глазу негде отдохнуть. Эта беспокойная активность форм связана с самим сюжетом произведения, который можно обозначить как смятение и неразрешимость. Любовь, Удовольствие, Ревность и Лживость переплелись в изощренный формальный и интеллектуальный узел.
Художник обвел фигуры жестким контуром, а лицам придал мягкую округлость. Персонажи картины будто сделаны из мрамора. Ощущение холодной жесткости подчеркнуто преобладающими оттенками - бледно-голубым и нежно-белым, с редкими вкраплениями зеленого или темно-синего. (Едва ли не единственным теплым оттенком является здесь красно-розовый цвет подушки, на которую оперся коленями Купидон.) Все эти особенности совершенно не соответствуют тому, что мы обычно связываем со сферой чувственности. Таким образом, жесты любви и страсти, обычно нежные или горячие, здесь переданы как расчетливые и хладнокровные.
Формальный анализ композиции произведения помогает нам лучше понять его смысл, а также оценить те приемы, при помощи которых художник достиг желаемого эффекта.
Разговор о картинах
В двенадцати главах этой книги мы рассмотрим картины, созданные в разное время и в разных странах. Сначала мы будем анализировать их с точки зрения сюжета, но постепенно начнем уделять больше внимания форме и композиции, особенности которых не так просто уловить с первого взгляда. По пути нам встретятся понятия, порой кажущиеся неожиданными, так как их невозможно соотнести ни с содержанием, ни с формой, но вместе с тем способные помочь понять художественное произведение, а значит, и получить от него удовольствие.
Мы не будем изучать связи между искусством и обществом, в котором оно создается, и выстраивать стили и направления в хронологическом порядке. Существует множество по истории искусства, обозревающих произведения в историческом контексте и прослеживающих эволюцию стилей во времени.
Для нас же самое главное - не просто смотреть на картины, но и говорить о них, ведь, как бы странно это ни звучало, простого созерцания недостаточно. Мы уверены, что единственный способ перейти от пассивного наблюдения к активному, проницательному ви дению - это поиск слов, необходимых для описания и анализа произведений искусства.
Летним вечером 1978 года в офис издателя Франко Мария Риччи в Милане, где я работал редактором в отделе иностранных языков, доставили увесистую посылку. Открыв ее, мы увидели вместо рукописи множество иллюстраций, изображавших огромное количество самых странных предметов, с которыми совершались самые причудливые действия. Каждый из листков был озаглавлен на языке, которого не узнал ни один из редакторов.
В сопроводительном письме говорилось, что автор, Луиджи Серафини, создал энциклопедию воображаемого мира, строго придерживаясь законов построения средневекового научного компендиума: каждая страница подробно иллюстрировала некую запись, написанную абсурдным алфавитом, который Серафини изобретал два долгих года в своей маленькой квартирке в Риме. К чести Риччи надо сказать, что он выпустил эту работу в двух роскошных томах с восхитительным предисловием Итало Кальвино теперь это один из самых любопытных известных мне сборников иллюстраций. «Кодекс Серафинианус», состоящий исключительно из придуманных слов и картинок, следует читать без помощи общепринятого языка, через знаки, смысл которых изобретает сам пытливый читатель.
Но это, конечно же, смелое исключение. В большинстве случаев последовательность знаков соответствует установленному кодексу, и только незнание этого кода может сделать ее прочтение невозможным. И все же, несмотря на это, я хожу по выставочным залам музея Ритбург в Цюрихе, разглядывая индийские миниатюры, изображающие мифологические сцены из сюжетов, о которых я ничего не знаю, и пытаюсь реконструировать эти сказания; я сижу перед доисторическими рисунками на камнях Плато Тассилин в алжирской Сахаре и пытаюсь вообразить, от чего спасаются бегством похожие на жирафов животные; я листаю японский журнал с комиксами в аэропорту Нарита и придумываю историю о персонажах, речь которых мне не суждено понять.
Если я попробую прочесть книгу на языке, которого не знаю - греческом, русском, санскрите - я, разумеется, ничего не пойму; но если книга снабжена иллюстрациями, то, даже не понимая пояснений, я обычно могу сказать, что они означают - хотя не обязательно это будет именно то, о чем говорится в тексте. Серафини рассчитывал на творческие способности своих читателей.
У Серафини был вынужденный предшественник. В последние несколько лет IV века святой Нил из Анкиры (ныне Анкара, столица Турции) основал монастырь неподалеку от родного города. О Ниле мы не знаем почти ничего: день этого святого празднуется 12 ноября, он умер около 430 года, был автором нескольких нравоучительных и аскетических трактатов, предназначавшихся его монахам, и более тысячи писем настоятелям, друзьям и прихожанам. В юности он учился у знаменитого Иоанна Златоуста в Константинополе.
На протяжении нескольких столетий, пока сыщики от науки не общипали его жизнь до голых костей, святой Нил был героем поразительной истории. Согласно сборнику VI века, который составлялся как житийная хроника, а теперь стоит на полках рядом с приключенческими романами, Нил родился в Константинополе в семье аристократов и стал префектом при дворе императора Феодосия Великого. Он женился и имел двоих детей, но потом, обуреваемый духовными терзаниями, бросил жену и дочь, и то ли в 390-м, то ли в 404 году (рассказчики этой истории вариативны в своей воображаемой точности) вступил в сообщество аскетов на горе Синай, где он и его сын Феодул вели затворническую и праведную жизнь.
Если верить «Житиям», добродетель святого Нила и его сына была так велика, что «вызывала ненависть демонов и зависть ангелов». Очевидно, недовольство ангелов и демонов привело к тому, что в 410 году на скит напали сарацинские разбойники, которые большинство монахов перерезали, а прочих, и среди них юного Феодула, забрали в рабство. По милости Божьей Нил избежал и мечей и цепей и отправился на поиски сына. Он нашел его в каком-то городке между Палестиной и аравийской Петрой, где местный епископ, тронутый набожностью святого, посвятил и отца и сына в священники. Святой Нил вернулся на гору Синай, где скончался в почтенном возрасте, убаюканный смущенными ангелами и раскаявшимися демонами.
Мы не знаем, на что был похож монастырь святого Нила и где конкретно он находился, но в одном из своих многочисленных писем он описывает образец идеального церковного убранства, который, как мы можем предположить, он использовал в собственной часовне. Епископ Олимпиодор советовался с ним о воздвижении церкви, которую он хотел украсить образами святых, сценами охоты, изображениями животных и птиц. Святой Нил, одобрив святых, заклеймил сцены охоты и животных, назвав их «праздными и недостойными храброй христианской души» и предложил изобразить вместо них сцены Ветхого и Нового Заветов, «рисованные рукой одаренного художника». Эти сцены, помещенные по обеим сторонам Святого Креста, по словам Нила, «послужат вместо книг неученым, расскажут им о библейской истории и поразят глубиной милости Божией».
Святой Нил думал, что неграмотные придут в его церковь и будут читать картины, как будто слова в книге. Он представлял себе, как они будут смотреть на чудное убранство, ничем не напоминающее «праздные украшения»; как они будут разглядывать драгоценные образы, связывая их с теми, что уже сложились у них в головах, придумывать истории о них или ассоциировать их с услышанными проповедями, а если прихожане будут все-таки не совсем «неучеными», то с фрагментами из Писания.
Два века спустя папа Григорий Великий высказывался в соответствии с взглядами святого Нила: «Одно дело поклоняться картине, и совсем другое - изучать с помощью картины Святое Писание. То, что письмо может дать читателю, картины дают людям неграмотным, способным воспринимать лишь зрением, ибо в картинах невежественные видят пример для подражания, и те, кто не знает грамоты, осознают, что некоторым образом способны читать. И потому, в особенности для простого народа, картины в чем-то сходны с чтением». В 1025 году Аррасский собор постановил: «То, что простые люди не могут узнать, изучая Писание, они способны получить, рассматривая картины».
Хотя вторая заповедь, данная Богом Моисею, специально указывает, что нельзя создавать «никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли», иудейские художники украшали религиозные объекты еще во времена строительства Храма Соломона в Иерусалиме. Со временем запрет стал соблюдаться строже, и художникам пришлось изобретать компромиссы, например, давать запретным человеческим фигурам птичьи головы, чтобы не рисовать человеческие лица. Споры по этому вопросу возобновились в христианской Византии VIII-IX веков, когда император Лев III, а позднее императоры-иконоборцы Константин V и Феофил начали бороться с иконами по всей империи.
Для древних римлян символ бога (как, например, орел для Юпитера) был заменой самого бога. В тех редких случаях, когда Юпитер изображался вместе со своим орлом, орел уже не был обозначением божественного присутствия, а становился атрибутом Юпитера, как, например, молния. Символы же раннего христианства имели двойственную природу, обозначая не только субъект (ягненок для Христа, голубь для Святого Духа), но и определенный аспект субъекта (ягненок как жертвенность Христа, голубь - как обещание спасения Святого Духа). Они не должны были читаться как концептуальные синонимы или просто копии божества. Их задача была графически расширить определенные качества центрального образа, прокомментировать их, подчеркнуть, превратить в отдельные сюжеты.
И, в конце концов, основные символы раннего христианства потеряли некоторые из своих символических функций и стали фактически идеограммами: терновый венец обозначал Страсти Христовы, а голубь - Святой Дух. Эти элементарные образы постепенно усложнялись, делаясь все более комплексными, так что целые эпизоды Библии стали символами определенных качеств Христа, Святого Духа или Девы Марии и в то же время иллюстрациями к некоторым священным эпизодам. Возможно, именно это богатство значений имел в виду святой Нил, когда предлагал уравновесить Ветхий и Новый Заветы, поместив сцены из них по обеим сторонам от Святого Креста.
Тот факт, что изображения сцен из Ветхого и Нового Заветов могут дополнять друг друга, даруя «неученым» Слово Божье, признавали уже и сами евангелисты. В Евангелии от Матфея очевидная связь между Ветхим и Новым Заветами упомянута не менее восьми раз: «А все сие произошло, да сбудется реченное Господом через Пророка». И сам Христос говорил, что «надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и псалмах». В Новом Завете есть 275 точных цитат из Ветхого Завета, плюс 235 отдельных ссылок.
Представление о духовном наследовании не было новым даже тогда; современник Христа, иудейский философ Филон из Александрии выдвинул идею о всепроникающем разуме, проявляющемся во все века. Этот единый и всеведущий разум упоминается и Христом, который описывает его как Дух, который «дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит», и связывает настоящее с прошлым и будущим. Ориген, Тертуллиан, святой Григорий Нисский и святой Амвросий художественно описывали образы из обоих Заветов и разрабатывали сложные поэтические объяснения, причем ни одно место в Библии не ускользнуло от их внимания. «Новый Завет, - писал святой Августин в самом знаменитом из своих двустиший, - сокрыт в Ветхом, тогда же как Ветхий раскрывается в Новом».
В то время, когда святой Нил давал свои рекомендации, в иконографии христианской церкви уже были разработаны способы изображения вездесущности Духа, Один из первых образцов таких изображений мы видим на двустворчатой двери, вырезанной в Риме в IV веке и установленной в церкви Святой Сабины. На створках изображены сцены из Ветхого и Нового Заветов, которые можно рассматривать последовательно.
Работа довольно грубая, и кое-какие детали стерлись за годы прикосновений рук пилигримов, но, что изображено на двери, все еще можно разобрать. С одной стороны - три чуда, приписываемых Моисею: когда сделал он сладкими воды Мары, появление манны во время бегства из Египта (в двух частях) и добывание воды из камня. На другой половине двери - три чуда Христа: возвращение зрения слепцу, умножение рыб и хлебов и обращение воды в вино на свадьбе в Кане.
Что бы прочел христианин середины V века, посмотрев на эти двери? В дереве, которым Моисей сделал сладкими горькие воды реки Мерры, он бы узнал Крест, символ Христа. Источник, как и Христос, был фонтаном живой воды, дающим жизнь христианам. Скала в пустыне, по которой ударил Моисей, также могла быть прочитана как образ Христа, Спасителя, от которого течет вода, как кровь. Манна предвещает пир в Кане Галилейской и Тайную вечерю. А вот неверующий, не знакомый с догматами христианства, прочел бы образы на дверях церкви Святой Сабины примерно так же, как, но мысли Серафини, читатели должны были бы понимать его фантастическую энциклопедию: создавая, на основе нарисованных образов, собственный сюжет и словарь.
Разумеется, святой Нил задумывал вовсе не это. В 787 году VII Церковный Собор в Никее постановил, что не только паства не может интерпретировать картины, представленные в церкви, но и сам художник не может придавать своей работе какого-либо частного значения. «Рисование картин не есть изобретение художника, - объявил Собор, - но провозглашение законов и традиций Церкви. Древние патриархи дозволили рисовать картины на стенах церквей: это их мысль, их традиция. Художнику принадлежит лишь его искусство, все остальное принадлежит Отцам Церкви».
Когда в XIII веке расцвело готическое искусство и картины на стенах церкви уступили место цветным стеклам и резным колоннам, библейская иконография перешла от штукатурки к витражам, дереву и камню. Уроки Писания теперь высвечивались лучами солнца, стояли объемными колоннами, рассказывая верующим сюжеты, в которых Ветхий и Новый Заветы тонко отражали друг друга.
И вот тогда, приблизительно в начале XIV века, изображения, которые святой Нил хотел поместить на стены, были уменьшены и собраны в книге. Где-то в низовьях Рейна несколько художников и граверов начали переносить перекликающиеся образы на пергамент и бумагу. В этих книгах, почти полностью составленных из соседствующих сцен, было очень немного слов. Иногда художники делали подписи с обеих сторон страницы, а иногда слова исходили прямо из ртов персонажей длинными лентами, очень похожими на облачка в сегодняшних комиксах.
К концу XIV века эти книги, состоящие из одних картинок, стали очень популярными и оставались таковыми на протяжении всего Средневековья в самых разных формах: тома с картинками на всю страницу, мельчайшие миниатюры, раскрашенные вручную гравюры и наконец уже в XV веке - печатные книги. Первые из них датируются приблизительно 1462 годом. В то время эти удивительные книги назывались «Bibliae Pauperum» или «Библия нищих».
По сути, эти Библии представляли собой большие книжки с картинками, где на каждой странице помещалось по одной или две сцены. К примеру, в так называемой «Biblia Pauperum из Гейдельберга» XV века страницы были разделены на две половинки, верхнюю и нижнюю. На нижней половинке одной из первых страниц изображено Благовещение, и эту картинку следовало показывать верующим в день праздника. Эту сцену окружают изображения четырех пророков Ветхого Завета, предвидевших Пришествие Христа - Давида, Иеремии, Исайи и Иезекииля.
Над ними, в верхней половине, даны две сцены из Ветхого Завета: Бог проклинает Змея в Эдемском саду, а рядом робко стоят Адам и Ева (Бытие, глава 3), а также ангел, призывающий к действию Гедеона, который расстилает на гумне стриженую шерсть, чтобы узнать, спасет ли Господь Израиль (Книга Судей, глава 37).
Прикованная к аналою, раскрытая на нужной странице, «Biblia Pauperum» показывала эти сдвоенные картинки верующим последовательно, день за днем, месяц за месяцем. Многие вообще не понимали слов, написанных готическим шрифтом вокруг персонажей; мало кто мог осознать историческое, аллегорическое и моральное значение всех этих образов. Но большинство людей узнавали основных персонажей и были в состоянии с помощью этих образов найти связь между сюжетами Нового и Ветхого Завета, просто благодаря тому, что они были изображены на одной странице.
Священники и проповедники, без сомнения, могли опираться на эти изображения, подкрепляя ими рассказ о событиях, украшая священный текст. А сами священные тексты читались вслух день за днем, на протяжении всего года, так что за свою жизнь люди множество раз прослушивали большую часть Библии. Предполагалось, что главная цель «Biblia Pauperum» была не в том, чтобы обеспечить книгой для чтения неграмотных прихожан, а в том, чтобы предоставить священнику нечто вроде суфлера или тематического руководства, отправной точки для проповеди, помогающей демонстрировать пастве единство Библии. Если и так (нет документов, которые бы это подтверждали), быстро выяснилось, как и с прочими книгами, что использовать ее можно по-разному.
Почти наверняка первые читатели «Biblia Pauperum» такого названия не знали. Его придумал уже в XVIII веке немецкий писатель Готхольд Эфраим Лессинг, сам увлеченный читатель, полагавший, что «книги объясняют жизнь». В 1770 году, нищий и больной, Лессинг согласился принять очень низкооплачиваемую должность библиотекаря у вялого герцога Брауншвейгского в Вольфенбюттеле. Там он провел восемь ужасных лет, написал свою самую знаменитую пьесу «Эмилия Галотти» и серию критических эссе о связи между различными формами театральных представлений.
Среди прочих книг в библиотеке герцога была и «Biblia Pauperum». Лессинг нашел на ее полях запись, сделанную явно более поздним шрифтом. Он решил, что книгу требовалось занести в каталог, и древний библиотекарь, опираясь на обилие рисунков и небольшое количество текста, счел, что книга предназначалась для неграмотных, то есть для бедных, и дал ей новое название. Как отмечал Лессинг, многие из этих Библий были украшены слишком пышно, чтобы их можно было считать книгами для бедных. Возможно, имелся в виду не владелец - то, что принадлежало церкви, считалось принадлежащим всем, - а доступность; случайно получившая свое название «Biblia Pauperum» уже не принадлежала одним лишь ученым людям и приобрела популярность среди верующих, которых интересовали ее сюжеты.
Лессинг также привлек внимание к сходству между иконографией книги и витражами в окнах монастыря Хиршау. Он предположил, что иллюстрации в книге были копиями витражей; и отнес их к 1503-1524 годам - времени служения аббата Иоганна фон Кальва, то есть почти за сто лет до «Biblia Pauperum» из Вольфенбюттеля. Современные исследователи все же полагают, что это не была копия, но сейчас уже нельзя сказать, была ли иконография Библии и витражей выполнена в едином стиле, разрабатывавшемся на протяжении нескольких веков. Тем не менее, Лессинг был прав, отмечая, что «чтение» картинок в «Biblia Pauperum» и на витражах, по сути, ничем не различалось и в то же время не имело ничего общего с чтением слов, записанных на странице.
Для образованного христианина XIV века страница из обычной Библии содержала в себе множество значений, о которых читатель мог узнать благодаря прилагающемуся комментарию или собственным познаниям. Читать можно было по желанию в течение часа или года, прерываясь и откладывая, пропуская разделы и проглатывая целую страницу за один присест. А вот чтение иллюстрированной страницы «Biblia Pauperum» проходило почти мгновенно, поскольку «текст» с помощью иконографии отображался как единое целое, без семантических градаций, а значит, время рассказа в картинках вынуждено было совпадать с тем временем, которое должен был затратить на чтение читатель.
«Важно учитывать, - писал канадский философ Маршалл Маклюен, - что старинные оттиски и гравюры, как современные книги комиксов, давали очень мало данных о положении объекта в пространстве или в определенный момент времени. Зрителю, или читателю, приходилось участвовать в дополнении и объяснении немногих подсказок, данных в подписи. Не многим отличаются от персонажей гравюр и комиксов и телевизионные образы, также почти не дающие сведений о предметах и предполагающие высокий уровень соучастия зрителя, которому приходится самому додумывать то, на что лишь был сделан намек в мозаике точек».
Что касается меня, то столетия спустя эти два типа чтения объединяются, когда я берусь за утреннюю газету: с одной стороны, я медленно просматриваю новости, статьи, продолжающиеся где-то на другой странице, связанные с другими темами в других разделах, написанные в разных стилях - от нарочито бесстрастного до едко иронического; а с другой стороны, почти невольно оцениваю одним взглядом рекламные объявления, на которых каждый сюжет ограничен жесткими рамками, использованы знакомые персонажи и символы - не муки святой Екатерины и не трапеза в Эммаусе, но чередование последних моделей «Пежо» или явление водки «Абсолют».
Кто были мои предки, далекие любители картинок? Большинство, как и авторы тех картинок, остаются неизвестными, анонимными, молчаливыми, но и из этих толп можно вычленить несколько отдельных личностей.
В октябре 1461 года, после освобождения из тюрьмы благодаря случайному проезду короля Людовика XI через город Менг-на-Луаре, поэт Франсуа Вийон создал длинный поэтический цикл, который он назвал «Большое завещание». Одно из стихотворений - «Молитва Богородице», написанное, как утверждал Вийон, по просьбе матери, содержит и такие слова:
Нища я, дряхла, старостью согбенна,
Неграмотна и, лишь когда идет
Обедня в церкви с росписью настенной,
Смотрю на рай, что свет струит с высот,
И ад, где сонмы грешных пламя жжет.
Рай созерцать мне сладко, ад - постыло.
Мать Вийона видела изображения прекрасного, полного гармонии рая и ужасного, кипящего ада и знала, что после смерти обречена попасть в одно из этих мест. Конечно же, глядя на эти картины - пусть и талантливо нарисованные, пусть и полные захватывающих подробностей, - она ничего не могла узнать о жарких теологических спорах, происходивших между Отцами Церкви в течение последних пятнадцати веков.
Скорее всего, ей был известен французский перевод знаменитой латинской максимы «Немногие спасутся, многие будут прокляты»; скорее всего, она даже не знала, что святой Фома Аквинский определял количество тех, кто будет спасен, как отношение Ноя и его семьи ко всему остальному человечеству. На проповедях в церкви ей указывали на картины, а ее воображение довершило остальное.
Как и мать Вийона, тысячи людей поднимали взгляд и видели картины, украшавшие стены церкви, а впоследствии еще и окна, колонны, кафедры и даже ризу священника, когда он читал мессу, а также часть алтаря и видели во всех этих картинах мириады сюжетов, объединенных одним целым. Нет никаких причин думать, что с «Biblia Pauperum» это происходило как-то иначе. Хотя некоторые с этим не согласны. С точки зрения немецкого критика Мауруса Берве, например, «Biblia Pauperum» была «абсолютно непонятна неграмотным».
Поэтому Берве считает, что «эти Библии скорее всего предназначались для ученых и клириков, которые не могли себе позволить приобрести полноценную Библию, или для „нищих духом”, не имеющих соответствующего образования и способных удовлетвориться этими заменителями». Соответственно и название «Biblia Pauperum» вовсе не означает «Библия нищих», а просто служило заменой более длинному «Biblia Pauperum Praedicatorum», то есть «Библия нищих проповедников».
Были ли эти книги придуманы для нищих или для их проповедников, на протяжении всего года они стояли раскрытыми на аналоях, на глазах у паствы. Для неграмотных, тех, кому был заказан путь в страну печатного слова, возможность видеть священные тексты в книгах с картинками, которые они могли узнавать, или «читать», очевидно, давала ощущение причастности, способности разделить с мудрыми и могущественными материальность Слова Божьего.
Видеть рисунки в книге - в этом почти магическом предмете, который в те времена принадлежал почти исключительно духовенству и ученым, - это совсем не то, что картины на стенах церкви, к которым они уже привыкли в прошлом. Как будто святые слова, которые до того принадлежали немногим, могущим делиться или не делиться ими по собственному желанию, вдруг были переведены на язык, который был понятен всем, даже «нищей и дряхлой» женщине, такой как мать Вийона.
